— Наконец-то могу нормально дышать!.. — адское устройство перестало врезаться в бока и в живот, и он с болезненной гримасой принялся растирать себя, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. Кожу сразу же защипало и закололо, как будто в нее втыкались сотни булавок, а ноги, когда Эрнест попробовал встать, послушались не сразу… но он повторил попытку и, держась за стену, выпрямился во весь рост.

— Ты готов идти? — спросил Исаак, по-прежнему сидевший на полу, потому что Мирей не разжимала судорожных объятий и не давала сделать ни одного лишнего жеста, а стоило ему пошевелиться, начинала хныкать.

— Я-то готов, но она не может… Ты же видишь… — пробормотал Эрнест и отвел глаза от женщины: чувство вины перед ней жгло его каленым железом.

Голос Лиса тут же стал резким и сухим — точь-в точь как голос Сида, когда он был чем-то рассержен:

— Значит, мы ее понесем. Нельзя терять ни минуты! Здесь полным-полно коридоров, настоящий лабиринт, и я понятия не имею, кто еще в нем может прятаться.

Тут он заметил босые ступни Эрнеста, покрытые засохшими ссадинами:

— Teufel! Verdammter bastard!.. (Дьявол! Блядский выродок!) Он еще и обуви вас лишил!.. А я, кретин несчастный, даже не подумал об этом!

— Лис!..

— Тихо! Помоги-ка мне с ней, быстро, я должен добраться до рюкзака!

Преодолев слабое сопротивление Мирей, Эрнест осторожно принял ее из рук Исаака, и, точно ребенка, стал отвлекать разговором; он несколько раз спросил, понимает ли она, что им предстоит настоящий побег, и что придется еще немного потерпеть, а самое главное — вести себя тихо-тихо, и делать все, что скажет месье Кадош. Несчастная женщина заверила его, что все понимает, и очень постарается быть послушной и создавать как можно меньше проблем своим спасителям, и тут же взмолилась:

— Только, пожалуйста, пожалуйста, Эрни, Соломон, не оставляйте меня, не бросайте здесь одну!.. Умоляю, не уходите без меня!.. я не могу… я не выдержу… Меня растерзают!.. Я не хочу умирать здесь одна… не хочу!..

В душном воздухе подземелья опять соткался призрак истерики — опасный призрак, поскольку любой лишний шум мог привлечь стражей — и Эрнесту не осталось ничего иного, как запечатать женский рот поцелуем. Губы Мирей были горькими от желчи, дыхание почему-то отдавало нашатырем, (2) и вся она пахла мужским потом, засохшей спермой и страхом… Это не отвратило ее товарища по несчастью: Эрнест сознавал, что после всех перенесенных тягот заключения и сам отнюдь не благоухает, так что он только крепче обнял мадемуазель Бокаж, и радовался, чувствуя, как успокаивается дыхание и теплеет кожа женщины.

Прежде чем достать из рюкзака запасные носки, призванные хоть немного уберечь ноги Эрнеста во время ходьбы по камням, Исаак предусмотрительно передвинул тяжелую скамью и подпер ею дверь мрачного карцера. Теперь, если кто-то из тюремщиков вздумает проверить узников, ему придется потратить силы и время, чтобы войти, и у них в любом случае будет фора. Каждую лишнюю минуту стоило ценить на вес золота: им предстояло пробираться к спасительному колодцу по длинному темному коридору, узкому и тесному, и пройти этот путь втроем будет куда сложнее, чем в одиночку…

К счастью, нужный предмет одежды нашелся очень быстро — как будто сам прыгнул в руку, нетерпеливо шарившую в недрах рюкзака, и Лис торжествующе воскликнул:

— Ага, вот и они!.. Нет, Торнадо, стой где стоишь, держи Мирей, я сам тебе помогу…

Эрнест, обоснованно считавший, что его мало что может смутить, неожиданно для себя по-мальчишески залился краской, когда Исаак, припав на колено, принялся натягивать на него носки — но как только теплая и мягкая овечья шерсть обняла заледеневшие, болящие стопы, он ахнул от облегчения и почти что сексуального удовольствия:

— Боооже мой, боже, благодарю тебя!.. Какое блаженство!.. Да здравствуют толстые мериносы, (3) и стригали, что снимали эту шерсть, и те женские руки, что спряли и связали ее!..

Без сомнения, это была одна из самых искренних и горячих благодарственных молитв в бурной и беспокойной жизни виконта де Сен-Бриза.

Еще несколько минут мужчины потратили на то, чтобы позаботиться о ногах Мирей: они собирались нести ее на протяжении всего пути, но на всякий случай обернули ступни кусками шерстяной материи, отрезанной от робы Эрнеста, и соорудили подобие чулок, а сверху закрепили их эластичными бинтами.

Настал момент покинуть темницу…

***

План местности, второпях начерченный Дельмасом, вкупе с планом дома, с обозначением всех окон, дверей, лестниц и дополнительных входов-выходов, оказался на удивление точен. Выйдя из машины в паре километров от места назначения, Соломон, Дирк и Кампана сошли с главной дороги и добрались до шале по обходным маршрутом по проселку. Ни разу не сбившись и не заплутав, неслышно, как тени, подошли к заднему крыльцу, с невысокой лестницей и двумя дверями — первая вела внутрь дома, вторая в подсобное помещение.

Этот вход никем не охранялся: они убедились в том, с четверть часа понаблюдав за домом из укрытия, и так и не обнаружили никакого движения и ни малейших признаков присутствия у дверей постоянного бдительного стража. Стало быть, выводы Франсуа, осматривавшего дом утром, были верны, и белобрысый парень, незадачливый убийца, тоже сказал правду… Что-то происходило здесь с самого рассвета, привычный порядок был нарушен, наемники лихорадочно работали, не то заметая следы содеянного, не то выполняя особые распоряжения, а теперь, перепрятав заложников, могли и вовсе разбежаться, как вспугнутые крысы.

Могло быть и так, что подручный Райха, обещавший раскрыть местопребывание пленников, если Франсуа явится один, без полиции, в самом деле захочет договориться: ради денег или чтобы облегчить свою дальнейшую участь. Но ни Кадош, ни Мертенс, ни Кампана не питали особых иллюзий на сей счет, поскольку не верили в сказки о чудесно раскаявшихся злодеях. Приглашение для приватного разговора пахло кровавой ловушкой, и наверняка ею и было — и план «взятия Бастилии» это полностью учитывал.

Тихий рокот мотора, долетевший со стороны дороги, возвестил, что Дельмас прибыл, и готов сыграть роль подсадной утки, отвлекая внимание сторожа или сторожей на свою персону… Дальнейшее промедление союзников могло подвергнуть его дополнительной опасности, и, хотя живот и грудь Франсуа были защищены бронежилетом, не стоило проверять на прочность этот особенный аксессуар мужского гардероба.

— Пора! — шепнул Кадош и стал первым подниматься по ступеням, невозмутимый и бесстрашный, как Аякс. (3) Дирк одобрительно кивнул и, на ходу доставая отмычку (на случай, если дверь окажется заперта), последовал за доктором. Сам он, несмотря на кряжистую, даже немного грузноватую фигуру, двигался пластично, как кот, и совершенно бесшумно. Кампана, держа наготове заряженный пистолет со взведенным курком, шествовал в арьергарде (4) маленького войска и