— Как дела, Пеппер?
— Мне нравится, как там об Уэйде написано, — сказал Лукас.
— Да, мы решили, что это будет правильно. Рад, что тебе понравилось.
— И вы убрали Карла.
Эйбл скривился:
— Да, убрали.
— И еще кое–что сняли, — заметил Лукас. — Там, за углом, раньше висела памятная доска. Она была о Карле?
— Нет, — сказал тренер. — Пару лет назад мы просили одного выпускника выделить деньги нашему отделу легкой атлетики. Отблагодарили его банкетом и установили большую доску в его честь.
— И что же случилось?
— Джаред Уэйлс. Помнишь его?
— У меня с именами плохо, — сказал Лукас.
— Бегал он неважно, но зато был бизнесменом. До прошлого года владел одной крупной компанией, — кровь прилила к круглому лицу тренера. — Возможно, ты видел его на соревнованиях. Богатенький мальчик, на «Корветах» рассекал.
— «Стингрей‑73».
— Точно.
— Вспомнил. Парень использовал фиктивные чеки…
Лукас кивнул, в памяти стали всплывать подробности той истории.
— Говорил, что получил деньги в наследство, но это было не так. А когда пришло время платить по счетам, он уехал на автомобиле в лес и вышиб себе мозги. Тогда мы и сняли эту доску.
— Да, я знал его, — снова кивнул Лукас. — Мы с ним даже пару раз говорили. Мне нравились его машины. Я ему так и сказал. Он казался самым приятным богачом в мире, пока мы болтали о «Корветах».
— На самом деле он вовсе не был таким уж приятным, — возразил тренер.
— Я о том и говорю, — Лукас вытер губы. — Мы всегда говорили об одном и том же: о машинах, о том, как классно ездить на скорости, правда, бензина не хватает даже тем, у кого есть деньги. Хороший такой разговор. Если бы он еще не менял тему. Он каждый раз заканчивал громогласным заявлением, что берет меня на работу.
— Тебя?
— Я должен был стать его личным тренером. Должен был готовить его к участию в соревнованиях по бегу, вроде трехчасового марафона или типа того. А он собирался мне платить. Каждый раз называл цифру, и каждый раз цифра становилась все солиднее. Безумнее. А еще он должен был сбросить пять килограммов, или десять, а то и все пятнадцать. А я должен был бежать вместе с ним разные сверхмарафоны — через весь штат Колорадо или подняться на эту гору в Африке. Килиманджаро, что ли?
— Лукас Пеппер, личный тренер, — сказал Эйбл со смехом.
— Да, мистер Дисциплина. Это я, — Лукас покачал головой. — Само собой, это был просто треп. Это было всем понятно. Когда он говорил на такие темы, то всегда улыбался. Улыбка умника, который всем заправляет. Для него было главным показать, что у него достаточно денег, чтобы купить меня с потрохами. Причем в любой момент, стоит ему только захотеть. И я должен был это знать.
Тренер кивнул. Он ждал продолжения.
— В программе полно таких людей, как он, — сказал Лукас. — У анонимных алкоголиков, я имею в виду. Это пьяницы и забулдыги, которые врут почем зря обо всем на свете, лишь бы не выдать тайну и не сознаться в пьянстве. Такое у меня сложилось впечатление от этого парня на «Стингрее». От его сияющей улыбки. От того, как бегали его глаза, как он отводил взгляд, рассказывая о чем–нибудь. О чем угодно.
— Он был неисправимым лжецом.
— Наверное.
— Нет, это выяснилось уже после самоубийства. У Джареда Уэйлса была богатейшая биография, но значительную ее часть он выдумал.
— Это многие пытаются делать, — заметил Лукас.
— Но ты видел его насквозь.
Лукас пожал плечами.
— И как? Ты кому–нибудь говорил о своих догадках?
— Да, было дело, — Лукас кивнул, глядя на трек. Сейчас он готов был бежать. — Однажды я рассказал кое–кому о том, что увидел в этом парне.
Главное — это тропа. Мимо проплывают деревья, кустарники, далекие блики солнца на воде — все ничто, не имеет значения. Реальностью здесь является мокрая черная полоса плотно утрамбованной земли, которая извивается и загибается сама по себе. Главное — на что наступать и куда ставить ногу в следующий раз. Вот промелькнул указатель — желтая буква «С» перечеркнута стрелой, нацеленной на юго–запад. Тропа то сужается, то теряется, то снова расширяется: здесь земля размыта водой, и за пару шагов к подошвам липнет грязь. Бегуны немного замедляют ход. Лукас впереди. Затем тропа уходит вверх и резко влево, темп все увеличивается и увеличивается, и негромкий гортанный голос за спиной пытается сказать что–то умное, но для чего–то умного нужен воздух, а его не хватает. Джегер довольствуется невнятными жалобными ругательствами.
В двух шагах впереди Лукас легким аллюром перескакивает через выпирающие корни и гору плотной грязи. Молния на голубой ветровке расстегнута, болтается и звякает на ветру. Рукава засучены выше локтя. И вязаная шапочка, и волосы у него уже мокрые от пота, но лицо абсолютно спокойно. Он смотрит под ноги, лишь иногда бросает взгляды по сторонам и внимательно вслушивается в звуки шагов за спиной.
Джегер бежит медленнее, отстает еще на один шаг.
Ясеневая протока круто изгибается, а затем снова выпрямляется, указывая точно на восток. Русло широкой мелководной реки забито поваленными деревьями, и энергично журчащая вода течет в противоположную сторону, а тропа парит рядом — гладкая и прямая. Лукас ускоряет шаг, и вдруг журчание воды пропадает. Нескончаемый ветер все еще дует, но Лукас уже не слышит шелеста листьев на деревьях, и того, как слабеющие ноги Джегера начинают шаркать по земле, он тоже не слышит. Откуда–то возникает сильная длительная вибрация, земля сотрясается. Лукас пригибает голову и поворачивается к Джегеру, который с вопросительной интонацией произносит всего одно слово. Тогда Лукас замедляет бег — лишь для того, чтобы проорать то же самое слово в ответ.
— Поезд! — кричит он.
Река уходит вправо, почти прижимаясь к старому железнодорожному полотну. Прошлогоднее наводнение угрожало путям, и администрация железной дороги завалила черными валунами тропу до самого берега реки. Большой двуногий указатель преграждает путь к полотну: суровое предупреждение тем, кто по глупости решится посягнуть на собственность железной дороги. Лукас взбирается по камням, высоко поднимая колени, съезжает вниз вместе с парой катящихся валунов, бросает взгляд туда, где река, и видит, как солнечный
