нравоучение. «Конечно, конечно, — поспешно ответила Мэриан, — пояс необходим».

Когда она натянула на себя красное платье, стало ясно, что молнию ей самой не застегнуть. Она постучала к Эйнсли и попросила помочь.

Эйнсли была в одной сорочке. Она только что начала краситься и успела подвести только левый глаз; брови у нее вообще отсутствовали, отчего лицо ее казалось перекошенным. Она застегнула молнию на платье Мэриан и маленький крючок наверху, затем отступила назад и критически оглядела подругу.

— Красивое платье, — сказала она, — но что ты собираешься к нему надеть?

— Надеть?

— Ну да. Платье очень броское, оно требует массивных серег или чего-то в этом роде, для общего баланса. Есть у тебя подходящие?

— Не знаю, — сказала Мэриан. Она пошла к себе и стала рыться в ящике среди бижутерии, подаренной ей родственниками. Там были все виды клипсов: букетики из поддельных жемчужин, бледные морские раковины, металлические и стеклянные цветы и даже смешные зверюшки.

Эйнсли тоже порылась в них.

— Нет, — сказала она с видом знатока. — Это никуда не годится. Но у меня есть как раз то, что надо.

Она долго искала в ящиках и на комоде, перевернула все вверх дном и наконец нашла пару крупных золотых серег с подвесками.

— Вот так-то лучше, — сказала она, приладив серьги к ушам Мэриан. — Теперь улыбнись.

Мэриан чуть улыбнулась.

Эйнсли покачала головой.

— Прическа у тебя отличная, — сказала она, — а вот над лицом надо поработать. Самой тебе не справиться. Ведь ты только слегка подкрасишься и будешь похожа на девчонку, надевшую мамино платье.

Она усадила Мэриан в кресло, прямо на груду белья в разной степени загрязненности, и повязала ей вокруг шеи полотенце.

— Сперва я сделаю тебе маникюр, чтобы лак успел высохнуть, — сказала Эйнсли и стала подпиливать Мэриан ногти. — Грызешь ты их, что ли?

Когда ногти были покрыты белым перламутровым лаком и Мэриан подняла руки в воздух, чтобы лак высох, Эйнсли занялась ее лицом, пользуясь разными инструментами, кисточками, щеточками, мазями, — все это в беспорядке валялось на ее туалетном столике.

Все время, пока с ее кожей, а затем с каждым глазом и каждой бровью происходили странные метаморфозы, Мэриан безучастно смотрела в зеркало, удивляясь профессиональной сноровке, с которой это делала Эйнсли. Ей невольно вспомнилось, как в школе перед любительским спектаклем матери за сценой накладывали грим на лица своих развитых не по годам дочерей. Мелькнула мысль о микробах, попадающих на кожу лица вместе с краской.

Наконец Эйнсли щеточкой, в несколько слоев намазала ей губы.

— Ну вот, — сказала она, поднося к лицу Мэриан ручное зеркало. — Так-то лучше. Только осторожно с ресницами — они еще не высохли.

Мэриан увидела в зеркале незнакомую женщину с египетским разрезом глаз, с тенями на веках и густо накрашенными ресницами. Она смотрела не мигая, опасаясь, что это новое лицо может потрескаться и осыпаться.

— Спасибо, — неуверенно поблагодарила она.

— Теперь улыбнись.

Мэриан улыбнулась.

Эйнсли нахмурилась.

— Нет, не так, — сказала она. — Вложи в улыбку больше чувства. И опусти ресницы.

Мэриан растерялась — она не умела опускать ресницы. Она начала упражняться перед зеркалом, искать то движение лицевых мышц, которое вызвало бы нужный эффект. Ей удалось научиться опускать ресницы, однако при этом казалось, что она близоруко щурится. Но тут на лестнице послышались шаги, и через секунду на пороге возникла хозяйка. Она тяжело дышала.

Мэриан стянула с себя полотенце и встала с кресла. Ресницы у нее были опущены, и она не сразу сумела поднять их на нужную высоту. Невозможно было в новом красном платье и с таким лицом проявить сдержанную вежливость, которой требовала ситуация.

Хозяйка ахнула, увидев Мэриан — ее обнаженные руки, декольтированное платье и покрытое косметикой лицо. Впрочем, она пришла главным образом к Эйнсли, которая стояла в сорочке, босая, с одним подведенным глазом и растрепанными волосами.

— Мисс Тьюс, — начала хозяйка. На ней все еще было черное шелковое платье и жемчужное ожерелье: она собиралась играть оскорбленное достоинство. — Я специально ждала, пока мои нервы успокоятся, чтобы поговорить с вами. Я не хочу неприятностей. Я всегда избегала всякого рода сцен и неприятностей, но теперь, боюсь, вам придется освободить квартиру.

Вовсе она не успокоилась — голос ее дрожал. Мэриан заметила, что она комкает в руке кружевной носовой платок.

— Я мирилась с вашим омерзительным пьянством, — продолжала хозяйка, — я знаю, все бутылки покупались для вас, я уверена, мисс Мак-Элпин никогда не пьет, то есть пьет не больше, чем все люди. — Ее глаза снова скользнули по новому красному платью: ее вера была несколько поколеблена, но она воздержалась от комментариев. — Пока вы по крайней мере давали себе труд скрывать, сколько бутылок тащите в мой дом, я старалась не упрекать вас за неопрятность и за беспорядок. Я отношусь к людям терпимо, мне нет дела до того, чем занимаются мои жильцы у себя в комнатах. Меня это не касается. И я сделала вид, что ничего не заметила, когда молодой человек — мне это точно известно, не пытайтесь лгать — провел здесь ночь. Я даже ушла из дому на другое утро, чтобы избежать неприятностей. Хорошо, что ребенок ни о чем не догадался. Но выставлять своих опустившихся, пьяных приятелей на всеобщее обозрение!.. — теперь она кричала вибрирующим от возмущения голосом, — и подавать дурной пример ребенку!..

Эйнсли посмотрела на нее пылающим от негодования глазом, обведенным черной тушью.

— Ну вот что, — сказала она точно таким же обвинительным тоном, отбросив назад волосы и расставив пошире босые ноги, — я всегда подозревала, что вы лицемерка, а теперь я это точно знаю. Вы лицемерная мещанка, у вас нет настоящих принципов, вы просто боитесь соседей. Трясетесь за свою драгоценную репутацию. Я считаю ваше поведение аморальным. Так знайте, что у меня тоже будет ребенок, и я не намерена воспитывать его здесь, в вашем доме, где он вырастет бесчестным человеком. Вы были бы дурным примером, и вот что еще я вам скажу: трудно найти другого человека, личность которого была бы так враждебна свободному проявлению творческих сил, как ваша личность! Я буду счастлива уехать отсюда, и чем раньше, тем лучше. Не желаю, чтобы ваше присутствие отрицательно влияло на ход моей беременности!

Хозяйка сделалась белая как мел.

— О-о!.. — простонала она, хватаясь за свое ожерелье. — Вы беременны! О!..

Она повернулась и, продолжая издавать испуганные, негодующие возгласы, стала спускаться по лестнице неверной походкой.

— Видно, придется тебе съехать, — сказала Мэриан. К счастью, ее это новое осложнение не касалось: завтра она уезжает к родным. И кроме того, Мэриан почувствовала, что после этой открытой стычки с хозяйкой она вдруг перестала ее бояться. Одолеть ее было, оказывается, совсем не трудно.

— Ну конечно, — спокойно сказала Эйнсли и, сев, стала подводить себе другой глаз.

Внизу раздался звонок.

— Это Питер, — сказала Мэриан. — За мной. — Она и не подозревала, что уже так поздно. — Я обещала поехать с ним и помочь по хозяйству. Мне хотелось бы подвезти тебя, но боюсь, ждать мы не сможем…

— Не беспокойся, — сказала Эйнсли, рисуя длинную, с кокетливым изломом бровь на том месте, где полагалось быть ее собственной. — Я приеду позже. Мне еще надо кое-что сделать. Если на улице слишком холодно для ребенка, я возьму такси — ведь тут не очень далеко.