Исаак молча смотрел на него и не знал, что делать: возразить и настоять на совместной вылазке, послушаться и остаться — или рассказать о своем видении?.. Он не мог придумать, под каким соусом сообщить Франсуа, что Ксавье, явившейся ему во сне, не хочет, чтобы они «входили широкими вратами», зато показал подземный ход, берущий начало в горах, где-то совсем близко от Гондо…

***

Сесиль крутила в руках черные четки и затравленно смотрела на двоих разгневанных мужчин, стоящих посреди гостиной, прямо перед креслом, куда она забилась, как птичка в гнездо. Она ни за что не открыла бы дверей Соломону Кадошу, если бы он в одиночку явился к ней с визитом — ведь это было все равно что добровольно выйти навстречу голодному льву, однако все началось с телефонного звонка некоего Дирка Мертенса.

Этот господин назвался посыльным, и Сесиль, сама не зная почему, сразу же поверила, что он привез ей долгожданные известия от мужа. Не имело значения, в чем они заключались, пусть даже в оскорбительном письме, на которые Жан, как выяснилось, был мастер, или в бумагах на развод — главное, что супруг все-таки возник на горизонте.

Появлялся шанс заново сделать их общение двусторонним, и Сесиль не могла и не хотела его упустить. Тем более, что Мертенс назвал ей некие пароли, в доказательство, что действительно послан Жаном Дювалем, и самым весомым стало сообщение о ключах…

«Он в первую очередь просил передать вам ключи от квартиры, мадам, поскольку не намерен использовать их в дальнейшем без вашего ведома».

Как-то глупо было под надуманным предлогом отказываться от встречи с тем, кто может войти и без приглашения…

— Да, месье Мертенс, конечно, вы можете приехать немедленно. Я жду вас.

Когда же она поняла, что ошиблась, и ей попросту расставили ловушку, было поздно идти на попятный.

Сесиль проклинала свою беспечность, и дурацкую «экономию», из-за которой рассчитала постоянную помощницу по хозяйству, и стала довольствоваться услугами поденщицы пару раз в неделю…

Открыть дверь и увидеть на пороге человека, чью жизнь она едва не разрушила клеветой, а репутацию, возможно, погубила безвозвратно, было сильным, но еще не худшим испытанием для ее храбрости.

Куда ужаснее Кадоша, который выглядел просто сердитым и напряженным, оказался неизвестный ей ранее Мертенс… Под его тяжелым немигающим взглядом она застыла, заледенела, точно при виде головы горгоны Медузы, а когда он протянул к ней костистую крепкую руку, с ладонью широкой, как лопата, и длинными ногтями, больше похожими на когти, мадам Дюваль едва не завопила на весь дом. От крика ее удержал только еще больший страх — быть немедленно убитой, если громкими звуками она нарушит планы незваных гостей.

Собрав остатки достоинства, она выпрямилась и, напоминая сама себе перепуганную болонку, принялась сбивчиво, нервно восклицать:

— Не смейте!.. Не смейте меня трогать!.. Вы не можете так вламываться… Я не звала вас! Это мой дом! Убирайтесь!.. Месье Кадош, я готова общаться с вами только через юристов! Да!.. А вы… вы… Мертенс… Я вас не знаю, если вы посмеете меня тронуть, я сразу же позову полицию!

— Успокойтесь, мадам Дюваль, — сказал Соломон отстраненным и безэмоциональным тоном тюремного врача. — Ваши нервы полностью расстроены, я рекомендовал бы вам пройти обследование у доктора Витца и получить схему приема транквилизаторов. Мы пришли не для того, чтобы вы платили по чужим счетам.

Мертенс безмятежно кивнул, взял Сесиль под руку — она не смогла сопротивляться — проводил (или затолкал…) в гостиную и усадил в кресло. Проделывая все эти манипуляции, он терпеливо пояснял цель своего визита, как будто разговаривал с ребенком или умственно-отсталым существом:

— Беспокоиться не о чем. Мы вошли без спросу, но с полным правом. Нам нужны вовсе не вы… мы ищем Густава Райха. Он жил здесь, с вами, по меньшей мере неделю, но я полагаю-дольше. Где он сейчас? Отвечайте, мадам! Вам наверняка известно, почему он сейчас не дома, и где его искать.

— Отец Густав?.. М-месье Райх?.. — голова у Сесиль окончательно пошла кругом, и, хотя ей сразу же стало ясно, что визитеры не собираются подвергать ее телесному насилию, это не принесло облегчения душе. Стало только больнее — потому что отец Густав, учитель, наставник, ментор, хранитель всего самого правильного и святого в ее жизни добродетельной христианки — поступил с ней не лучше, чем Жан! Он обещал помочь ей вернуть супруга, но не вернул, а только втянул ее в грязную историю, запутал в интриге, о подоплеке которой она не имела понятия, и, что хуже всего, в конце концов отшвырнул, как нашкодившую собачонку, бросил на произвол судьбы! Сделал мишенью для справедливого гнева и возможной мести Кадоша, и для непонятных кредиторов, вроде вот этого Мертенса, наверняка получившего от Ордена особые полномочия…

— Так где же Густав Райх? — снова спросил Дирк, тихо и ласково, и улыбнулся, обнажив клыки, так что у Сесиль мгновенно скрутило живот…

— Я… я не знаю точно… Он уехал! Уехал еще ночью, очень спешно. Кажется, в Швейцарию, но я не уверена… он не посвящал меня в свои планы…

Едва она проговорила все это, Кадош побледнел, а Мертенс нахмурился и покачал головой:

— Уехал ночью? Хмммм… Вы вполне уверены в своих словах, мадам Дюваль?

— Да! Да! Клянусь, я понятия не имею, куда он направился… про Швейцарию я только слышала краем уха, когда он говорил с кем-то по телефону…

Дирк снова покачал головой. Полученное известие было хорошей оплеухой — он называл подобные вещи «уроками смирения» — и на несколько мгновений повергло его в состояние, близкое к растерянности.

«Мммм… Ладно. В другой раз не буду хвастать, что поймал черта, пока не вытащил сеть».

Несмотря на досаду, что он невольно выставил себя болтуном перед временным союзником, Дирк не мог не отдать должности сообразительности Райха и его способности просчитывать на несколько шагов вперед.

«Ну еще бы… он раньше нас самих смекнул, чем ему грозит освобождение Кадоша и обвинения, выдвинутые Дювалем, и предпочел не дожидаться расправы — сбежать. Я, конечно, его найду, в том нет никаких сомнений, вот только сколько швейцарского сена придется спалить, прежде чем эта иголка опять попадется мне в руки?.. Ай-яй-яй, как нехорошо… Мануэль будет мной недоволен».

Неожиданно рука Кадоша дотронулась до его плеча, и голос доктора произнес с великолепным хладнокровием:

— Не стоит так огорчаться, герр Мертенс. Мы его упустили на Ривьере, но нагоним в Швейцарии. Я знаю, куда он