Грубин присел не в свое президентское кресло, а на край стола, подсунув под себя ладони, и выжидательно обвел взглядом собравшихся.

Первым говорить было положено управляющему, но он выдвинул вперед главного менеджера по встрече особо важных гостей.

Андрей (тот самый, с которым мы уже встречались в самом начале этой правдивой истории) торжественно откашлялся и заговорил:

– Шеф… Александр Васильевич… Мы это… Мы все просим вас не продавать компанию!

– Просим! Просим! Все просим!..

– Мы все хотим работать в «Вечерней звезде»! Мы хотим работать с вами! А без вас мы работать в компании не хотим! И не будем!

– Не хотим! Не будем!..

– Но…

– Подождите! Пожалуйста, не перебивайте! Дайте нам сказать!

– Сказать! Дайте сказать!..

Александр Васильевич сдался и замолчал.

– Мы знаем, что вам срочно нужны деньги! Большие деньги!

Александр Васильевич угрюмо кивнул.

– И мы знаем, что кредит на такую сумму вам могут дать только под залог компании… А это тоже не выход!

– Все-то вы знаете, – смущенно и недовольно проворчал Александр Васильевич, – хотел бы я знать, откуда…

– Так ведь, шеф! Вы же не зря создали такой сплоченный коллектив! Вы просто недооцениваете его силу и способности!

– Хорошо, допустим, недооцениваю, – впервые за сегодняшнее утро улыбнулся президент. – И?

– А ведь именно коллектив может вам помочь… Помочь сохранить «Вечернюю звезду»!

– Каким образом?

– Шеф… – Управляющий взял инициативу в свои руки. – Мы вам доверяем. Мы готовы предоставить вам необходимую сумму. Под обычную расписку. Беспроцентно. И на сколь угодно длительный срок.

Грубину показалось, что он ослышался. Однако все стоявшие рядом с управляющим закивали столь энергично, что стало ясно – слова действительно были произнесены.

– У каждого из нас есть сбережения, – продолжал управляющий, – и еще почти каждый из нас может взять кредит в банке. На себя. Мы готовы сделать это… Подождите, шеф! Не для вас! Точнее, не только для вас, для ваших личных нужд! Мы готовы сделать это, чтобы сохранить нашу «Звезду»! И чтобы вы всегда оставались ее бессменным хозяином и президентом!

Кто-то не выдержал и громко хлюпнул носом. Конец речи управляющего потонул в оглушительных аплодисментах.

В такой момент президент запросто мог бы и прослезиться. Но он не стал этого делать. Он широко улыбнулся. Он широко развел руки, словно желая обнять всех. Он дождался конца аплодисментов и тихо произнес одно-единственное слово:

– Спасибо!

Больше президент не сказал ничего, но народ понял, что на этом можно, пожалуй, и разойтись. И разошлись. С приятным, греющим душу сознанием, что их готовность на подвиг принята и оценена по достоинству, но сам подвиг совершать, скорее всего, не придется. Президент – человек умный и находчивый. Придумает что-нибудь и без народных сбережений и кредитов. Главное – он не продаст компанию.

Разошлись, однако, не все. Кое-кто остался в кабинете.

Ираида Глебовна.

– Да, Ираида Глебовна?

– Александр Васильевич, я должна вам сказать… Должна вам признаться…

«Надеюсь, не в любви», – подумал Грубин.

– Я шпионила за вами по приказу Тамары Луарсабовны, – выдохнула Ираида Глебовна и закрыла лицо руками.

– Я знаю, – сказал он мягко. – Я догадался.

Ираида Глебовна, с трудом удержав желание разреветься по-настоящему, сдавленно произнесла:

– Она заставила меня. Она угрожала мне. Она говорила, что все вам расскажет…

– О чем? – так же мягко спросил Грубин. – О вашей судимости?

– Вы… Вы знали?!

Грубин кивнул.

– Знали с самого начала?

Грубин кивнул снова.

– И все же взяли меня на работу…

– Я больше доверяю собственному представлению о людях, чем судебным приговорам. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы остаться один.

Из деликатности он отвернулся. За его спиной послышался какой-то полувсхлип-полустон, какое-то восторженное бормотание, какое-то невнятное движение: то ли кинуться на шею, то ли, наоборот, опуститься на колени и вознести благодарственную молитву.

Грубин на всякий случай отступил к окну.

К счастью, Ираида Глебовна не стала делать ни того ни другого. Она была женщиной разумной и здравомыслящей, за что Грубин ее как работника и ценил. Прошелестев что-то неразборчивое, она удалилась, прижав одну руку к груди, а другой вытирая платочком глаза.

Грубин забыл о ней раньше, чем она вышла из кабинета.

Снова, тесня прочие мысли, перед ним выплыл, возник, почти материализовался из насыщенного напряжением воздуха образ Алены.

«Я не продам компанию, – сказал он ей. – Пойми, я просто не могу этого сделать».

Алена грустно улыбнулась ему, отрицательно покачала головой и растаяла. Вместе с ней растаял и теплый оранжевый свет из окон, превращающийся в зеленый на синем зимнем снегу. Смолк восторженный детский визг в гостиной, у елки с новогодними подарками. И даже укоризненно мяукнул, исчезая, пушистый сибирский кот Василий, которого Грубин-самый младший в последний раз дернул за хвост.

Все исчезло вместе с непреклонной Аленой, и Грубин в душевной муке, которой не знал уже давно, а может, и никогда, прижался лбом к стеклу. Но стекло оказалось теплым и не принесло облегчения.

«Ох, Алена, Алена! Ну почему ты не хочешь понять?! А если хочешь, если можешь, то почему ты не здесь, не со мной? Почему третий день я вижу и слышу тебя лишь в своем воображении? Хватит, довольно. Пора подумать о делах. Пора поискать выход из этого положения. С Тамарой я разведусь, это решено. Давно надо было это сделать. Разведусь в любом случае – будет со мной Алена или нет. Далее. Компанию я не продам. Я не знаю пока, где я достану такую сумму наличными… Продам все, что у меня есть, влезу в долги, но «Вечернюю звезду» в чужие равнодушные руки не отдам. Не отдам в любом случае – будет со мной Алена или нет».

…И долго ты собираешься ее ждать? Ждать ее прихода, ее решения?

Грубин даже не понял, кто задал ему этот вопрос – джентльмен, первобытный или оба вместе. Да это было и не важно.

«Три дня, – ответил он самому себе. – Сегодня третий день, и если она не появится до полуночи, то все… После полуночи я перестану о ней думать».

Тут кто-то из двоих – Грубин снова не успел понять кто – позволил себе недоверчиво усмехнуться. А другой (пожалуй, все же это был джентльмен) заметил, что Алена конечно же придет. Сапфиры-то остались у нее. И стало быть, она обязательно придет. Она придет и отдаст ему сапфиры – или для того, чтобы снова получить их из его рук в качестве свадебного подарка, или потому, что не захочет держать у себя такую дорогую вещь чужого для нее мужчины.

Грубин болезненно сморщился и снова врезал кулаком по стене.

Трижды в день под рев бронзовых труб оглашался в Багдаде фирман