В этом слабом и жалком «передумал» и крылась главная причина, побуждавшая Эрнеста настаивать… Он не хотел чувствовать себя трусом, спрыгнувшим с подножки в последний момент. Сходить в церковь, поставить свечку, помолиться за душу Шаффхаузена, как советовал Жан, возможно, было бы хорошим компромиссным решением, но это было совсем не то же самое, что увидеть и услышать дорогую тень, и хотя бы в галлюцинации, но сказать ей все, чего не успел при жизни. Художнику казалось, что если он сейчас пойдет на попятную, это будет равносильно предательству старого друга.
В назначенный час — три пополудни — Эрнест Верней перешагнул порог маленького домика мэтра Клода… и как будто сразу попал на ведьминскую кухню.
Бог знает, как садовнику это удалось, но только он полностью преобразил свое жилище, и не оставил в нем никаких следов двадцатого века, по крайней мере, в прихожей и большой комнате, служившей одновременно и кухней, и гостиной. Все стены были задрапированы темной тканью, увешаны пучками трав и мешочками с ароматическими сборами, тут и там висели картинки религиозно-мистического содержания, были начертаны мелом каббалистические символы, по всем углам воткнуты свечи и бумажные фонарики. На середину комнаты Клод вытащил большие деревянные козлы, а сверху на них пристроил набитый соломой тюфяк…
Стулья были куда-то вынесены, из прочей мебели остался только кухонный стол, колченогий табурет и кое-какая хозяйственная утварь. Ни телевизора, ни радиоприемника, ни даже телефонного аппарата нигде не было видно. Ставни были плотно закрыты, электрический свет не горел, и густой полумрак рассеивала только большая лампадная свеча, горящая на столе. Она изрядно чадила, и кольца грязноватого дыма расползались во все стороны, как воздушные черви…
Антураж был весьма подходящим для наркотического трипа, но в равной степени он подошел бы и для съемок фильма ужасов, и по спине Эрнеста пробежал неприятный холодок… Все это до странности напоминало недавнее приключение в шале, может быть, всему виной был странный запах, который издавали травы -острый и сладкий, смешанный с запахом древесины и свежей земли, с легким оттенком гниения…
— Мэтр Клод? Где вы? — нерешительно позвал художник, борясь с желанием выйти наружу; если бы Клод не отозвался, он именно так бы и поступил, но певучий голос горбуна сразу же донесся из глубины дома:
— Месье виконт… прошу вас… присядьте… располагайтесь… я уже иду. Только найду чистое полотенце…
«Полотенце?.. А… ну да. Это разумно…»— отстраненно подумал Эрнест и, стараясь дышать ртом, чтобы избавиться от въедливого травяного запаха, сел на табурет возле стола. Голова немного кружилась, комната как будто увеличилась в размерах, утратила острые углы и стала напоминать отражение в кривом зеркале…
«Хм, странно… это похоже на начало грибного трипа, но ведь… мы еще не начали, я ничего не пил, ничем не мазался… наверняка это мое воображение… Шаффхаузен всегда удивлялся моей способности входить в транс — и шутил, что из меня мог бы выйти хороший медиум, а из него — гипнотизер, и сто лет назад мы с ним могли бы заработать состояние, выступая в паре…»
— Иду, иду, месье Верней… минуточку… — снова послышался певучий — до странности певучий — голос, и в ушах у Эрнеста словно забил маленький барабан и зазвенели колокольчики на шутовской погремушке…
Комната продолжала меняться: стены раздвигались, становясь все более кривыми, потолок задрожал и приподнялся, как крышка кастрюли — за ним художник увидел бездонное черное небо, сплошь усыпанное звездами, хотя на дворе еще должен был стоять белый день.
Рот наполнился слюной, на языке появился металлический привкус, по лицу поползли липкие струйки пота. Одежда показалась душной и нестерпимо тесной, она врезалась в кожу и причиняла боль, как туника Геракла, пропитанная ядом лернейской гидры.
Эрнест хотел встать, то ли за тем, чтобы раздеться, то ли за тем, чтобы плюнуть на все это и убежать прочь, но пространство качалось перед глазами, пол дыбился, и он вздохнул с облегчением, когда на плечи ему легли сухие ладони, и ласковый голос тихо сказал:
— Снимите одежду, месье виконт… Я вам помогу. Иначе мне не натереть вас волшебной мазью.
— Черт возьми… мэтр… Клод… она у вас тут в воздухе растворена, что ли?.. — Эрнест с трудом повернул одеревеневшую шею и увидел горбуна, голого до пояса, в коротких черных штанах, под которыми обозначался приличный стояк, и с лицом, наполовину закрытым странной кожаной полумаской, чем-то похожей на предмет из обихода венецианского Доктора Чумы.
— Снимайте же одежду, месье виконт… Пора приступать, если вы не передумали путешествовать по стране призраков.
— Давайте вашу мазь, мэтр. Думаю, что я и сам смогу ею намазаться. Вы… просто побудьте рядом, как мы и договаривались.
Эрнест запоздало подумал, что затея с трипом может обернуться весьма непристойным образом, и, не исключено, что мэтр Клод на это и рассчитывал с самого начала — принять активное участие в сексуальной оргии с эзотерическим окрасом… Старик и горбун вовсе не то же самое, что импотент и кастрат. Увы, когда они с Клодом обсуждали свойства растений, меняющих сознания, природу тонкого мира и возможности попасть туда с помощью алхимии и магических составов, художнику и в голову не пришло оговаривать какие-либо телесные ограничения на время сеанса, или интересоваться постельными предпочтениями маленького садовника.
«Что ж…придется сделать это сейчас…» — преодолевая звон в ушах и легкую тошноту, Эрнест взял из рук Клода плоскую баночку с мазью, и, насколько мог внятно, проговорил:
— Мэтр, я прошу прощения, если ввел вас в некоторое заблуждение насчет своих намерений… Они… совершенно чисты… Я всего лишь хочу ненадолго выйти за пределы тела и благополучно в него вернуться. Я надеялся на вашу помощь… что вы просто побудете рядом и сумеете меня разбудить, если я не справлюсь сам.
— Да, месье Верней. Не тревожьтесь. — сухие ладони снова легли на его плечи и сжали с неожиданной силой. — И мои намерения совершенно чисты. Я помогу вам выйти за пределы тела, обрести вашу истинную суть… родиться заново, родить самого себя…
Голос Клода стал низким, трубным, как у архангела Михаила, вещающего Жанне д’Арк, а пальцы превратились в побеги плюща, начавшие стремительно оплетать Эрнеста, лишая воли, побуждая отринуть разум и поскорее поддаться чародейскому сну.
Потолок рассыпался, стены с грохотом рухнули, и Эрнест оказался в черном беззвездном пространстве, холодном и душном, в полном одиночестве… Пустота окружала его
