Это была та самая «тьма внешняя», которой его пугали наставники в католической школе, и он был бы рад услышать любой звук, хотя бы и плач и скрежет зубовный — но вокруг царила мертвая тишина. Ни Бога, ни дьявола, ни лучика света, ни струйки воздуха, и даже одинокий человеческий голос, его собственный голос, не мог бы звучать здесь… Здесь попросту не было НИЧЕГО.
«Так неужели… неужели это все-таки правда?.. И за гранью физического мира, там, куда уходит душа, нет ничего, кроме пустоты и колыхающейся черной тьмы?..»
Сердце Эрнеста сжалось и, едва не лопнув от жгучей боли, зачастило, как метроном, из глаз хлынули слезы, пахнущие кровью и обжигающие, точно кислота…
— Соломон… Соломон!.. — воззвал он из самой глубины, de profundis, как ребенок, зовущий мать, как грешник, молящий о помиловании, и снова крикнул, не зная, кого зовет на сей раз — Бога, отца или Шаффхаузена:
— Помоги моему неверию!..
Холод сменился жарким и липким теплом, что-то мягкое обволокло тело, перед глазами мелькнул яркий свет — и Эрнест сперва ощутил, а потом увидел себя лежащим в густой и мягкой зеленой траве, под цветущим деревом, среди прекрасного сада…
— Где я?.. Что это за место? — спросил он одними губами.
— Это Сад наслаждений, — ответил ему голос, похожий на голос Шаффхаузена. — И ты, мой мальчик, найдешь здесь все, что тебе нужно, все, что искал… И получишь ответы на все вопросы.
Комментарий к Глава 20. Сад наслаждений
Визуализации:
1. Эрнест и Соломон, примирение (18+)
https://a.radikal.ru/a03/1905/d6/a3d5c2c0093a.jpg
2. “Сад наслаждений”
https://a.radikal.ru/a41/1905/81/cbad5addddce.jpg
3. Эрнест в наркотическом трипе:
https://c.radikal.ru/c25/1905/aa/dfc598054ca5.jpg
4. Соломон в мрачном предчувствии:
https://c.radikal.ru/c25/1905/9c/84e432732bb8.jpg
========== Глава 21. Кружить в пустоте ==========
Он был всем моим миром
И даже больше,
В одиночестве я выкрикиваю его имя
В минуты смятения
Он заставляет меня
Кружить в пустоте, пустоте,
Кружить в пустоте, пустоте,
Кружить в пустоте,
Заставляет меня кружить в пустоте,
Пустоте, пустоте, пустоте, пустоте,
Кружить в пустоте,
Кружить в пустоте,
Он заставляет меня кружить, кружить,
Кружить в пустоте
Индила
Антиб, Жуан-ле-Пен, август 1974 года.
— Очень жарко, — сказал Эрнест: стоя на палубе моторной яхты, он глядел на алое солнце из-под полусогнутой руки, и представлял, какое жидкое пламя польется на них с небес, если Шаффхаузен все-таки уговорит его, и они выйдут в море.
— Просто адская жара… Вы уверены, док, что рыбалка в заливе в такую погоду — хорошая идея? Мы скорее поймаем сердечный приступ, чем тунца.
— Я уверен, Эрнест, что это самая лучшая погода для рыбалки, — серьезно ответил Шаффхаузен и по своему обыкновению трижды кивнул головой — солидно и весомо, как подобает эксперту. — Прогулка пойдет вам на пользу… выжжет токсины и ускорит очищение организма. И вас наконец-то перестанут мучить кошмары и суицидальные мысли.
— Нуууу… если вы так говорите… то не смею спорить. — художник усмехнулся и, стащив с головы соломенную шляпу, изысканно поклонился наставнику:
— Готов следовать за вами, док, куда угодно, хоть через все круги ада, прямо в пасть Люцифера!
— Нет, так далеко мы не пойдем, — Шаффхаузен усмехнулся в ответ, глаза его странно блеснули за стеклами дорогих очков в тонкой оправе. — Наша точка невозврата гораздо ближе, чем вы думаете, месье Верней…
— Точка невозврата?.. Вы ошиблись, док… вы ведь хотели сказать — точка возвращения, да?
— Нет, Эрнест, я не ошибся. Я подразумевал именно то, что сказал — точку невозврата. Но не бойтесь, вы ведь со мной, мой мальчик.
— Когда же мы отплываем?
— Немедленно.
Шаффхаузен взмахнул рукой, делая знак рулевому сниматься с якоря и заводить мотор, и, указав на поднос, стоявший рядом с ним на круглом столике, предложил Эрнесту стакан с ледяным кампари. Художник нехотя отхлебнул вермут — на вкус не слаще абсента — и не сдержал гримасы от смеси апельсиновой горечи, резких нот лесных трав, пепла и земли… (1)
Яхта вышла из марины, быстро набрала ход и взяла курс в открытое море. Белоснежное судно летело, как ласточка, взрезая носом гладкие лазурные волны, и все дальше удалялось от берега, так что очень скоро пляж, яхты, крепостная стена, отели и виллы стали почти неразличимы в лилово-золотистом мареве.
— Когда же мы будем ставить снасти, доктор? -поглядывая на Шаффхаузена, дремавшего в шезлонге, как вальяжный кот, спрашивал Эрнест, и удивлялся, как сильно колотится сердце — словно вот-вот разобьет грудную клетку и, обернувшись птицей, улетит в небо…
— Всему свое время, мой мальчик, — улыбался Шаффхаузен, не открывая глаз — но художник точно знал, что этот мудрец и с закрытыми глазами видит насквозь всех и все вокруг, и не упускает ни одной мелочи:
— Всему свое время… Рыба приплывет, и войдет в наши сети, и мы поймаем ее. Будь уверен. Ну, а пока что — почему бы тебе не искупаться? День и в самом деле жаркий, зато вода прохладная и чистая, она освежит тебя и поможет яснее мыслить.
— Значит, вы по-прежнему считаете меня безумцем, док… — вздохнул Верней и бросил взгляд за борт: нырнуть в синюю глубину действительно очень хотелось, но что-то удерживало его рядом с Шаффхаузеном. Море было ласковым, как материнские объятия, и все же таило в себе смутную угрозу: оно наверняка помнило, что Эрнест хотел принести себя в жертву Йемайе, Матери Рыб (2), но передумал… передумал не без участия доктора, хотя главной причиной, конечно, был другой человек. Теперь этот человек, подаривший желание жить, тоже оставил Эрнеста… и кто знает, может быть, море воспользуется случаем, чтобы забрать свое.
И он повторил снова — теперь уж в форме вопроса, хотя и не был уверен, что хочет знать ответ:
— Вы считаете меня безумцем?..
Шаффхаузен повернул голову и посмотрел на него сквозь темные очки:
— Не безумцем. Мечтателем… неистовым мечтателем. Это в своем роде тоже безумие, но неопасное… пока вы прочно врастаете в реальность… рисуете картины, влюбляетесь, пытаетесь строить отношения, разъезжаете по миру, трогаете его руками, пробуете на вкус… до тех пор, пока вы делаете все это, упиваетесь жизнью и принимаете ее дары, даже сопряженные с болью — я за вас относительно спокоен.
— А… потери? — Эрнест проглотил душный комок в горле: слишком много боли скрывало в себе это короткое слово… — Как же потери? Я… я ненавижу терять… особенно дорогих мне людей… но всегда теряю…
— Да… потери. Вы все еще плохо их переносите, вы обижаетесь на Бога, на жизнь… и все-таки вы научились с ними справляться самостоятельно.
