— Я все подробно записал… но вы правы, давайте еще разок все проверим, для обоюдного спокойствия. Ведь завтра все должно быть безупречно, не правда ли?

Соломон кивнул:

— Совершенно верно. Я очень на вас рассчитываю, месье.

Саваньони сладко улыбнулся:

— И правильно делаете, месье Кадош… Мы устроим вашим гостям поистине царский прием.

— Благодарю. — Кадош улыбнулся в ответ с дежурной любезностью и, сложив руки перед собой, стиснул холодные пальцы. Он неважно себя чувствовал, разговор с метрдотелем давался ему нелегко, но вопрос с завтрашним праздничным ужином нужно было закрыть прямо сейчас. Учесть каждую мелочь, проверить каждый пункт в записях Саваньони и самому ничего не упустить.

— Итак, столик на втором этаже, ужин на шесть персон… ровно к семи вечера. Закуски — наши фирменные, большое ассорти из морепродуктов, горячие блюда — по выбору гостей. На аперитив предложить гостям лимончелло и… Месье Кадош, что с вами?!

— Ничего… ничего, простите, немного закружилась голова.

Соломон рывком ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Невролога совсем не порадовала неожиданно расплывшаяся картинка реальности, и целый сонм черных точек пляшущих перед глазами, вкупе с внезапным приступом дурноты — но хорошо воспитанный человек с железной волей справился с собой, усидел на месте и постарался успокоить собеседника.

Саваньони несколько секунд смотрел на него, ожидая не то обморока, не то более подробных объяснений, потом все-таки снова взял ручку, уткнулся в блокнот и продолжил говорить:

— Так, лимончелло… гммммм… да… и розовое вино. С этим разобрались. Теперь насчет горячих блюд: могу ли я рекомендовать особому вниманию тюрбо на гриле? Месье… Верней… насколько я помню… предпочитает этот вариант всем остальным.

— Месье Верней предпочитает морскую паэлью. Это его любимое блюдо в вашем ресторане.

— О, вот как?.. Значит, я ошибся… ну, хорошо, отметим. Та-ак… теперь насчет десерта… торт из профитролей и парфе… оставляем?

— Простите, что?.. — Соломон с трудом вынырнул из свинцовой дремы, поглотившей его сознание, как серый осенний туман. — Я не расслышал.

Саваньони поджал губы и покачал головой:

— Месье Кадош, я вижу, что вам нехорошо… Принести вам что-нибудь освежающее… или, может быть, вызвать врача?

— Благодарю, не надо. Я сам врач. Со мной все в порядке, уверяю вас. Так что вы говорили насчет десерта?

— Я спросил, заказывать ли повару торт из профитролей и парфе, или, возможно, есть другие пожелания?

— Нет. Торт из профитролей, чудесно…

— А как насчет меренг или макарунов?

— Пожалуй. На этом давайте закончим, я должен ехать. — Соломон быстро подписал бланк предварительного заказа и счет на предоплату, подсунутые ему расторопным Саваньони, поднялся из-за стола… и пошатнулся, как будто наступил на гладкий лед, хотя пол в ресторане был не таким уж скользким.

Метрдотель еще что-то говорил — поток слов был просто неиссякаем, но все они звучали в ушах Кадоша бессмысленной абракадаброй.

«Блядь, корковое поражение слуха… и атаксия… очень вовремя… вместе с другими симптомами похоже на частичное нарушение кровообращения в мозгу. Что это — обычный сосудистый спазм или нечто гораздо худшее?.. Саваньони совершенно прав, мне срочно нужно к врачу. Но встретить свой день рождения в больничной палате будет очень уж дурной шуткой».

Он справедливо рассудил, что при таких симптомах садиться за руль не стоит, но ждать такси в ресторане не хотелось.

«Дойду до стоянки, а по пути позвоню Витцу… И брату — наверное, он дома.»

Соломон вышел на площадь Массены. Холодный сырой ветер, задувавший с северо-востока, хлестнул его по лицу, пробрался за шиворот, и заставил тело покрыться мурашками. Он не мог понять, на самом ли деле настолько холодно на улице, или его просто-напросто знобит… это было уже совсем невесело. Соломон поежился, плотнее запахнул воротник пальто и оглянулся в поисках машины.

— Сюда! Иди сюда! — вдруг позвал его смутно знакомый голос, отчетливо, но издалека…

Кадош снова посмотрел по сторонам, и на другой стороне площади, возле фонтана, узрел темноволосого молодого человека в кремовом плаще. Лицо его было плохо различимо в пелене усиливающегося дождя. Незнакомец махал Соломону рукой и продолжал настойчиво звать:

— Сюда! Скорее!

— Да, иду… иду… — он быстрыми шагами преодолел расстояние до фонтана, и чем ближе подходил, тем более смутным и расплывчатым становился силуэт молодого человека. Кремовый плащ, темные волосы, малиновое кашне слились в грязноватое цветное пятно.

«Следующая стадия. Зрение. Потеря четкости, расфокусировка… Черт возьми, не может быть, мне же всего сорок восемь!.. Пожалуй, я зря отказался от «Скорой помощи.»

— Соломон, слушай! Времени мало! — незнакомец, едва они поравнялись, цепко схватил Кадоша за запястье; рука его была такой холодной и влажной, как будто он только что вылез из фонтана… или вышел из моря…

— Для чего мало времени?.. — пробормотал Соломон, чувствуя, что весь дрожит; чужая рука еще больнее и крепче сжала запястье, прозрачные глаза из-под длинной кудрявой челки посмотрели прямо в душу… и он узнал Ксавье.

Ксавье. Ксавье Дельмас. Умерший больше десяти лет назад. Он стоял в Ницце, на площади Массены, возле фонтана, и, держа Соломона за руку, настойчиво повторял:

— Валлорис. Поезжай в Валлорис. Останови Райха. Спаси Эрнеста. Ты должен ехать прямо сейчас, иначе опоздаешь.

Соломон не считал себя героем, однако на свете было не так уж много вещей, способных испугать его по-настоящему; в рискованных ситуациях голова у него оставалась холодной, а сердце билось ненамного быстрее, чем дома за книгой и чашкой кофе. Он не дрогнул в Африке, когда на лагерь «Врачей без границ» налетели местные головорезы, не растерялся, оказавшись в центре массовой драки во время уличной демонстрации, не глотал успокоительное после жесткой самолетной посадки на Ибице, но сейчас его охватила паника…

Головокружение, нарушение слуха, раскоординация, нарушение зрения и вот теперь — галлюцинация, несомненная галлюцинация, или… состояние близкое к смерти…

«Похоже, у меня инсульт».

Кадош присел на мраморный бортик фонтана и сжал ладонями виски. Нужно было попросить о помощи, кого-то позвать, чтобы не упасть без сознания прямо здесь, но он не мог двинуться с места, не мог разомкнуть губы… и, едва закрыв глаза, сразу же начал видеть сон.

…Он был на яхте, большой белой яхте, качающейся на лазурных волнах залива Жуан, под золотыми потоками солнечного света, что лились с раскаленных небес. Невыносимо болела голова, во рту ощущался горький вкус апельсина, с примесью пепла и сырой земли: кампари. На столике стояла бутылка и два стакана, рядом, на шезлонге, лежала мужская одежда. Конечно, в такую жару любой нормальный человек старается раздеться догола и поскорее нырнуть в море, но Соломон видел себя одетым в костюм. Добротный и строгий черный костюм, какой обычно надевают на похороны.

—