— Рада тебя видеть, — сказала Клара. — Джо в университете. Я сейчас освобожусь и приготовлю чай. Элен не любит манеж, — добавила она, — и я помогаю ей привыкнуть к нему.
— Я сама приготовлю чай, — предложила Мэриан. Она относилась к Кларе как к больной и представляла себе, что Клара должна всегда есть в постели с подноса. — А ты оставайся в манеже.
Она не сразу нашла все, что требовалось, но в конце концов расставила на подносе чай, лимон, диетическое печенье, которое обнаружила в корзине для белья, и, вернувшись в комнату, поставила поднос на пол. Она подала Кларе чашку прямо в манеж.
— Ну-с, — сказала Клара, когда Мэриан уселась на ковре, чтобы находиться с ней на одном уровне. — Как дела? Готовишься? Наверно, ужасно занята?
Глядя на Клару, сидящую в манеже с ребенком (который жевал пуговицу на ее блузке), Мэриан впервые за три года почувствовала зависть к подруге. С Кларой уже произошло все, что должно было произойти. Мэриан не хотелось оказаться на ее месте; но ей хотелось знать, что с ней самой еще будет происходить, в каком направлении она будет меняться. Если знать, можно успеть подготовиться к переменам. Проснуться в одно прекрасное утро и неожиданно обнаружить, что ты другой человек, — вот чего она боялась.
— Клара, — сказала она, — как тебе кажется, я нормальная?
Они с Кларой были давно знакомы, ее мнение что-нибудь да значило. Клара задумалась.
— Да, ты нормальна, — ответила она, извлекая пуговку изо рта маленькой Элен. — Я бы даже сказала, что ты патологически нормальна. А в чем дело?
Мэриан успокоилась. Это было то, что она сама бы о себе сказала. Но если она такая нормальная, почему именно на нее свалилась эта беда?
— В последнее время со мною что-то происходит, — сказала она. — Прямо не знаю, что делать…
— Что именно?.. Ах ты свинюшка, это же мамин чай!
— Не могу есть некоторые продукты; мешает какое-то странное чувство, — сказала Мэриан, пытаясь понять, насколько внимательно Клара ее слушает.
— Мне это знакомо, — сказала Клара. — Я, например, не могу есть печенку.
— Но раньше я все это ела. И дело не в том, что мне не нравится вкус. Это, скорее, общее ощущение…
Объяснить это было очень трудно.
— Наверно, предбрачный невроз. Меня перед свадьбой целую неделю тошнило по утрам. И Джо тоже. Это пройдет. Может, рассказать тебе что-нибудь… 6 сексе? — спросила Клара с деликатностью, которая в ее устах была почти пародийна.
— Нет, нет, спасибо, — сказала Мэриан. Она была уверена, что Клара неверно объяснила ее состояние, но все-таки почувствовала облегчение.
Мэриан снова услышала пластинку и открыла глаза. С того места, где она лежала, ей была видна модель авианосца из зеленой пластмассы, плывущего в световом круге настольной лампы Питера. У него появилось новое хобби — он стал собирать модели кораблей, утверждая, что отдыхает за этим занятием. Мэриан помогла ему собрать этот авианосец — читала вслух инструкцию и подавала детали.
Она повернула голову на подушке и улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, глаза его поблескивали в полутьме.
— Питер, — сказала она, — я нормальная?
Он рассмеялся и похлопал ее пониже спины.
— Мой скромный опыт говорит мне, что ты очаровательно нормальна!
Она вздохнула: она-то имела в виду совсем другое.
— Я бы, пожалуй, еще выпил, — сказал Питер; так он просил ее принести ему виски. Пепельница была убрана с ее спины. Она повернулась и села, стянула с кровати верхнюю простыню и закуталась в нее. — Раз уж ты встала, переверни пластинку, будь паинькой.
Мэриан пошла в гостиную, чувствуя себя голой, несмотря на простыню и полумрак. Перевернула пластинку, потом направилась в кухню; налила виски для Питера. Хотелось есть: она почти не ела за обедом. Она открыла коробку с тортом, купленным на обратном пути от Клары. Накануне был Валентинов день, и Питер прислал ей букет роз. Она чувствовала себя виноватой — следовало что-нибудь ему подарить, но невозможно было придумать, что именно. Торт мог служить лишь символическим подарком: это было сердце, покрытое розовым кремом и, вероятно, уже черствое; но ведь для символа главное — форма.
Мэриан достала две тарелки, две вилки и две бумажные салфетки; потом рассекла торт. Внутри он тоже был розовый, и это ее удивило. Она взяла в рот кусок и стала медленно жевать его. Губчатая, ячеистая масса сжалась и налипла на язык — как будто лопнули тысячи крохотных легочных альвеол. Ее передернуло, она сплюнула в салфетку, выкинула в мусорное ведро все, что было на ее тарелке, и вытерла рот краем простыни.
— Я принесла тебе кусок торта, — сказала она, входя в спальню с виски и кусочком торта для Питера. Это была проверка — не для Питера, а для нее самой. Если и он не станет есть, значит, она вполне нормальна.
— Какая же ты у меня милая!
Питер взял тарелку и стакан и поставил на пол.
— Ты что, не собираешься есть торт? — с надеждой спросила она.
— Потом, — улыбнулся он, — потом. — И стал снимать с нее простыню. — Ты у меня совсем замерзла. Тебя надо согреть.
Она почувствовала вкус виски и сигарет. Лежа на спине, он притянул ее к себе, зашелестела белая простыня; Мэриан окружил знакомый, свежий запах мыла; в гостиной не переставая играла эстрадная музыка.
Потом она опять лежала на животе, и пепельница чуть покачивалась на ее голой спине, но теперь глаза ее были открыты. Она смотрела, как Питер ест торт.
— Я зверски проголодался, — сказал он с ухмылкой.
Ничего странного он в торте не заметил — съел и не поморщился.
Как-то незаметно подошел день последней холостой вечеринки у Питера. Мэриан просидела полдня в парикмахерской: Питер хотел, чтобы она сделала себе прическу. Он также намекнул, что ей стоит купить новое платье, не такое «мышиное», как ее прочие наряды, и Мэриан покорно согласилась. Новое платье было короткое, красное, с блестящей ниткой. Мэриан казалось, что оно ей вовсе не идет, но подчинилась продавщице, уверявшей, что платье сшито специально для нее. «Это ваш стиль, дорогая!» — убежденно сказала продавщица.
Платье пришлось отдать для небольшой переделки, и, выйдя из парикмахерской, Мэриан зашла за ним. Теперь она переходила через дорогу с розовато-серебристой картонкой в руке, осторожно ступая по скользкой мостовой и стараясь не поворачивать головы, — как жонглер, удерживающий на темени хрупкий золотой шар. Даже в холодном предвечернем воздухе она чувствовала сладковатый запах лака для волос, которым опрыскал ее парикмахер. Она просила не лить много лака, но парикмахеры никогда не слушают клиента: они считают, что ваша голова — нечто вроде торта, который нужно тщательно украсить.
Обычно Мэриан причесывалась сама, и потому ей пришлось обратиться за консультацией к Люси — та все знала про парикмахерские и прочие заведения подобного рода. Но, вероятно, Мэриан не надо было следовать ее совету. Фигура Люси и ее лицо были как будто созданы для искусственной обработки: маникюр, косметика, завивка естественно сливались с ее обликом. Наверно, без косметики она бы походила на ощипанную курицу; однако насчет себя Мэриан была убеждена в обратном: любые украшения казались на ней неестественными и ненужными и выделялись, как заплаты.
Уже на пороге большого розового зала — все приспособления и устройства, предназначенные для такого легкомысленного дела, как дамские прически, были оформлены в розовых и лиловых тонах, однако имели поразительное сходство с производственным оборудованием — Мэриан почувствовала, что должна отдаться на волю здешнего персонала, как если бы она попала в операционную. Сначала она обратилась к молодой особе с лиловатыми волосами, которая, несмотря на накладные ресницы и перламутровый
