Ирина поймала его за рукав и, хотя Саша был массивным и двигался неотвратимо, как танк, ей удалось его притормозить.
– Все пойдем! – рявкнул Саша до того, как она успела что-то сказать. – Не дадим! Не позволим!
– И хорошо, и правильно, и не надо позволять. – Ирина свободной рукой успокаивающе поглаживала Сашу по вздувшемуся, размером с футбольный мяч, бицепсу. – И пойти надо. Обязательно надо пойти. Только зачем же всем, достаточно тебя одного!
– Ты думаешь? – Саша уже остыл. Он вообще остывал быстро.
– Конечно! И Наталья думает так же.
– Наталья? – Саша порозовел. – Правда? А она откуда знает?
– Ну мы же с Аленой подруги…
– С Аленой? А при чем тут Алена? О чем ты вообще говоришь?
Несколько секунд они непонимающе таращились друг на друга. Первой опомнилась Ирина.
– О том, что тебе обязательно надо сходить к Алене и поговорить с ней.
– О чем?
– А вот это я тебе сейчас скажу…
Ирина увела Сашу в уютный уголок под лестницей и принялась объяснять. Вопреки ее опасениям, он понял все довольно быстро.
– Хорошо, я пойду. Я запомнил адрес. Но прежде я должен сходить в другое место. И ты права, я должен пойти туда один.
– Нет, – возразила Ирина, – прежде к Алене. Какое бы важное дело ни ждало тебя в
– Хорошо, убедила. Я поеду к Алене. Прямо сейчас.
– Поезжай и помни: в твоих руках судьба твоего любимого шефа, Алены, Натальи, моя…
– …и всей компании, – совершенно серьезно закончил Саша. Ирина несколько удивилась, но возражать не стала.
На второй день добровольного затворничества Алена, привыкшая к порядку и дисциплине, решила все-таки встать и привести себя и квартиру в порядок. Она как раз кончила пылесосить и собралась вынести мусор и сходить за хлебом, когда раздался звонок в дверь.
«Опять девчонки, – раздраженно подумала она. – Может, не открывать? Ну что еще они могут сказать? Похвастаться трудовыми успехами на новой работе? Новыми перспективными знакомствами? Близким и постоянным общением с президентом? Ну их, позвонят-позвонят и уйдут».
Но она все же на всякий случай посмотрела в дверной глазок и заморгала от удивления. За дверью стоял лже-Грубин в красном дед-морозовском колпаке, с красным дед-морозовским румянцем на круглых щеках и широкой дед-морозовской улыбкой.
– Вы меня, пожалуйста, не перебивайте, – вежливо попросил ее Саша, когда они сели на кухне и Алена поставила чайник, гость как-никак. Хотя нельзя сказать, чтобы желанный, и уж никоим образом не жданный.
Саша старался не делать лишних движений: крохотная Аленина кухонька грозила треснуть по швам от одного его присутствия. В колпаке ему было жарко, но он решил оставить его для настроения.
– Я не умею много говорить. Так что вы просто выслушайте, и все…
– Да слушаю я вас, – не выдержала Алена, – говорите уже, вот мучение!
– Я это… гм… в общем, я хотел рассказать вам про шефа. Потому что никто не знает шефа так, как я. Разве что тетя Тамара… Но вряд ли она захочет разговаривать с вами, а вы с ней.
«Вот оно, – подумала Алена, и сердце ее застучало мучительно и сладко. – Сейчас я все узнаю. Саша не очень-то умеет врать, это видно по его лицу. Так что, когда он начнет что-нибудь сочинять или приукрашивать, я сразу это пойму».
Александр Васильевич и Тамара познакомились в Тбилиси.
Собственно, оба они там жили и учились на одном курсе пищевого института. Александр Васильевич был сиротой – его родители погибли в автокатастрофе, когда он оканчивал школу. Тетя Тамара происходила из известной и весьма состоятельной семьи – отец ее был высокопоставленным государственным чиновником.
Александр Васильевич днем учился в институте, а по ночам, чтобы было на что жить, разгружал вагоны. Парень он и тогда был крепкий, здоровых сибирских кровей, а разгружая вагоны, и вовсе стал атлетом. Не говоря уже о том, что тесно, вплотную, познакомился с жизнью рабочего класса. И знакомство это не забывал потом никогда.
Тамара же вела образ жизни блестящий и рассеянный; Саша был тогда еще малявка, десяти лет тогда еще не было Саше, но кое-какие разговоры взрослых ему запомнились. Не очень-то довольны были взрослые Тамариным образом жизни. Поэтому, когда Тамара объявила, что хочет выйти замуж за простого русского парня, они не возражали, а даже обрадовались. А что? В те времена в Тбилиси жило много русских, и смешанным бракам никто не удивлялся; вот и Сашина мама, старшая сестра Тамары, тоже была замужем за русским. Правда, не слишком долго и не очень (если не считать результата в виде Саши) удачно.
Жить в роскошном доме тестя, откуда открывался прекрасный вид на Куру, Александр Грубин не пожелал. Пришлось Тамаре перебраться к нему в однокомнатную хрущобу на окраине, унаследованную от родителей.
Тут Саша посмотрел по сторонам, намекая, что квартирка была вроде Алениной.
Отец Тамары гордость зятя оценил. Жить к себе больше не звал и с предложениями материальной помощи молодой семье не навязывался. Единственным преимуществом, полученным молодым Александром Грубиным от этого брака, было то, что ректор института устроил его по собственной инициативе ассистентом младшего помощника бармена в ресторан «Мтацминда». Возможно, ректор рассчитывал, что высокопоставленный чиновник когда-нибудь да и вспомнит об оказанной его зятю услуге.
Грубин против подобного устройства не возражал. Тамара требовала денег и одновременно присутствия мужа в ночное время рядом с собой. В «Мтацминде» же платили хорошо, раза в два больше, чем за вагоны. И кроме того, это была как-никак работа по специальности.
При получении диплома он был уже не ассистентом бармена, а одним из помощников, причем не последним. Говорили, что со временем из него может получиться неплохой сомелье. С кулинарным направлением у него также было все в порядке, особенно по части приготавливаемых на открытом огне мясных блюд. В общем, могла, вполне могла, состояться у него успешная карьера в Тбилиси и без помощи со стороны высокопоставленного семейства.
Но тут в Грузии начались политические события.
Грубин поначалу на них и внимания-то особенного не обратил: был занят научно-исследовательской работой по коктейлю «Мохито» в культуре разных стран; а вот тесть его не только обратил внимание, но и примкнул к одной из противоборствующих партий. Причем выбор его оказался неправильным.
В результате тесть не только потерял должность и лишился почти всего движимого и недвижимого имущества, конфискованного в пользу новых государственных структур, но и должен был опасаться за свободу свою, а то и жизнь. Бежать надо было тестю из страны, и чем скорее, тем лучше.
Тут-то и пригодился забытый за всеми делами русский зять. У зятя имелись в России дальние родственники, всякие двоюродные тети-дяди, и не где-нибудь в глухой сибирской тайге, а в городе Ленинграде, который совсем недавно снова стал Петербургом.
Грубин, который большую часть сознательной жизни прожил в Тбилиси, свыкся с грузинской жизнью, влился в нее, «Витязя в тигровой шкуре» Руставели мог цитировать с любого места и практически без акцента, к идее об эмиграции сначала отнесся без энтузиазма.
Но все же Россия была его родиной. А тесть не просто просил – умолял; гордый бывший государственный чиновник готов был в ноги поклониться этому русскому ради собственного спасения.
Да и Тамара поддерживала отца. Тамаре хотелось в Россию не из страха за собственное будущее, а чувствовала она, что именно в России сможет развернуться, подняться, по-настоящему расправить крылья и узреть мировые горизонты. И муж ей в этом должен помочь. Не женщине же, венцу творения, чистейшему
