Взгляд Исаака Кадоша гневно вспыхнул; он дернулся было, словно хотел вскочить и подбежать к осужденному, выдохнуть ему в лицо все, что думает об этом лицемерном раскаянии на публику, но руки Эрнеста и Соломона мягко и властно удержали его на месте.
***
Февраль 1987, Ривьера, Ницца
После загадочного самоубийства и скорых — почти что суетливых — похорон Сесиль, организованных отцом Бушаром и каким-то дальним ее родственником по линии матери, бельгийцем по имени Дирк Мертенс, ничто не мешало Жану Дювалю вернуться в их просторную квартиру в Жуан-ле-Пен. Но он приехал туда лишь раз, чтобы разобрать семейный архив и захватить кое-какие личные вещи, оставленные при спонтанном побеге полгода назад…
Сесиль скончалась, когда бракоразводный процесс еще только начал набирать обороты, и завещание, загодя написанное благоразумной супругой, не было отменено — так что супруг, хотя де-факто и бывший, но де-юре еще действующий, стал законным наследником имущества и солидного денежного счастья.
Само собой, Жан вовсе не скакал от счастья, радуясь, что избежит финансовых потерь и прочих издержек, неизбежных при разводе… страшная безвременная смерть женщины, почти двадцать лет прожившей с ним бок о бок, глубоко потрясла его. Несмотря на то, как Сесиль обходилась с ним, и на все жуткие вещи, что она успела наворотить за последний год, Дюваль сожалел о случившемся и даже чувствовал личную вину: быть может, не порви он отношения с женой настолько резко и беспардонно, она не дошла бы до такого беспросветного отчаяния…
Карло, видевший все со своей колокольни, и неизменно поражавший Жана оригинальностью и трезвостью суждений, быстро привел его в чувство и убедил, что никакой вины на нем нет, просто мадам Дюваль — упокой Господь ее грешную душу — дерьмово прожила свою жизнь и закончила еще дерьмовей. Это грустно и досадно, спору нет, но такой уж выбор она сделала, и каким бы дурацким и мерзким он не выглядел со стороны, его следует уважать…
— Помолись о ней хорошенько, Жанно, можешь даже фотографию на полку в шкафу поставить, если тебе так легче… но чтобы она тебя из могилы доставала и за собой тянула — дудки, этому не бывать! Ты теперь со мной, и уж будь уверен, я за твоим настроением прослежу.
— А ты такой же властный, как она… — грустно улыбнулся Дюваль, сознавая, что самоуправство Карло ему на самом деле приятно.
— Как она? Вот еще! Я куда круче, Принцесска! Можно сказать, тиран и деспот… и тебе придется меня слушаться, ты разве еще не понял?
— Понял, понял… И буду слушаться, — покладисто кивнул Жан, и с удовольствием припомнил, что за полгода совместной жизни «тиран и деспот» ни разу не обидел его, не сказал ни одного по-настоящему злого слова, хотя бранился постоянно, ни разу не ткнул в больное -зато как яростный зверь, кидался на любого, в ком усматривал угрозу или неуважение к «Принцессе Жанне».
— Эх, вот за что надо благодарить Пресвятую Деву — что она надоумила нас в Рим поехать, и приключилось все это без тебя… а то, чего доброго, тебя бы еще в полицию затаскали и замучили вопросами, когда ты ее видел в последний раз, да не ссорились ли вы перед тем, как она концы отдала…
Карло был прав: Жан, хоть и стыдился своей слабости, уже не раз и не два с облегчением думал, что поездка в Рим обеспечила ему надежное алиби, и заподозрить и обвинить его в смерти жены, прямо или косвенно, не сумел бы ни один самый дотошный полицейский или самый суровый прокурор.
Единственное, о чем он по-настоящему сожалел — это потерянная врачебная практика; и, хотя Витц, ставший формальным главой клиники (после того, как Соломон Кадош перебрался в Париж, и оставил за собой только место в совете учредителей, и «трон» председателя попечительского совета), предлагал Дювалю тихую кабинетную должность с неплохим жалованьем, Жан отказался. Отказался не из гордости — предложение в самом деле было тактичное и щедрое, но ему не хотелось на каждом шагу сталкиваться с непрошенными воспоминаниями и терпеть неизбежные пересуды коллег… Да и для репутации клиники, которая теперь станет реабилитационным центром для нейро-и неврологических больных, аффилированным с фондом Ротшильда, будет лучше, если Жан Дюваль, после всех скандалов и неприятностей, связанных с его именем и персоной, уйдет в тень.
Карло и тут пришел ему на помощь, резонно считая, что Жану пойдет на пользу наличие постоянного занятия и общение с пациентами, в той сфере, где он был настоящим докой. то есть в душеведении и мозгоправстве.
— Тебе же все равно с кем работать, лишь бы платили, верно? — рассуждал Карло. — Ну так и не вешай нос… в нашем ремесле, знаешь, сколько психов да депрессивных, да наркоманов с пьяницами, кто бухает и торчит, хочет соскочить, да воли не хватает?.. Уууу, хоть сачком лови, хоть метлой мети!.. Для начала я тебе подгоню штук пять, самых жирных каплунов, ну, а дальше цыганское радио само все сделает… Поверь мне, дорогой мой доктор Дюваль, пока на свете есть Ривьера, курортный сезон и богатые скучающие дамочки, в кабриолетах, и все, как одна, некончающие и с расстроенными нервами, а с ними — их рогатые мужья с нестоящим хозяйством, ну и мы, тяжко работающие жиголо, клиенты у тебя не переведутся!..
Жан улыбался и качал головой, слушая эти немыслимые речи, полные веселого цинизма, но сердце его наполнялось странным, неизведанным раньше покоем, и мягким солнечным теплом… Он верил, что, как бы там дальше не сложилось с врачебной практикой, это все равно будет к лучшему, потому что, пройдя через страдания, боль, отчаяние и одиночество, почти умерев — и родившись заново, он наконец-то начал жить собственную жизнь. И нашел друга…
***
Май 1987, Италия, Реджо-нель-Эмилио
— Нет. Я сказал нет, не просите… Я туда не пойду, и вообще считаю эту затею каким-то бредом. — Исаак покачал головой, упрямо сжал губы и отвернулся. Глаза его были скрыты под темными очками, но можно было не сомневаться, что в них полыхает негодование.
Эрнест и Соломон расстроенно переглянулись, но, поняв, что настаивать дальше бессмысленно, если только они не хотят вконец разозлить Лиса, встали из-за столика кафе — им пора было отправляться в дорогу.
— Мы ненадолго, думаю, управимся часа за два-два с половиной, — забирая ключи от машины, примирительно проговорил Сид. — Но если вдруг где-то застрянем, то все равно приедем к ужину… и встретимся в отеле.
— Вот только попробуйте «застрять»! — пригрозил Исаак, и его звучный голос отдался эхом