принадлежности для ванной. Сейчас она спустится на чужую территорию и вряд ли избежит встречи с хозяйкой. Мэриан решила отрицать свою причастность к только что разыгравшейся сцене: пусть Эйнсли сама сражается с хозяйкой.

Пока ванна наполнялась водой, она почистила зубы, внимательно глядя в зеркало над раковиной, чтобы убедиться, что между зубами не застряла пища; это была привычка, и Мэриан следовала ей, хотя ничего не ела. «Поразительно! — подумала она. — Сколько времени тратишь на чистку зубов, трешь их щеткой, разглядываешь пену и свой собственный рот». Над бровью она заметила прыщик. «Это от неправильного питания, — решила она. — От нарушения обмена веществ или химического равновесия в организме». Пока она рассматривала маленькое красное пятнышко над бровью, ей показалось, что оно чуть-чуть переместилось. Надо будет проверить зрение, у нее явно что-то с глазами. «Наверно, астигматизм», — решила она, сплюнув в раковину.

Она сняла обручальное кольцо и положила его в мыльницу. Оно было ей великовато — Питер сказал, что его надо уменьшить, но Клара советовала ничего пока не менять, так как с возрастом пальцы толстеют, особенно во время беременности. Мэриан боялась, как бы кольцо не свалилось в конце концов в водосток. Питер пришел бы в ярость: ему очень нравилось это кольцо. Мэриан перешагнула через высокий старомодный бортик ванны и погрузилась в теплую воду.

Она взяла в руки мыло. Вода убаюкивала, расслабляла. У нее уйма времени. Она с наслаждением растянулась на спине, осторожно пристроив свою глазированную голову на бортик ванны, — пусть вода мягко плещется над ее утонувшим животом. С высоты бортика ее глазам открывался вид на белые вогнутые стенки ванны и полупрозрачную воду, из которой островками поднималось ее тело, нарушая водную гладь серией изгибов и впадин вплоть до мысов ее ног и рифов пальцев. За ними висела проволочная мыльница, над мыльницей блестели краны.

Кранов было два — для горячей и холодной воды; каждый кран поднимался от грушевидного никелированного основания; посредине было основание смесителя, тоже грушевидное и блестящее. Мэриан пригляделась к никелированным грушам и вдруг увидела в каждой из них какое-то странное розовое отражение. Она села, чтобы рассмотреть получше; вода вокруг пошла мелкими волнами. Через мгновение Мэриан поняла, что в кранах отражается ее собственное распаренное тело.

Она пошевелилась, и сразу же зашевелились все три отражения. Они были неодинаковы: те, что находились по краям, клонились к среднему. Как странно видеть одновременно три своих отражения! Она подалась назад, потом вперед, глядя, как различные части ее тела внезапно увеличиваются и уменьшаются в блестящих серебристых кранах. Она почти забыла, зачем пришла сюда. Протянула руку — хотелось посмотреть, как вырастет ее отражение.

За дверью послышались шаги. Пора уходить: очевидно, хозяйка хочет воспользоваться ванной. Мэриан стала смывать с себя остатки мыла. Взглянув на воду, она увидела грязновато-мыльную пленку; ей почудилось, что ее тело уже не принадлежит ей. Мэриан испугалась: что, если она растворяется в воде, слой за слоем, как кусок картона в сточной канаве?

Она быстро вытащила пробку и выбралась из ванны. На сухом берегу холодного кафельного пола она почувствовала себя в большей безопасности. Надела обручальное кольцо, надеясь, что этот твердый маленький талисман поможет ей, пусть ненадолго, сохранить прежнюю форму.

Но страх не покинул ее даже на лестнице. Как она встретится с приятелями Питера и их женами на сегодняшней вечеринке? Конечно, все они милые люди, но никто из них по-настоящему не знает ее, она будет чувствовать на себе их непонимающие взгляды и тогда может не выдержать, может потерять форму, расползтись, развалиться, станет много говорить им о себе, а это будет хуже всего, — и заплачет. Она мрачно разглядывала висящее в шкафу нарядное красное платье. Что делать? Она опустилась на кровать.

Она сидела долго, рассеянно покусывая ленточки отделанного бахромой халата, охваченная неопределенным и бесформенным горестным чувством, которое уже давно (она не помнила, с каких пор) разъедало ее душу. Теперь оно навалилось на нее с такой силой, что невозможно было представить, что она когда-нибудь встанет с кровати. Интересно, который теперь час? Ей, должно быть, пора собираться.

Две старые куклы — Мэриан их так и не выбросила — сидели на туалетном столике и равнодушно глядели на нее. Она поглядела на них, и лица кукол сначала расплылись, потом приняли слегка злорадное выражение. Ее раздражало, что они сидят перед ней по обе стороны зеркала и ничего для нее не делают, просто смотрят, как она страдает, и не предлагают никакой помощи. Впрочем, присмотревшись, она поняла, что наблюдает за ней только одна кукла — брюнетка с облупленным лицом. А блондинка с резиновыми щеками, может, вообще ее не видит — смотрит прямо сквозь нее.

Мэриан выплюнула ленточку и принялась грызть палец, откусывая заусеницу. Может быть, это игра, соглашение, которое куклы заключили между собой? Она вдруг увидела свое отражение в зеркале глазами этих двух кукол — мокрое распаренное существо в мятом купальном халате, с расплывшимися контурами, как бы не в фокусе; кукла-блондинка, наверное, видит ее прическу и ее обгрызенные ногти, а брюнетка глядит глубже и видит что-то, чего Мэриан не в силах разглядеть; и эти два похожие друг на друга образа, эти две Мэриан постепенно удаляются друг от друга, и мокрое существо в центре зеркала вот-вот исчезнет, растворится. Это куклы стараются растащить ее в разные стороны.

Она больше не могла оставаться в комнате. Заставила себя встать и пойти в холл, где, к своему удивлению, склонилась к телефону и набрала номер. Раздался гудок, потом в аппарате щелкнуло. Она затаила дыхание.

— Хэлло! — мрачно сказал кто-то.

— Дункан? — спросила она неуверенно. — Это я.

— А… — последовала пауза.

— Дункан, ты не мог бы прийти вечером в гости? К Питеру. Я, конечно, звоню поздно, но…

— Мы собираемся сегодня на вечеринку в одно довольно занудное место, к аспирантам, — сказал он. — Всем семейством.

— Тогда приходи попозже! Вы можете вместе прийти.

— Не уверен…

— Прошу тебя, Дункан! Я никого там не знаю, мне обязательно надо, чтобы ты пришел, — сказала Мэриан с необычной для себя настойчивостью.

— Ничего тебе не надо, — сказал он. — Впрочем, может, мы и заглянем. Там, куда мы идем, будет дикая скука, аспиранты говорят только о своих экзаменах. Да и любопытно поглядеть, что собой представляет твой жених.

— Прекрасно! — сказала она с благодарностью и дала ему адрес.

Положив трубку, она почувствовала себя намного лучше. Вот в чем, значит, было дело: ей хотелось быть уверенной в том, что на вечеринке будут люди, которые ее знают. Тогда все будет в порядке, она справится… Мэриан набрала другой номер.

Она говорила по телефону с полчаса и обзвонила порядочно народу. Клара и Джо придут, если удастся вызвать к детям няню; двое, да еще Дункан с приятелями, итого пятеро. И еще три конторские девы. Вначале они колебались — очевидно, оттого, что их приглашали в последний момент, но все же Мэриан удалось их уговорить, сославшись на то, что первоначально, мол, решили пригласить только женатых друзей, но оказалось, что все же явятся несколько холостяков, так что ее коллеги были бы весьма кстати. Ведь для одиноких мужчин такая тоска сидеть в окружении семейных пар! — добавила Мэриан. Итого, восемь. Затем у нее мелькнула мысль пригласить Эйнсли, которой было полезно немного развлечься, — и Эйнсли, к ее удивлению, согласилась, хотя подобные вечеринки были не в ее духе.

Лишь на секунду у Мэриан возникла мысль пригласить еще Леонарда Слэнка; но она тотчас решила, что это будет слишком.

Почувствовав, что дело идет на лад, она стала одеваться. Надела новый пояс, купленный специально к красному платью, заметила, что почти не потеряла в весе: все-таки макароны пошли ей впрок. Она не собиралась покупать пояс, но продавщица, затянутая в корсет, сказала, что пояс необходим, и принесла подходящую модель с шелковой вставкой и бантиком. «Вы такая худышка, милочка, — сказала продавщица, — что пояс вам, собственно, не нужен. Но ведь это платье — в обтяжку, и все увидят, что на вас нет пояса. А хорошо ли это?» Ее нарисованные брови поползли вверх. Слова ее звучали как