гиганта.

– Боги дали тебя мне. Ты мой. Отныне ты живешь под моей защитой, и я обещаю тебе ее. – И он осушил чашу.

Слабость душила его, прижимала к жесткому соломенному матрацу. Трудно было поднять голову или руку, и он ненавидел свое тело, изменившее ему. Он медленно повернул голову и открыл глаза.

В палатке на циновке из плетеного тростника сидел странный маленький человек. Манатасси с интересом следил за ним. Человек склонился над блестящим металлом, расплющенным и превращенным в тонкий гибкий лист, заостренным ножом он наносил на мягкую поверхность какие-то знаки. Каждый день он по многу часов проводил за этим необычным занятием. Манатасси смотрел, видел быстрые птичьи движения головы и рук, от которых звенели свисающие золотые ушные кольца и дрожали густые черные волосы.

Голова казалась слишком большой для этого сгорбленного тела, руки и ноги тоже большие, длинные и сильные, черные волосы покрывают руки и тыльную сторону ладони. Манатасси вспомнил скорость и силу этого тела в битве. Он слегка поднял голову и посмотрел на повязки, покрывавшие нижнюю часть его тела.

В тот же момент Хай одним движением оказался на ногах, он подошел к матрацу и с улыбкой наклонился.

– Ты спишь, как грудной ребенок. – Манатасси смотрел на него, удивляясь, как человек может так смертельно оскорблять верховного повелителя венди – и при этом улыбаться.

– Айя, принеси еды, – крикнул Хай старухе рабыне и сел на подушку рядом с матрацем Манатасси. Манатасси ел с огромным аппетитом и краем уха слушал нелепое описание луны как белолицей женщины. Он удивлялся, как такой искусный воин может быть столь наивен. Достаточно посмотреть на луну, чтобы увидеть, что это лепешка из зерна, ее постепенно поедает Митаси-Митаси, великий бог, и тогда на лепешке ясно виден след его укуса.

– Ты понял? – озабоченно спросил Хай, и Манатасси с готовностью ответил:

– Понял, высокорожденный.

– Ты поверил? – настаивал Хай.

– Поверил. – Манатасси дал ответ, который, как он знал, понравится, и Хай счастливо улыбнулся. Его усилия по обучению короля-раба приносили свои плоды. Он тщательно объяснил теорию символического представления, указав Манатасси, что луна не Астарта, а ее символ, ее знак. Он объяснил прибытие и убытие луны как символическое подчинение женщины мужчине, повторяемое в смертных женщинах месячными периодами болезни.

– А теперь великий бог Баал, – сказал Хай, и Манатасси про себя вздохнул. Он знал, что за этим последует. Этот странный человек теперь будет говорить о дыре в небе, через которую приходит и уходит Митаси-Митаси. Он постарается заставить Манатасси поверить, что это человек с развевающейся рыжей бородой. Что за противоречивый народ, эти бледные, похожие на призраков существа. С одной стороны, у них оружие, одежда, удивительные предметы и почти волшебное мастерство в гражданских и военных делах. Он видел, как они сражаются и работают, и это поразило его. Но те же самые люди не видят истины, которую понимает даже не отнятый от груди ребенок его племени.

Первая сознательная мысль Манатасси, когда он пришел в себя от горячего тумана лихорадки, была мысль о побеге. Но теперь, вынужденный из-за своей слабости сохранять роль наблюдателя, он решил пересмотреть свои планы. Здесь он в безопасности, этот странный горбун обладает большой властью, а он под его защитой. Он это знал теперь. Никто не тронет его, пока его защищает его новый хозяин.

И он знал, что тут есть чему поучиться. Если он усвоит знания и искусства этих людей, он станет в тысячу раз сильнее. Он станет величайшим военным вождем племен. Они использовали свое воинское искусство, чтобы победить его, а он победит их с помощью их же искусства, которое усвоит у них.

– Ты понял? – серьезно спросил Хай. – Ты понял, что Баал хозяин всего на небе и на земле?

– Понял, – ответил Манатасси.

– Ты признаешь богов Астатру и Баала?

– Признаю, – согласился Манатасси, и Хай был доволен.

– Они пометили тебя своим знаком. И правильно, что теперь ты посвящен им. Когда доберемся до города, я совершу церемонию посвящения в большом храме Баала. Я выбрал для тебя имя, старое тебе больше не понадобится.

– Как хочешь, высокорожденный.

– Отныне ты будешь называться Тимон.

– Тимон, – корол-раб попробовал это имя на слух.

– Это был воин-жрец во времена правления пятого Великого Льва. Замечательный человек.

Тимон кивнул, не понимая, но решив слушать, ждать и учиться.

– Высокорожденный, – негромко сказал он, – что за знаки ты наносишь на этот желтый металл?

Хай вскочил и поднес к матрацу золотой свиток.

– Так мы сохраняем слова, рассказы и мысли. – И он начал объяснять суть письма и был вознагражден тем, как быстро уловил Тимон суть фонетического алфавита.

На полоске кожи черными чернилами из сажи Хай написал имя Тимона, и они вместе произнесли его по буквам. Тимон радостно смеялся своему первому достижению.

– Да, – думал он, – тут есть чему учиться, но времени у меня мало.

В глиняном ящике легионы Гая Теренция Варрона ударили в слабый центр Ганнибала. Центр подался, с засасывающим сопротивлением теста. Как и задумал Ганнибал, испанцы и галлы отступили.

– Ты видишь, Тимон? Какая красота, какая гениальность замысла! – возбужденно воскликнул Хай на пуническом, переставляя фишки.

– А где теперь Мархабал? – столь же возбужденно и на том же языке спросил Тимон. Спустя два года он бегло говорил на пуническом, и только протяжное произношение гласных нарушало его совершенное владение языком.

– Здесь, – Хай коснулся фишек, обозначавших кавалерию, – он держит своих коней на короткой узде. – Тимон знал, что лошадь – это быстрое животное, похожее на зебру. На спинах таких животных едут воины.

– Теперь Варрон окружен? – спросил Тимон.

– Да! Да! Ганнибал заманил его и окружил. И что он теперь делает, Тимон?

– Резервы, – предположил Тимон.

– Да! Ты понял! Нумидийские и африканские резервы. – Хай в возбуждении подпрыгивал вверх и вниз. – Он выпустил их, оценив точный момент, как великий мастер. Они ударили во фланги Варрона, зажали его в тиски, стеснили так, что его солдаты не могли маневрировать. И что теперь, Тимон, что теперь?

– Кавалерия?

– Да! Кавалерия! Мархабал! Верный брат. Начальник кавалерии, ждавший весь день. Вперед! крикнул Ганнибал. – Хай возбужденным жестом взметнул руки. – Вперед, брат мой! Скачи со своими дикими иберийцами! Они ударили на римлян, Тимон. В нужный момент, в самый нужный момент. Пять минут – и было бы слишком рано. Еще пять минут – и слишком поздно. Расчет! Расчет! Талант великого полководца – в точном расчете времени. А также талант государственного деятеля, юриста, бизнесмена, торговца. Правильное действие в нужное время.

– А результат, высокорожденный, каков результат? – умолял Тимон, мучимый любопытством. – Была ли победа?

– Победа? – спросил Хай. – Да, Тимон. Победа. Победа и бойня. Восемь хваленых римских легионов уничтожены до единого человека, целиком две консульских армии.

– Восемь легионов, высокорожденный, – удивился Тимон. – Сорок восемь тысяч человек в одной битве?

– Больше, Тимон. Погибли и вспомогательные войска. Шестьдесят тысяч человек! – Хай провел рукой по ящику, сметая фишки римских легионов. – Мы выигрывали битвы, Тимон, но они выигрывали войны. Три войны. Три кровавые войны, которые уничтожили нас... – Хай замолк. Голос его звучал сдавленно. Он бысто отвернулся и прошел к кувшину с водой. Тимон заторопился к нему и держал кувшин, пока Хай мыл руки и