уволит. Где я себе такую работу найду? Корнеевы щедрые и не строгие, семь шкур с обслуги не дерут, платят по-божески.

– Я не скажу мужу.

Илья взглянул на окна, выходящие во двор. Матильды уже не было видно, она занялась обедом.

– Так, может, мне почудилось? – заколебался он. Говорить хозяйке или нет? – Я не любитель по лесу шастать, не то что Владимир Петрович. Он ничего такого не встречал, потому и не верит, ругается. Ну, я пару раз от скуки за подберезовиками ходил, супчик грибной люблю, только не из этих, шампиньонов, а из настоящих лесных грибов. Брожу между деревьями, палкой траву ворошу, глядь – тень какая-то мелькнула. Я за ней! Отстал маленько, чтоб не спугнуть, прослежу, думаю. Уж не воры ли к забору добираются?

– Когда это было? Летом? – сгорая от нетерпения, перебила Феодора.

– В июле, кажись.

– Ладно, продолжай.

– Ну, вот, гляжу – вроде кто-то идет по лесу. Баба ли, мужик, не разобрать. Присмотрелся, словно тень чья-то мелькает. Хотел ближе подобраться – не рискнул. Заметит! Затаился я за деревом, березы тут старые, стволы не обхватишь, наблюдаю, догонять не спешу. Куда воришке деться? Стоял, стоял, все стихло. Я туда, сюда кинулся – нет никого. Пропала тень! Я к забору, вдоль него прошелся, кругом обогнул, оглядываюсь – пусто, одни стволы да кусты. Тревожно мне стало, муторно.

– Почему тревожно?

– Будто повеяло чем-то таким... холодным, мрачным. Вошел во двор, у охранника спрашиваю: не видел ли, мол, кого? Он, ясное дело, удивился. Ворота были закрыты, калитка тоже, через забор так просто не перелезть. Да и во дворе не спрячешься.

– Больше ты эту тень не видел?

– Было, – неохотно признался Илья. – Потом, в конце лета, когда первые опята пошли. Я даже пить из- за этого перестал, Феодора Евграфовна! Ей-богу, подумал, что у меня белая горячка начинается. Первые симптомы. Я спиртным не злоупотребляю, но уж если напьюсь, то до чертиков! – Он споткнулся на полуслове, изменился в лице. – Во! Народ не зря это выражение придумал – до чертиков. Водка на всех по- разному действует: кого не прошибешь, а кого сразу глюки одолевают.

– Думаешь, водка виновата?

Водитель поежился, словно он внезапно замерз, улыбнулся криво, одним уголком рта.

– Она, окаянная. Я выпил лишку и в лес – прогуляться, хмель выветрить. Прямо наваждение! Сел на пенек покурить, слышу: шур-шур-шур кто-то по траве. Опять она, ну, та чертяка. Верите, я весь обмер, ноги к земле приросли, а задница, простите, к пню, на который я уселся с сигаретой. Следом-то я не пошел, побоялся. Курить враз расхотелось, еле оклемался, зато протрезвел быстро. Отправился к хозяину: так, мол, и так, привидение у нас в лесу завелось. А он отругал меня как следует, приказал не болтать глупости. Вас, Феодора Евграфовна, упомянул. «У моей жены, – сказал, – и так нервы не в порядке, посмей только испугать ее своими бреднями! Уволю». Так уж вы меня не выдавайте.

– Можешь быть спокоен, – пообещала Феодора. – А что ты сам об этом думаешь?

Илья почесал крепкий, коротко стриженный затылок.

– Ну, если это не глюки, тогда и правда нечистая сила существует. Мне рябинкинские мужики говорили про место, на котором ваш дом построен, что тут раньше, в старину, деревянные палаты стояли, потом каменные, но всех жильцов демоны извели. Потом какие-то полоумные не то молельню устроили, не то шабаши правили. Потом все с землей почти сровнялось, лесом поросло, даже на холм стало не похоже. Господин Корнеев купил участок без труда, никто ему препятствий не чинил, построился.

– Хочешь сказать, он нарушил покой демонов? – отвела глаза Феодора. – И начали они вновь бродить по лесу?

– Нет, конечно. Какие демоны? Страх здесь поселился издавна, вот и мерещится людям всякое. И мне в том числе.

– Спасибо тебе, Илья, – сказала она. – Пойду обедать. Владимир Петрович ждет.

Разговор с водителем не успокоил Феодору, скорее, наоборот. Спрашивать его о ночных звуках в доме она не решилась. Илья оставался спать в маленьком флигеле, а Матильда ночевала на первом этаже дома, в комнатушке рядом с кухней, и в силу своей глухоты слышать ничего не могла.

– Еще примут меня за сумасшедшую, – рассудила Феодора. – Илья хоть на водку все списывает, а я на что? Владимир прав: мне следует переменить обстановку, посидеть у моря, погулять по венецианским улочкам и садам, послушать журчание фонтанов, побродить по музеям, отвлечься от Москвы, Рябинок и супружеской жизни.

Мысль о том, что муж предложил ей побывать именно на Крите, промелькнула, не оставив следа.

Через несколько дней, перед отъездом, Феодора захотела повидаться со свекром. Поскольку Владимир вызвался проводить ее в аэропорт, встречу с Петром Даниловичем она запланировала на день раньше. После той аварии он мог и отказаться, но не сделал этого.

Только увидев, как господин Корнеев, элегантный и подтянутый, выходит из новенького автомобиля, Феодора поняла, как ей не хватало его все эти последние дни. И что ужасное волнение, пережитое ею во время аварии «Мерседеса», возникло из-за страха потерять этого мужчину навсегда. Она тогда смертельно испугалась... осуществления своего же желания!

Ее сердце пронзила боль при виде приближающегося Петра Даниловича. Свежий шрам на его лбу напоминал о недавнем происшествии, едва не закончившемся трагически, а в остальном свекор выглядел хоть куда.

– Несказанно рад видеть, прелестнейшая Феодора, – слегка поклонился он, целуя ее холодную щеку. – Родительская роль имеет множество преимуществ! Однако я начинаю тяготиться ею.

И господин Корнеев обнял невестку посреди улицы, никого и ничего не стесняясь, прижал ее к себе и тут же отпустил.