– Не только его. Судя по некоторым фразам, Хованин был в тот момент не один. Например: «возник спор из-за веревок». С кем? Явно там присутствовали другие люди. Кто они? Вот еще: «мы расстались». Кто «мы»?

– Мы, они... Если верить Туркину, достававшему два года назад снаряжение для Олега, с инженером были Нана и... Проскуров? – предположил Всеслав. – А что означает фраза: «Яд, попавший в наши жилы при укусе змеи?» Она что, их всех перекусала?

– Глупости. Со спутниками Олега произошло то же, что и с ним. Какое-то воздействие оказало на них само подземелье. Возможно, речь идет о золоте и драгоценностях? Сокровища и есть тот яд, проникший в души кладоискателей? Золотая лихорадка не нами придумана. Жадность, доходящая до умопомешательства, иногда толкает людей на убийство. «Сумеречная зона» – это помрачение сознания, когда разум застилает пелена и он отказывается служить своему обладателю.

– Все равно непонятно, – вздохнул Смирнов. – Что они потом требовали у Хованина? Что пытались повторить год назад? Какой момент некоего ужасного заблуждения собирались предотвратить?

– Двенадцатое сентября... запись о встрече с кем-то у Симонова монастыря сделана примерно год тому назад, если учесть время, когда Олег набирал текст. Сейчас почти середина октября.

– Кто-то сам хотел умереть! Уж не Корнеев ли?

Они с Евой долго обсуждали «прощальную записку» инженера Хованина, спорили, высказывали противоположные суждения, делали парадоксальные выводы.

– Пора поговорить с Петром Корнеевым, – решил сыщик. – Поеду без предварительной договоренности. Придумаю предлог на ходу.

– А я займусь знаками, обнаруженными на своде подземелья, – предложила Ева. – Христианский крест – более-менее объяснимый символ. Монахи могли начертать его, защищаясь от бесов, коих, если верить легенде, они спроваживали под землю. Второй символ – «полумесяц рогами вверх» – мне незнаком.

– Рога дьявола! Бесы ведь рогатые.

– Я бы на твоем месте не шутила, – серьезно сказала Ева. – Знаешь, зачем Олег написал эти путаные заметки? Он оставил предостережение!

Праздность при обилии денег порой порождает у людей замысловатые фантазии. Это Смирнов знал по опыту. Поэтому предварительно навел справки о семействе Корнеевых, тщательно устанавливая подробности. Корнеевых действительно оказалось трое: отец, сын и супруга последнего, «роковая женщина».

Жена Корнеева-старшего умерла этим летом от застарелой болезни сердца. По свидетельствам врачей, кончина ее была естественной. Итак, в случае смерти Петра Даниловича наследником становится его единственный сын Владимир. Разумеется, если нет завещания, где отец как-то иначе распорядился принадлежащим ему имуществом и деньгами. Феодоре Корнеевой в случае гибели свекра придется убирать с дороги и собственного мужа, иначе полностью завладеть наследством ей не удастся.

Мотив для убийства есть и у Владимира: поскорее стать самостоятельным, выйти из-под опеки родителя, тратить накопленные средства по-своему. Мотив шаткий. При ближайшем рассмотрении отношений между Корнеевыми выяснилось, что отец ни в чем не ограничивал Владимира, денег ему давал сколько угодно, к тому же продолжал успешно управлять делами, к которым у сына совершенно не было интереса. С этой точки зрения Владимиру убивать папашу нет смысла – во-первых, на него свалится огромная ноша, непосильная для его натуры; во-вторых, он и так ни в чем не нуждается. Страсти к игре по- крупному за ним не замечено, к женщинам и наркотикам тоже, бизнес его не привлекает. Ему отлично живется под крылом папика!

Любимым местом времяпрепровождения Владимира в столице все опрашиваемые единодушно называли «Гюльсару» – заведение, соединяющее в себе ресторанчик в восточном стиле, экзотический ночной стриптиз-клуб и кальянную. Правда, женившись, младший Корнеев стал посещать «Гюльсару» все реже и реже, а последние полгода его там почти не видели.

Изнеженный, пресыщенный, рафинированный отпрыск богатого папаши, развращенный ленью и ничегонеделанием, развеивающий скуку в «Гюльсаре», вряд ли пойдет на убийство. Наверняка избалованный маменькин сынок просто перешел из рук упокоившейся родительницы в изящные, цепкие ручки жены.

Остается Феодора – подозреваемая номер один. Допустим, она хочет заполучить наследство и уже предприняла попытку избавиться от свекра. Сюда не вписываются ни Проскуров, ни пропавшая Нана, ни Хованин, ни подземелья.

Сыщик имел адреса московской квартиры Корнеевых и двух их загородных домов. В одном проживал Владимир с супругой, в другом – Петр Данилович. Ехать надо к последнему. Смирнов уже заготовил аргумент, который должен был вызвать бизнесмена на откровенность.

– Будешь ему звонить? – спросила Ева.

– В квартире никто к телефону не подходит, домработница в отсутствие хозяина бывает там не каждый день. Значит, Петр Данилович обитает за городом. А другого номера у меня нет. Рискну застать господина Корнеева врасплох.

По дороге в Ольховку, где находилась подмосковная резиденция Петра Даниловича, сыщик обдумывал варианты беседы. «Мазда» легко катила вперед, по обеим сторонам дороги шумели облетающие рощи. После поворота с основной трассы на грунтовку ехать стало труднее, пришлось сбавить скорость и тащиться по засыпанным листвой колеям.

Ближе к Ольховке потянулись вдоль дороги унылые поля, показались первые деревянные заборы, перепаханные огороды. Над крышами домов кое-где шел дым из труб. Деревня закончилась заброшенными коровниками, пустырем, за которым на выкупленной земле строились современные коттеджи. Немного поодаль чернел хвойный лес. Ранний закат окрашивал край неба в малиново-оранжевые тона, уже виднелся над лесом бледный месяц.

– Глухое местечко облюбовал себе господин Корнеев, – пробормотал Всеслав, но не удивился.

Иногда человек нуждается в уединении, в тишине и простоте быта, в нетронутой природе глубинки. Хотя Подмосковье глубинкой не назовешь, а все же можно еще отыскать здесь забытый богом уголок.

Впрочем, цивилизация вплотную подошла к Ольховке, заявляя о себе двух-трехэтажными особняками,