***
Соломон вернулся домой на два часа раньше обычного. Выезжая из клиники, он не стал звонить, рассчитывая сделать Эрнесту сюрприз — и заняться любовью, как это обычно случалось с ними в любой неурочный промежуток свободного времени.
Сюрприза не вышло, поскольку сам художник куда-то сбежал, и, конечно, не оставил записки, в какие пределы Лазурного берега его повлек очередной творческий импульс или обыкновенная скука… Этюдник был на месте, ящик с красками тоже, значит, Эрнест не отправился на вершину холма, чтобы рисовать акварелью виды Старого города в закатном свете, и не пошел на Английскую набережную изображать уличного художника (это была его любимая игра).
Отсутствие машины в гараже прозрачно намекало, что Торнадо вообще уехал из Ниццы, скорее всего в сторону Валлориса, несмотря на клятвенное обещание не делать этого в одиночку… но как удержать ветер, вечно рыщущий в поисках приключений и вдохновения?.. Невозможно, не стоит и пытаться.
Последствия заточения в подвале шале все еще давали себя знать, прорываясь то кошмарными снами, то мигренями, то внезапным подъемом температуры, и Райх все еще был на свободе, где-то скрывался, полиции так и не удалось напасть на его след — но Эрнест упорно не желал подчинять свою жизнь химерическим угрозам. Он боялся не опасности как таковой, а страха перед нею, отвратительного и унизительного чувства, не достойного потомка крестоносцев.
Соломон крайне удивился, когда во время очередного спора на тему безопасности его возлюбленный вдруг вспомнил свое аристократическое происхождение и заявил, что «в роду Сен-Бризов никогда не было трусов, и я не собираюсь становиться первым!» Робкие возражения Кадоша, что осторожность и превентивные меры защиты отнюдь не синоним трусости, но признаки рационального поведения, были с негодованием отвергнуты.
— Пойми, Соломон: если Райх заставит меня запереться в комнате и вздрагивать от каждой тени или громкого звука, значит, он добился, чего хотел… Если ты из-за него, при одном его имени, превращаешься в параноика — он добился, чего хотел… Если у Лиса будет случаться паническая атака каждый раз, как ты или я не отвечаем на телефонный звонок — он добился, чего хотел… Но я ему такого не позволю, слышишь? Этот паук может ползать где угодно и строить любые планы, но помешать нам с тобой жить нормальной жизнью… вот уж дудки!
При всей своей природной несобранности и склонности за считанные минуты обращать в хаос любой строгий порядок, Эрнест умел проявлять последовательность в решениях. Сегодняшняя отлучка в неопределенном направлении и на неопределенное время была, вероятно, очередным пунктом программы «Райх не будет контролировать мои прогулки и поездки».
«Что ж, я сам виноват: надо было все-таки позвонить ему в обед и сказать, что я освобожусь очень рано… с другой стороны, он ведь мог уехать и с самого утра, сразу за мной… »
Соломон вздохнул, аккуратно поставил в шкаф рабочий портфель, повесил на вешалку пальто и с грустью огляделся по сторонам. Новая квартира (они сняли ее два месяца назад, когда решили переехать с тихой и узкой рю Пэрольер на оживленную рю де ла Бюффа) без Эрнеста сразу показалась пустой и чересчур просторной. От белых стен веяло ноябрьским холодом, и даже яркие цветовые пятна картин, развешанных тут и там, не спасали ситуацию.
«Поздравляю вас, доктор Кадош… Ваша любовная зависимость прогрессирует, и организм, привыкший к наркотику «Торнадо», закономерно требует повышения дозы… Ну что ж, в таком случае, вам остается только засучить рукава и прилежно взяться за приготовление ужина».
Он быстро принял душ, побрился и переоделся в домашнюю одежду -длинную вишневую рубаху-кимоно и свободные штаны из черного шелка, напоминавшие хакаму. Этот живописный наряд был скроен и сшит на заказ, в модном ателье, по собственноручным эскизам Эрнеста.
Кадош поначалу с иронией воспринял идею возлюбленного превратить его в подобие персонажа «Семи самураев», но костюм, идеально севший на фигуру, оказался настолько удобным, что тело с первой примерки застонало от восторга… Теперь Соломон сам не променял бы этот особенный комплект, исполненный строгого изящества, на более простые и скучные вещи.
Помимо всех прочих достоинств, подарок Торнадо был несомненным проявлением любви и нежной заботы, и усталый Сид, облачаясь по вечерам в теплый и легкий шелк, в цвета вишни и ночного неба, неизменно чувствовал негу и успокоение — как будто его обнимали ласковые руки любимого.
Войдя на кухню, Соломон прежде всего изучил запасы продуктов в шкафу и холодильнике, и задумался, что бы такое приготовить для своего цыгана, никак не желающего сидеть дома (и уж тем более, стоять у плиты…). Колебания были недолгими. Луковый суп, полента с креветками, овощной киш — все три блюда пользовались большой любовью Эрнеста, и Соломон не видел причин, почему бы не пригласить эту компанию составить гастрономический ансамбль на обеденном столе. В кордебалете могли отлично выступить эльзасское пино гри (для начала), итальянское каберне совиньон (к поленте и кишу), ну и, пожалуй, мускат…
Требовалось время, чтобы должным образом подготовить овощи, запечь поленту и сделать масляную крошку для основы пирога, но по расчетам Кадоша, он как раз успеет закончить с готовкой до возвращения Эрнеста, если только тот не опоздает. Или не позвонит, чтобы смущенным тоном поведать, что встретил на Кур Салейя Жана и Карло, и они пригласили его поесть спагетти и пиццы в «Фаволе», и поэтому «прости, пожалуйста, ужинай без меня, не сиди голодным, но к десерту я непременно буду…»
Соломон нахмурился: размышлять на эту щекотливую тему совершенно не хотелось, и он предпочел сосредоточиться на варке бульона и шинковке лука вместе с прочими дарами Помоны и Цереры. Бокал монтепульчано, налитый им себе в качестве аперитива, и вечерняя новостная программа, начавшаяся по телевизору, неплохо скрашивали ожидание.
Вполуха слушая бормотание телевизора, Соломон привычно фильтровал поток информации — полезное и бесполезное, важное и неважное. Новости внешней политики, репортажи из «горячих точек», сводки о состоянии фондового рынка (падение цен на нефть понемногу принимало катастрофический характер), экономические прогнозы (как всегда, неблагоприятные…), планы приватизации, очередные трения между Шираком и Миттераном, очередной драконовский законопроект, направленный против иммигрантов, и другой — о расширении полномочий полиции и спецслужб, очередные восхитительные инициативы консерваторов, направленные на восстановление семейных ценностей и морального порядка…
«Мда, хорошо, что Торнадо этого не слышит…» — подумал Соломон, и тут же в ярких красках представил, какой негодующей речью разразился бы Эрнест, тяжело переживавший недавнее поражение социалистов на выборах и смену социал-демократического курса
