***
Граф де Сен-Бриз, вежливо отклонивший официальное приглашение на праздник Кадошей, тем не менее прислал на виллу «роллс-ройс». Следуя строгим указаниям, водитель должен был забрать младшего Сен-Бриза и его даму с утомительного торжества и непременно доставить обоих в «Сюисс Мажестик», доставить как можно скорее, никуда не сворачивая и не заезжая по дороге, и сразу же отчитаться патрону о выполнении задания.
«Позвоните мне в номер, я, скорее всего, не буду спать… но если и буду — не страшно, не вздумайте ждать до утра. Я должен точно знать, что виконт и мадемуазель Бокаж прибыли в отель в целости и сохранности… они оба еще слишком слабы для бурных светских развлечений».
Мирей наверняка посмеялась бы, узнай она о тревогах графа — она превосходно провела время и ни капельки не устала, ни от танцев, ни от болтовни, ни от фотовспышек, ну, а комплименты, щедро расточаемые мужчинами, и вовсе подействовали на нее как живая вода. Она покидала праздник неохотно, как ребенок, не успевший доесть торт, и призналась Эрнесту, что с большим удовольствием протанцевала бы до самого утра, со всеми доступными принцами, послав куда подальше фею-крестную с ее премудрыми советами.
Эрнест понимающе улыбался и вроде бы соглашался с альтернативным сценарием, но это не помешало ему церемонно свести даму с крыльца, усадить в машину и самому занять место рядом с ней. Отцовские приказы и призывы к порядку не действовали на него даже в отрочестве, а во взрослом возрасте и вовсе могли только рассмешить или разозлить; но сегодня он был рад наивности графа и вдохновенно разыгрывал перед Мирей послушного и благонравного сына.
Женщина жарко прильнула к нему в темноте автомобильного салона и прошептала на ухо недвусмысленное приглашение:
— Раз нам не дают повеселиться до утра, не хочешь ли подняться ко мне и выпить кофе? Ведь мы давно не дети, и как-то досадно ложиться в кровать только ради сна…
Эрнест вздохнул, погладил свою спутницу по плечу и сокрушенно ответил:
— Увы, моя дорогая, рад бы, но не могу… Отец шантажирует меня своей бессонницей и высоким давлением, и я уже обещал провести остаток ночи в его апартаментах, с нардами и ромашковым чаем… Отвратительная гадость, но что поделать. Он у меня большой любитель восточного стиля и обожает разыгрывать османского султана, так что мне остается только проявлять покорность, подобающую шахзаде.
— Ммммм… как изысканно… — прошептала Мирей, ластясь, как большая кошка, но все же не переступая границы приличий: что-то в голосе Эрнеста остудило ее пыл и напомнило, что час действительно поздний. — Жаль, что меня не берут одалиской в ваш сен-бризовский гарем…
— Одалиской? Ну что ты, Мирей. Такая женщина, как ты, должна сидеть на троне, а не служить забавой для пресыщенных развращенных владык. Ты подобна райскому цветку: им можно любоваться, но нельзя сорвать.
— Ах, перестань! — она шутливо шлепнула его по губам. — Знаю я тебя, хитреца… Ты как японская гейша, манишь и дразнишь, но попробуй притронуться хоть пальцем без особого разрешения… хорошо, что ты не мой любовник, я бы тебя давным-давно пристрелила из ревности… или застрелилась сама.
— Да, Мирей. Тут тебе действительно повезло. Я не умею делать женщин счастливыми, уж прости. Но зато умею быть хорошим другом. Ты теперь это знаешь, правда?
Она рассеянно кивнула, задумавшись о чем-то своем, прикрыла глаза и надолго умолкла… Эрнест понадеялся, что дама задремала и просидит молчаливой паинькой до самого отеля, но Мирей не была бы Мирей, откажись она с такой легкостью от мужского внимания. Львица просто переводила дыхание и лениво потягивалась, прежде чем выпустить когти и ухватить податливую дичь.
— Эрнест… раз уж мы с тобою друзья… ответь мне на один вопрос, только честно.
— Отвечу, если смогу. Что тебя интересует? — он догадывался — что, и не ошибся:
— С кем из Кадошей у тебя роман?.. Нет, нет, не дергайся, я помню все, что ты мне рассказывал, и все понимаю, на самом деле понимаю… но кто из двоих нашел нас в подземелье, Соломон или Исаак?.. Я знаю официальную версию, я тоже подписывала полицейский протокол, но… они же меняются, когда захотят, и с удовольствием водят окружающих за нос. Мне надо знать, кто из них свободен.
— Они оба заняты.
— Ну перестань!.. Ты ведь не будешь утверждать, что спишь сразу с обоими? Я все равно не поверю!
— Ты действительно хочешь, чтобы я сказал правду?
— Конечно. Мне надо точно знать, каковы мои шансы с близнецами.
— Нулевые. Они оба играют за мужскую сборную. Поверь.
— О… вот как… — такой ответ ее явно не устроил, и она возразила: — Знаешь, той ночью в Валлорисе, на вилле… один из них замечательно сыграл за женскую… Но я до сих по не уверена, кто это был!.. Исаак — или Соломон?.. С кем ты — с доктором или с танцовщиком?.. Зная тебя, я бы скорее поставила на танцовщика, ведь доктор Кадош такой редкостный педант и зануда!..
В груди Эрнеста заворочалось глухое раздражение, весьма похожее на то, что будили в нем назойливые расспросы Ирмы о любовниках, вкупе с попытками конкурировать за одних и тех же парней (в подобных состязаниях она всегда продувала, но это ее не останавливало). Он прикусил язык, чтобы не сморозить непростительную грубость, намекнув мадемуазель Бокаж, что для жертвы изнасилования ее чересчур быстро стали волновать постельные дела, и полез за сигаретами:
— Ты не против, если я покурю? Мой строгий доктор против, говорит, это ослабляет сосуды, но мне легче перестать пить и есть…
Мирей хихикнула:
— Твой строгий доктор… как это мило звучит… да, мне тоже все в один голос советуют отказаться от вредных привычек, ну, а я настроена совсем иначе: хочу попробовать в жизни все! Особенно теперь, когда точно знаю, что жизнь может закончиться в любой момент. Так что я покурю с тобой.
Эрнест протянул ей открытую пачку, подождал, пока она придирчиво выберет среди совершенно одинаковых сигарет ту самую, что сочтет идеальной, и помог прикурить.
Темный салон, мужчина и женщина в нарядной одежде, склонившиеся друг к другу, танцующие змейки синеватого дыма, красноватые тлеющие огоньки сигарет… Это было красиво и атмосферно, как в романе Ремарка или современной кинодраме. Мирей от души наслаждалась романтическим моментом. Тревоги и скрытая печаль ненадолго оставили ее, она чувствовала себя желанной и прекрасной.
Эрнесту нужно было выиграть всего несколько минут, оставшихся до конца маршрута,
