Гаспар улыбнулся:
— Вы правильно подметили, месье Верней: насколько вы в курсе… Должен сообщить вам, что обстоятельства — и распоряжения в отношении вас и мадемуазель Бокаж — изменились.
— Давно?
— Сегодня утром.
У Эрнеста болезненно засосало под ложечкой, во рту пересохло, дурные предчувствия нахлынули на него с новой силой, но он старался справиться с нервами и говорить как можно спокойнее:
— И что же произошло сегодня утром?
— Ваши друзья предприняли неразумные шаги. Последствием этих шагов стало аннулирование сделки.
— Я не понимаю…
— Тут нечего понимать, месье Верней. Сделки не будет.
— То есть как?..
— А вот так. Мы переводим вас и мадемуазель в другое место, неподалеку, и отдаем в распоряжение господ, которых вы уже видели, вплоть до прибытия отца Густава. Не волнуйтесь, он приедет весьма скоро, и тогда ваша судьба будет окончательно решена. Ну, а пока что, месье, я очень, очень советую вам не ухудшать своего положения… и выполнить все, о чем просят черные братья, чтобы нам не пришлось применять силу.
— Хорошо, — тихо сказал Эрнест и опустил голову.
Гаспар внимательно посмотрел на него и уточнил:
— Вы оба будете послушными?
— Да. Да! Что же делать…
Никогда еще Эрнест не чувствовал себя таким беспомощным, и никогда не испытывал настолько сильного страха. На улыбающемся лице и в ледяном взгляде Гаспара он читал все: бессилие полиции против тайного общества; роковую ошибку, допущенную Соломоном или Исааком, а может быть, и обоими; рухнувшие надежды и планы; близкую встречу с Райхом — и собственный смертный приговор, после долгих часов изощренных мучений…
Теперь Эрнест понял, кто такие те двое, и почему он мысленно назвал их инквизиторами — это были подручные Райха, полностью посвященные в его мрачный и безумный план, и обладающие особыми навыками, отличными от умений простых стражников.
К счастью, Мирей пока еще ничего не поняла и не осознала, хотя слушала очень жадно, и смотрела то на Эрнеста, то на Гаспара с таким напряжением, как будто они говорили на неведомом языке…
Гаспар, вроде бы сказавший все, что считал нужным, направился к двери, но на пороге обернулся и добавил очень сухо и деловито:
— Сейчас вам принесут таз и кувшин с водой, мыло и полотенца. И ведро для справления нужды. Вы сможете «привести себя в порядок» прямо здесь — вам обоим уже нечего стесняться друг друга. После этого получите легкий завтрак. Ну, а потом вы наденете власяницы, привезенные братьями, и мы отведем вас в святилище… Бояться не надо: это очень… приятное место.
***
Франсуа Дельмас был в ярости: полицейский рейд, на который он возлагал большие надежды, оказался пустой тратой времени и бензина. Пользы от визита стражей порядка в шале пока было ровно столько же, сколько от пука в лужу, и сдержанные ухмылки полицейских из Гондо выглядели закономерной реакцией на провал французской затеи с обыском дома и прилегающего участка. Они не нашли ничего, ровным счетом ничего, что хоть в малой степени указывало бы на совершенное преступление или нарушение законных прав собственников. Впрочем, и не особенно-то искали…
Франсуа же считал, что осмотр его владений был проведен формально, спустя рукава — но полицейские были с этим не согласны, и утверждали, что и так сделали больше, чем могли и должны, на основании одного только устного заявления…
Никаких подозрительных лиц на территории шале обнаружить не удалось, если не считать сторожа, спокойно встретившего нежданных гостей и по первому требованию предъявившего документы, от удостоверения личности до составленного по всем правилам трудового контракта, за подписью Густава Райха, нынешнего законного арендатора.
На вопрос, а где же сейчас пребывает господин Райх, и скоро ли собирается приехать на отдых, сторож удивленно ответил, что ему ничего об этом неизвестно, что он просто выполняет свою работу, за которую исправно получает денежные переводы, и что господин Райх обычно предупреждает о своем приезде за день-два.
Пока офицер полиции проводил опрос, Дельмас не вмешивался — стоял чуть поодаль, курил, слушал и внимательно разглядывал сторожа. Согласно документам, тот был швейцарцем, но выглядел скорее как уроженец французского Юга… и казался чересчур крепким и воинственным для обыкновенного работяги. Райх вполне мог нанять такого атлета для охраны пленников — но куда, черт возьми, их спрятали, если предположить, что Верней и Бокаж все-таки здесь?..
По местным меркам дом был довольно большим, но устроенным очень просто и функционально, и архитектурой мало напоминал Версальский дворец. Вместе с полицейскими Франсуа дважды осмотрел его целиком, от мансарды до подвала, заглянул в каждую комнату, в каждую подозрительную щель, простучал стены в поисках гулких мест — поясняя, что беспокоится, не спрятались ли где злоумышленники-нелегалы или контрабандисты — за что удостоился очередной порции сочувственных и насмешливых взглядов.
Он понимал, что выглядит как типичный богатый придурок из кинокомедии, со скуки ищущий приключений на задницу и выдумывающий параноидальные небылицы, и какая-то часть его собственного разума была с этим согласна… Брат Жозеф, его второе «я» и самый строгий критик, еще в Париже предупреждал, чем закончится спонтанный швейцарский вояж в компании психически нестабильного приятеля, однако Франсуа, вопреки очевидности и доводам здравого смысла, не хотел признавать поражение.
Более того, Дельмас решил до конца сыграть роль самодура-лягушатника: суетился, надувал щеки, размахивал руками, пытался командовать полицейскими и наконец взял в оборот сторожа, засыпав его целым ворохом разнонаправленных вопросов… с единственной целью — немного сбить с толку и заставить проговориться о том, что этот подозрительный тип наверняка знал, но не желал сообщать добровольно.
Сторож принял условия игры. Он все время был начеку и ни разу не допустил промашки; однако ответы его выглядели такими складными, выглаженными, что подозрения Дельмаса только усиливались. Повсюду в доме он видел следы пребывания чужих людей, которые не просто заглядывали в гости, а жили здесь по меньшей мере несколько дней и были чем-то заняты, чувствовал не успевшие рассеяться запахи табака, кофе, копоти, машинного масла, мужского пота, дешевого одеколона… Один-единственный смотритель при всем желании не смог бы заполнить собой все доступное пространство, и проводить столько времени в комнатах, чтобы каждая ощущалась прогретой и жилой.
Дельмас мог и не доверять вещим снам Исаака, но зато полностью доверял своему чутью дельца, с юности натренированного на поиск всего неучтенного, уворованного, припрятанного по
