— Семьдесят пять!

— Отвяжись. Нет.

— Ладно, пятьдесят… слушай, ну двадцать пять — это уже грабеж, но у тебя такая задница, что я тебе и за двадцать отсосу. Пойдем, а? Тут недалеко, под мостом, и сортир чистый есть.

Исаак понял, что дорожный приставала станет проблемой, если он сейчас же не придумает, как от него избавиться. Резко грубить незнакомцу не хотелось, да и было тактически неправильно; Лис решил, что самый лучший способ разойтись миром — просто расставить точки над «и».

Он обернулся и, подняв ладонь вверх, остановил немца, как дорожный полицейский:

— Мне неинтересно. Все, ступай. Поищи другого клиента, с ним больше повезет.

Парень усмехнулся, вновь показав жуткие зубы, и мотнул головой:

— Ты что, монах, что ли? Ну давай я тебе хотя бы часовню покажу и все расскажу про сумасшедшую Женевьеву. За те же двадцать франков.

Исаак глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— У меня другое предложение: я тебе даю двадцать франков, и ты моментально исчезаешь. Идет?

«Если не сработает, придется все-таки засветить ему промеж глаз… пока очухается, я успею уйти».

Должно быть, немец неплохо умел читать по лицам, потому что отступил на шаг и торопливо закивал головой:

— Идет! Только давай, ко входу поднимемся, здесь на ступеньках стоять — того и гляди башку свернешь. Я тебе тогда еще покажу, где табличка с легендой прибита.

В предложении был резон, узкая и крутая лестница действительно была не самым удобным местом для общения, но целью Исаака было не длить их беседу, а как можно скорее ее закончить:

— Спасибо, не надо. Я умею читать.

Он полез в карман штанов за мелочью, вытащил наугад несколько монет, опустил глаза, чтобы найти нужную… мельком заметил нетерпеливый жест немца, протянувшего руку к деньгам… и в следующий миг ощутил резкую, парализующую боль в солнечном сплетении, прошившую его насквозь и швырнувшую наземь, словно в нокаут.

Это был удар электрошокера.

…Сквозь противный звон в ушах, тошноту и мышечную судорогу, скрутившую тело от шеи до ступней, Исаак услышал голос Ксавье — такой громкий и явственный, словно звучал из приемника, включенного на полную мощность:

— Лис! Лис! Тебе нельзя терять сознание! Держись, не отключайся! Надо встать!..

Он и сам чувствовал, что отключаться нельзя, даже находясь во власти галлюцинации, и что если он не начнет бороться, то жизнь его закончится здесь -или на придорожных камнях, или на дне водопада… Но руки и ноги не повиновались голове, а тело было неподатливым и тяжелым, как сырой гипс или ком глины.

Немец, на поверку оказавшийся подготовленным бойцом и настоящим силачом, схватил его подмышки, вздернул, как тряпичную куклу, и без особого труда затащил по лестнице наверх, за угол часовни, на край каменной площадки, где уходил вниз глубокий обрыв и шумел водопад.

Намерения этого человека, кем бы он ни был и кто бы его ни подослал, угадывались очень легко — обездвижив жертву с помощью электрошокера, он собирался имитировать несчастный случай и столкнуть Исаака вниз, в бурный поток. По стопам той самой самоубийцы-Женевьевы, чью судьбу так рвался живописать этот самозванный «чичероне»…

Расчет выглядел точным: после свободного падения на мокрые скользкие камни с двадцатиметровой высоты, шансы Лиса на выживание становились настолько призрачными, что ими можно было спокойно пренебречь… Если он каким-то чудом не разобьет себе череп или не сломает шею, ледяная вода, несущаяся стремительным потоком вниз, спеша влиться в круглую горловину электростанции, довершит дело и наверняка утопит его.

Но погибнуть таким глупым образом, после того, как судьба подарила ему второй шанс на счастье, и допустить, чтобы его несвоевременная смерть заодно зачеркнула жизни Эрнеста и Соломона, он не мог, не хотел, не имел права…

Руки и ноги по-прежнему едва слушались Исаака, каждый вздох отзывался резкой болью в животе и груди, но говорить он мог, и жалобно взмолился, всем собой демонстрируя страх и отчаяние:

— Пощади!.. Не убивай меня, пожалуйста! Я все отдам, сделаю все, что ты хочешь… только не убивай!

Лис не ожидал ни жалости, ни пощады, но ему нужно было любой ценой выиграть время — каждая лишняя минута ослабляла последствия удара током, и прибавляла немного сил.

— А-а, смотрите-ка, жидовская гомосятина разговаривает! — хищно осклабился парень, но захвата не ослабил и продолжил волочь свою добычу к опасному краю площадки, где достаточно будет лишь небольшого толчка, чтобы все было кончено. — Ну, давай, птичка, спой еще… Только в штаны не насри раньше времени, а то я тебя твое же говно жрать и заставлю, пидорская мразь!

«Он один из тех, кто держит Эрнеста в плену! Ох, какой же я дурак…» — Исаак содрогнулся от смеси страха, досады и отвращения, но трезвое и злое понимание, кто перед ним, неожиданно придало ему еще немного сил.

Уже уверенный в победе, этот немец с железными ручищами и тренированным телом, считал, что ослабевшая жертва никуда не денется. Он не скрывая радовался отлично выполненному — почти выполненному — заданию «убей и сделай так, чтобы тело долго не нашли», и не мог отказать себе в удовольствии покуражиться, упиваясь своей властью и предсмертным страхом пидораса. То, что он делал, было угодно Богу, угодно истинной католической церкви, угодно Отцу и братьям. И было негоже отправлять грешника на тот свет без подходящей проповеди:

— Если кто ляжет с мужчиной, как с женщиной, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них! Ты слышишь? Бог требует смертной казни для таких, как ты! Твоя душа готова для ада, и демоны заберут тебя в адский огонь!

— Будь милосерден, дай мне хотя бы помолиться!.. Ты же католик… христианин…

— А ты нет, ты грязный содомит и проклятый иудей! Раньше надо было каяться! Все, хватит болтовни, пора кончать с тобой!

Парень, пыхтя, наклонился, развернул его лицом к себе, чтобы перехватить поудобнее, и снова дернул — захват немного ослаб, но расстояние до края площадки стремительно сокращалось…

У Исаака был всего один шанс, и он воспользовался им на полную: вскинув руки, он вцепился в футболку парня, сделал отчаянный рывок всем телом и обхватил его, сжал в объятиях, насколько было сил, обвился вокруг немца ногами, как плющ, и зубами намертво вцепился в незащищенное ухо. Тот взревел от неожиданности и боли, но было поздно — Лис прилепился к нему плотно, как клещ, словно хотел проникнуть под кожу.

Внезапная атака едва живой жертвы заставила парня потерять равновесие и упасть на спину, и теперь они либо должны были вместе рухнуть с обрыва либо откатиться в другую сторону…

— Ах ты мразь! Гадина! — завывал немец, дергаясь