Конечно, потом они устранили последствия своей эскапады, заново разложили книги, тетради и бумажные папки, но альбом очень уж хорошо спрятался в темном углу и не был вовремя замечен.

Теперь же, извлекая беглеца на свет и обдувая с него немногочисленные пылинки, Эрнест вместе с ним вытащил и надорванный конверт с письмом Дирка Мертенса…

«Ух ты… от Мертенса… какая прелесть, не знал, что мой Сид до сих пор общается с этим типом…»

Любое другое послание он просто оставил бы на столе, рядом с бронзовым пресс-папье в виде льва, но имя Мертенса — как и сам персонаж во плоти — оказывало на Эрнеста парализующее действие. Не то чтобы он всерьез ревновал Соломона к Дирку, это было бы пошло и глупо, очень по-буржуазному, просто не мог совладать со смутным чувством тревоги.

Лис считал Мертенса ловким пройдохой и отъявленным мерзавцем, ненамного лучше Райха, несмотря на деятельное участие в швейцарской спасательной операции. По его мнению, участие это было продиктовано сугубо практическими соображениями выгоды, ведь кто, как не Мертенс, вытянул у Сида миллион франков, в качестве пожертвования, в уплату за райховское досье, и только после этого принялся оказывать услуги?.. Да еще неизвестно, каков был первоначальный план, учитывая подвал с угарным газом, и прочие столь же «приятные» мелочи, вроде пули в ноге Дельмаса…

Эрнест был настроен не столь скептически, он, как и Соломон, признавал, что помощь Мертенса пришлась весьма кстати, и личное досье Райха, скрупулезно собранное его кураторами из «Опус Деи», полное таких фактов и материалов, что хватило бы на несколько уголовных дел, стоило запрошенных за него денег; но что стоит услуга, когда она уже оказана?..

Неприятно, конечно, сознавать, что доктор Соломон Кадош против своей воли оказался в числе спонсоров организации, чью деятельность считал опасной и вредной, и еще неприятней — видеть и держать в руках весомое подтверждение, что у Сида и Дирка по-прежнему есть общие дела. И общая тайна…

Эрнест нерешительно крутил в руках конверт из веленевой бумаги и раздумывал. Соломон разрешал партнеру вскрывать всю почту, приходящую на его имя, и даже просил об этом, желая подчеркнуть прозрачность своей жизни за пределами общего пространства… но письма от Мертенса он не показал, и ни словом не обмолвился, что получил какие-то известия от «господина Совы», как метко окрестил мрачного и как будто вечно сонного бельгийца Лис. В конверте могло быть самое обыкновенное поздравление с праздниками — дань хорошему тону между шапочными знакомыми, не более того — но «просто поздравление» с Рождеством от рьяного католика, адресованного некрещеному атеисту-еврею, выглядело бы неуместной и злой шуткой.

При этой мысли Торнадо и сам разозлился, не зная почему, и решительно вытряхнул из конверта все содержимое. На стол выпали открытка, с изображением святого семейства в антураже вертепа: Мария с Младенцем на руках, умиленный Иосиф, пушистые ягнятки и ослик с удивленной физиономией, чем-то похожий на богослова-схоласта… — и два листка писчей бумаги, аккуратно сложенные вчетверо. Открытка была надписана от руки, но вместо традиционных рождественских пожеланий содержала евангельскую цитату:

«Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных».

Эрнест хмыкнул:

— Интересная мысль, герр Мертенс… Хотелось бы мне знать — вы таким оригинальным способом флиртуете с Сидом… или пытаетесь его завербовать?..

Мертенс, само собой, не мог ему ответить, если только ответ не заключался в письме.

Художник в раздражении отбросил открытку — рисунок казался ему воплощением той самой китчевой пошлости, что окружала его со всех сторон, когда он работал по заказам в дизайнерском салоне Ирмы — и развернул листки, сплошь исписанные размашистым четким почерком. Герр Мертенс определенно был очень уверенным в себе человеком… и письма писать умел затейливым слогом.

«Дорогой месье Кадош! Надеюсь, вы и ваши близкие пребываете в добром здравии. Благодарю вас за обязательность и точное соблюдение достигнутых договоренностей по нашему благотворительному проекту. Это особенно приятно в свете последних событий в политике и экономике. При обоюдном желании и должном настрое обеих сторон, абсолютно все проблемы можно разрешить путем переговоров, разве не так?

Считаю необходимым уведомить вас, что все средства, перечисленные вами в качестве благотворительного взноса в пользу фонда «Возрождение», по решению месье Рамбаля-Коше, согласованному со всеми учредителями и членами попечительского совета, перенаправлены христианской общине в Тэзе. (3)

Наверняка вам также будет лестно узнать, что персонал клиники святого Фомы (известной как «Розовые сосны») распущен, а все пациенты выписаны домой, после того, как действующие программы лечения и реабилитации подверглись медицинскому и юридическому аудиту, и были признаны бесполезными в клиническом аспекте и вредными — в духовном. Сообщите эту новость вашему брату, вместе с моими наилучшими пожеланиями.

К нам на юг дошли слухи об удачно проведенной вами операции на мозге. Это поразительно, месье Кадош. Аплодирую вашему искусству хирурга и вашей нравственной стойкости… в ситуации столь явного конфликта интересов, вы не поддались эмоциям, проявили себя как истинный христианин и, несмотря на ваши атеистические заблуждения, я возьму на себя смелость ставить вас в пример молодым людям, только вступающим на тернистый путь служения католической церкви. Правда, теперь даже Нострадамус не взялся бы предсказать ход и результат предстоящего судебного процесса над вашим пациентом … что ж, пути Господни неисповедимы, но многое зависит от настроя судьи и психиатрической экспертизы. Никто в здравом уме не назовет месье Райха вменяемым, вопрос в другом: был ли он на момент свершения своих гнусных деяний полностью безумным, или только наполовину? Вопрос почти шекспировский, и я склонен думать, что судьба Густава будет столь же печальна, как и у Гамлета.

Могу вообразить, что же делается в Париже, если здесь, на юге, в покое и тишине, судебного процесса над Безумным Густавом ждут с большим нетерпением, чем премьеру «Последнего императора». Таков уж наш век, люди во всем ищут себе развлечений, и хорошо, если не кровавых. Уверен, месье Кадош, что вы меня понимаете.

Люди в наши дни сходят с ума все чаще, и это очень прискорбно. Вот взять хотя бы злополучную мадам Сесиль Дюваль… вероятно, вы уже прочли в «Нис Матэн» о ее безвременной кончине? Если не успели, и вам не сообщил доктор Витц, то, стало быть, мне выпадает роль черного ворона, зловещего вестника несчастий. В газете пишут, что мадам Дюваль погибла в результате несчастного случая, на фоне обострившегося душевного заболевания… а по мне, это такой современный способ завуалированно сказать «покончила с собой», дать публике пищу для сплетен, но не лишить несчастную полного