Они подошли к вершине асфальтового ската, который вел на бейсбольное поле. Дункан сел прямо на заснеженный бортик и закурил. Холод словно вовсе на него не действовал. Она села рядом. Он не сделал движения, чтобы обнять ее, и она сама обняла его.

— Дело в том, — сказал он, помолчав, — что мне недостает чего-то настоящего в мире. Чего-то реального и прочного. Я знаю, что все не может быть таким, но хоть что-нибудь-то есть… Доктор Джонсон доказывал реальность мира, пиная ногой камень, но я же не могу все время пинать своих соседей. И своих профессоров. Тем более что и моя нога тоже в известном смысле нереальна.

Он бросил в снег окурок сигареты и зажег другую.

— Я думал, может, ты окажешься реальной? То есть если я с тобой пересплю. Сейчас-то ты, конечно, для меня не существуешь: одна одежда, сплошная шерсть — джемперы, свитера, пальто. Иногда мне кажется, что ты вся насквозь шерстяная. Хотелось бы убедиться в обратном…

В этом желании Мэриан не могла ему отказать. Она-то знала, что она не вся насквозь шерстяная.

— Хорошо, предположим, — сказала она задумчиво. — Но ко мне пойти нельзя.

— Ко мне тоже, — сказал Дункан, не выказав ни удивления, ни радости по поводу ее возможного согласия.

— Наверно, придется пойти в гостиницу, — сказала она, — и сказать, что мы муж и жена.

— Ни за что не поверят, — сказал он печально. — Я не похож на женатого. Меня все еще спрашивают в барах, исполнилось ли мне шестнадцать.

— А у тебя нет свидетельства о рождении?

— Было, но я его потерял. — Он повернул голову и поцеловал ее в нос. — Давай пойдем в такую гостиницу, где не станут спрашивать, женаты мы или нет.

— То есть… ты что же, хочешь, чтобы я выступила в роли проститутки?

— А что в этом такого?

— Ну нет, — сказала она с некоторым возмущением. — Я просто не сумею.

— Пожалуй, я тоже, — сказал он мрачно. — Мотели исключаются: я не умею водить машину. Видно, ничего не поделаешь. — Он закурил еще одну сигарету. — Ладно, не надо. Тем более что ты бы меня наверняка испортила. Впрочем, — горестно добавил он, — меня, вероятно, невозможно испортить.

Мэриан смотрела сверху на бейсбольную площадку и окружавшее ее пространство парка. Ночь была ясная и морозная, звезды на черном небе горели холодным блеском. Выпал снег, тонкий, как пудра, и все поле парка было белым, пустым, нетронутым. Внезапно ей захотелось соскочить вниз, побегать и попрыгать по снегу — оставляя путаные следы, прокладывая беспорядочные тропки. Но она знала, что через минуту спокойно, как всегда, направится через парк к станции метро.

Она встала и начала стряхивать снег с пальто. Спросила:

— Пойдем дальше?

Дункан тоже поднялся, засунул руки в карманы пальто. На его лице пятнами лежали тени, желтели отблески света от бледных уличных фонарей.

— Нет, — сказал он. — Пока. Может, увидимся…

Он повернулся и пошел, его фигура почти беззвучно растворилась в синей тьме.

Оказавшись перед ярко освещенным, окрашенным в пастельные тона прямоугольником станции метро, Мэриан вытащила из сумки кошелек и отыскала среди монет свое обручальное кольцо.

Мэриан лежала на животе, глаза ее были закрыты, на голой спине покачивалась пепельница Питера. Он лежал рядом, курил сигарету, допивая свое двойное виски. Из проигрывателя в гостиной доносилась эстрадная мелодия.

Мэриан очень старалась не показать виду, однако была не на шутку встревожена. Утром ее организм отверг консервированный рисовый пудинг, который принимал безропотно в течение нескольких недель. Прежде она была спокойна, зная, что в крайнем случае может полностью положиться на этот пудинг, сытный и, как сказала миссис Уизерс, врач-диетолог, отлично витаминизированный. Но сегодня утром, поливая пудинг сливками, Мэриан вдруг поняла, что поливает колонию маленьких коконов. Коконов, внутри которых живут крошечные существа.

С самого начала она старалась убедить себя, что ничего серьезного с ней не происходит, что это небольшое недомогание, вроде крапивницы, которая пройдет сама собой. Но теперь придется посмотреть правде в глаза; и придется с кем-нибудь посоветоваться. Правда, она уже рассказала Дункану, но ничего путного из этого не вышло. На его взгляд, патологии тут не было, а ее особенно угнетала мысль, что она ненормальна. Вот почему она боялась признаться Питеру: он решит, что это признак извращения или невроза, и у него, естественно, возникнут сомнения насчет женитьбы; вероятно, он предложит отложить свадьбу до ее выздоровления. И она бы так поступила на его месте. А что делать, когда они поженятся и уже невозможно будет скрыть от него свои странности? Питаться отдельно?

Она пила кофе и рассматривала несъеденный пудинг, когда вошла Эйнсли в грязном зеленом халате. В последнее время Эйнсли уже не мурлыкала и не вязала; она много читала, пытаясь, по ее выражению, ухватить проблему в зародыше.

Прежде чем сесть, она поставила на стол свой завтрак и лекарства: железистые дрожжи, пшеничные хлопья, апельсиновый сок, особое слабительное, витаминизированную кашу.

— Эйнсли, — сказала Мэриан, — как, по-твоему, я нормальная?

— «Нормальный» вовсе не значит «средний», — загадочно сказала Эйнсли. — Никого нельзя считать абсолютно нормальным.

Она раскрыла книжку и стала читать, отчеркивая фразы красным карандашом.

На Эйнсли нечего было надеяться. Два месяца назад она объяснила бы странности Мэриан какими-то неполадками в ее половой жизни — что было бы смешно — или психической травмой, полученной в детстве: быть может, Мэриан когда-то нашла в салате сороконожку, как Лен — зародыш в яйце? Насколько Мэриан знала, с ней не случалось ничего подобного. Она никогда не привередничала, ела то, что ей клали на тарелку, и не воротила нос даже от таких вещей, как оливки, спаржа и моллюски, которые, как говорят, надо «научиться» любить. Сейчас Эйнсли все чаще упоминала бихевиоризм — теорию, которая, по ее утверждению, позволяет лечить даже алкоголизм и гомосексуализм, если пациент действительно хочет вылечиться: надо только внушить больному образы, которые ассоциируются у него с болезнью, и в тот же момент дать ему лекарство, парализующее дыхание.

— Они считают, что, независимо от причины заболевания, исправлять надо именно поведение больного. Конечно, этот метод пока несовершенен. Бывает, что болезнь коренится очень глубоко, и тогда происходит переключение болезненных наклонностей, например, бывший алкоголик становится наркоманом или совершает самоубийство. Что касается моего ребенка, то он пока нуждается не в лечении, а в предупреждении болезни. Допустим, его вылечат, — сказала она и мрачно добавила: — Если, конечно, он этого захочет; все же источник своих проблем он будет видеть во мне.

«Бихевиоризм, — думала Мэриан, — мне не поможет, ведь у меня симптомы негативного характера? Можно лечить обжору, вызывая у него аппетит и тут же останавливая ему дыхание. Но как вызвать отсутствие аппетита?»

Она мысленно искала, с кем поделиться. Конторские девы, конечно, заинтересуются и станут расспрашивать ее о всяких подробностях, но вряд ли сумеют дать ей дельный совет. Кроме того, стоит рассказать одной, и это тотчас будет известно всем остальным, а дальше начнется цепная реакция, и в конце концов новость дойдет до Питера. Все ее прежние подруги живут в других городах и других странах — а в письме подобные проблемы кажутся более серьезными, чем в разговоре. Попробовать поговорить с квартирной хозяйкой?.. Нет, это будет хуже всего, потому что она, как и родственники Мэриан, лишь испугается и ничего не поймет. Кому ни скажи, все будет недовольны ею, ведь расстройство физиологических функций — признак дурного тона.

Она решила пойти к Кларе. Слабая надежда: Клара не сумеет предложить ничего конкретного, но по крайней мере выслушает ее. Мэриан позвонила, чтобы узнать, дома ли Клара, и ушла с работы пораньше.

Она застала Клару в детском манеже с дочкой. Младшая девочка спала на обеденном столе в мальпосте, а Артура нигде не было видно.