Трое «коммандос» из Церматта, бывшие сослуживцы Кампаны, уже лет десять как осевшие в Швейцарии, и работавшие на горнолыжном курорте на относительно мирных должностях инструкторов и спасателей, должны были стать их прикрытием и подстраховкой на случай большой заварухи в шале — но по всему выходило так, что отряду снова придется разделиться, и выполнять разные миссии…
Соломон посмотрел на часы:
— Ладно. Они наверняка уже успели проверить снаряжение и покормить пса, и выехали следом за нами, как и обещали, через полчаса, стало быть, должны вот-вот появиться. Подождем.
Новая потеря времени, хотя и была вынужденной, казалась непростительной и опасной. Соломона немного утешало чувство гордости за брата, в одиночку сладившего с матерым убийцей, даже после удара электрошокером, и упоительное сознание их вечной синхронности, гармоничного согласия в поступках и устремлениях. Они оба не уступали ни дюйма на сложном маршруте, и, хотя и разными дорогами, но шли к одной цели, по горячим следам одного и того же человека.
***
Косуля шла за ним от самой часовни, не приближаясь, но и не удаляясь настолько, чтобы Исаак перестал видеть или хотя бы слышать ее. Она то перебегала тропу, то шуршала листьями где-то сбоку, а порою ее длинное пятнистое тело мелькало на повороте, как дорожный указатель, чтобы он точно не сбился с правильного пути… В другое время он бы поумилялся и поудивлялся повадкам умного животного, которое без всякого преувеличения спасло ему жизнь, но сейчас все силы и помыслы Лиса были сосредоточены только на одном: поскорее найти прогалину, окруженную соснами, развалины хижины и замшелый колодец…
Ноги у него еще слегка дрожали после удара током, но тошнота прошла, и координация движений полностью восстановилась — то ли организм оказался настолько крепким, то ли стоило благодарить долгие годы гимнастических тренировок, закалившие тело, так что оно сделалось на порядок выносливее. Зато рана на спине, под левой лопаткой, оставленная острием альпенштока при падении, сильно саднила, а Исаак был лишен возможности осмотреть ее и что-то предпринять. Порой по телу пробегала остаточная болезненная волна — тогда он весь покрывался мурашками и вынужден был останавливаться, чтобы выровнять дыхание и заново сфокусировать взгляд.
Эти невольные задержки приводили Лиса в бешенство. Каждый раз он обзывал себя слабаком, трусом, паршивым неженкой, и, разрядив вслух целую обойму ругательств, странным образом ощущал прилив сил и смягчение боли, вместе с готовностью двигаться вперед.
Он вызывал в воображении образ Эрнеста — прекрасное лицо с тонкими чертами и неожиданно сильным, упрямым подбородком, и глаза — по-кошачьи загадочные, глубже лесного озера, зеленее майской листвы, и взгляд, что так легко вспыхивал от гнева или страсти, и гриву волос, цвета печеного каштана, пахнущую утренним дождем, терпким табаком и весенним садом, в которую так сладко было зарываться губами… Лис тянулся за этой фантазией, как мореплаватель за спасительным светом маяка, и шептал:
— Я иду, Торнадо, иду…
Он раздвигал ветви, нависавшие над тропой, перешагивал через валуны, обходил деревянные лотки для дождевых ручьев, тут и там перерезавшие прямой путь — и не забывал всматриваться в каждую тень на обочине, чтобы не пропустить статую Мадонны… ту самую, после встречи с которой, по словам Ксавье, нужно было только повернуть налево.
Настойчиво следовать за образами из сна — безумная затея, в глазах любого материалиста заведомо обреченная на провал. Однако Исаак материалистом не был, и его радостная уверенность, что он очень скоро найдет того, кого ищет, укреплялась с каждым новым доказательством, что приметы, указанные Ксавье, существуют на самом деле.
Статуя кроткой женщины с младенцем на руках внезапно показалась на обочине, на довольно высоком постаменте из дикого камня, под аркой, образованной двумя деревьями, чьи кроны тесно переплелись. Справа и слева от Мадонны возвышались громадные каменные глыбы, так что ей было уютно в собственном лесном храме… У ее ног Исаак увидел лампадку и несколько букетиков в круглой глиняной вазе: значит, паломники бывали здесь, и нередко.
Теперь ему оставалось пройти совсем немного, но, сам не зная почему, он замедлил шаг и приблизился к Мадонне почти вплотную, поднял голову, жадно вгляделся в печальное и ласковое лицо, чем-то похожее на лицо матери… и, уже второй раз за сегодняшний день осенив себя крестом, преклонил колени:
— Пресвятая Дева, прошу тебя… помоги мне, помоги Эрнесту, и Соломону, хоть он и неверующий гордец… помоги нам всем, ты же добрая мать! Ты все видишь и понимаешь! Пожалуйста, помоги… направь меня верным путем, и пусть я успею на этот раз! — молитва его была короткой, но такой горячей и полной самой искренней живой веры, что просто не могла остаться без отклика небес. По крайней мере, Исаак на это надеялся, и впервые осознал, что крещение, принятое им во исполнение просьбы умирающего Ксавье (о чем поначалу не знал даже брат), не прошло для него бесследно, как ничего не значащий ритуал…
За спиной снова процокали маленькие копытца: косуля прошла совсем близко, Лис почти ощутил ее дыхание и прикосновение теплого бока. Животное, видимо, было ручным, кормившимся и у лесника, и у смотрителя часовни, и заодно привыкло собирать дань с туристов и паломников. Исаак решил, что раз так, не стоит разочаровывать маленького лесного стража, и полез в рюкзак за сухим печеньем…
Подманив и покормив косулю (она отнюдь не стала брезговать угощением, и деликатно брала солоноватые кусочки прямо из рук), он снова пустился в путь, и через несколько минут вышел из чащи на довольно большую и светлую прогалину, где сходилось несколько троп; в середине Исаак увидел каменные развалины охотничьей хижины, а рядом — колодец, круглый, сложенный из тех же серых камней, прикрытый сверху тяжелыми полусгнившими досками…
Чуть поодаль возвышался деревянный навес, под которым стояла скамья: укрытие от дождя и место для отдыха, но ничто не свидетельствовало о частом присутствии людей; оставалось только гадать, почему это место выглядело таким неухоженным и обойденным вниманием лесников — нигде не было ни сетчатого ограждения, ни предупреждающих табличек, ни поясняющего знака.
Вместе с тем все вокруг выглядело до того спокойным, обыденным, безопасным, что сердце Исаака упало: а что, если здесь нет никакого тоннеля и это просто старый колодец, оставшийся от времен, когда охотники или контрабандисты укрывались в хижине, чтобы
