выкрашены пеплом озерных раковин.

Навстречу из гавани устремился боевой флот Опета. Мечи и шлемы легионеров блестели на солнце, когда корабли по очереди отворачивали перед носом флагмана, а острая, как стрела, корма отражала солнце от своей позолоты. Все увидели свежие шкуры, свисавшие под флагом Барка, и над водой пронеслись приветственные крики.

Флагманский корабль первым вошел в гавань. Он по-прежнему шел на веслах. Хаббакук Лал нацелился на каменный причал ниже города, на котором собрались встречающие толпы. Все население города, в своих лучших, самых ярких одеждах, приветствовало своего нового царя сотней тысяч глоток.

В последнее мгновение Хаббакук Лал резко опустил руку, давая сигнал барабанщику и рулевому. Корабль развернулся, все весла углубились в воду, тормозя его, и бок корабля легко коснулся причала. Ланнон Хиканус и его свита спустились на берег.

Первыми приветствовали Ланнона его жены. Их было девять, по одной из каждой аристократической семьи, юные благородные матроны, гордые и прекрасные. Каждая по очереди преклоняла перед Ланноном колени, впервые называя его «государь».

Хай смотрел на них, и сердце у него болело. Это не простые безмозглые рабыни, чье общество только ему и доступно. Это женщины в полном смысле слова. Ему нужна такая женщина, с которой он мог бы разделить жизнь, и он пытался получить ее. Он сватался во все аристократические дома Опета и всюду получал отказ. Дальше его согнутой спины они не видели, и он не мог их в этом винить.

Чинность церемонии внезапно нарушили громкие крики «Хо! Хо!», и близнецы вырвались у своих нянек и побежали по причалу. Не обращая внимания на отца и аристократов, они побежали к Хаю, заплясали вокруг него, тащили его за одежду и требовали внимания. Когда он их поднял, они так целовали его и при этом дрались за его поцелуи, что все стало похоже на припадок. Подбежали няньки и выручили Хая.

Руки Имилце все еще цеплялись за волосы Хеланки, и по сердитому выражению Ланнона Хай понял, что детей ждет наказание и что их пухлые мягкие задики скоро покраснеют. Он хотел бы помешать этому.

Хай ускользнул в толпу. По пути в храм он поторговался с продавцом цыплят и дешево купил их. Потом принес их в жертву и пошел в свой дом в районе, отведенном для жрецов, между внешней и внутренней стенами храма. Вся его дворня высыпала ему навстречу. Все эти впавшие в детство и трясущиеся старики, качающие седыми головами и обнажающие беззубые десны. Все в возбуждении от его последних приключений, ждущие рассказа об охоте, пока они купали и кормили его.

Когда наконец он ушел в спальню отдохнуть, тон не успел даже лечь, когда прибыли четыре старшие принцессы в возрасте от шести до десяти лет. Прорвав слабое сопротивление рабов, они по праву вторглись в его комнату.

Хай со вздохом отказался от отдыха и послал за своей лютней. Когда он запел, рабы один за другим начали пробираться в комнату и тихо садиться вдоль стены. Хай Бен-Амон снова дома.

В 533 году от основания Опета, шесть месяцев спустя после того, как он взял великого льва и доказал свое право на царство, Ланнон Хиканус, глава дома Барка, оставил город Опет и начал марш вдоль границ – исполнение этого обычая сделает его полноправным царем. Весной ему исполнилось двадцать девять лет, он был на год старше своего верховного жреца.

Он выступил, взяв с собой четырех еще бездетных жен, надеясь за время двухлетнего путешествия изменить это положение. Он взял с собой два легиона, в каждом по шесть тысяч гоплитов, легкой пехоты, топорников и лучников. Легионы состояли главным образом из вольноотпущенников юе с офицерами из благородных семейств Опета. Легионы органозиваны по римскому обычаю, заимствованному Ганнибалом во время войны в Италии. В каждом легионе десять когорт, в каждой когорте шесть центурий. У всех легионеров кожаные нагрудники, конические железные шлемы и круглые кожаные щиты, усаженные бронзовыми розетками. На ногах кожаные поножи и сандалии. Маршируя, легионеры пели.

Офицеры выглядят величественнее, как и требует их благородное происхождение. Доспехи у них бронзовые, плащи из тонкой ткани пурпурные и красные, они шли во главе своих отрядов.

Кавалерии не было. За 500 лет ни одна попытка привезти с севера лошадей не увенчалась успехом. Большинство животных не выдерживало морского пути, а те, что выживали, вскоре после прибытия в Опет погибали от загадочной болезни, от которой у них становилась жесткой шкура, а глаза превращались в кровавое желе.

Вместо кавалерии были слоны. Огромные злобные звери, вселявшие ужас в сердца врагов Опета, когда они обрушивались на них, а лучники, сидящие в башнях на их спинах, посылали волныстрел. Но слоны в боевой ярости могли внести не меньшее смятение и в собственные ряды, и их погонщики были вооружены деревянными молотками и пиками, которые загоняли в мозг взбесившегося животного. Ланнон взял с собой двадцать пять боевых слонов.

С ним отправился верховный жрец, с десяток жрецов низших разрядов, а также инженеры, врачи, оружейники, повары, рабы и большая толпа сопровождающих: старатели, игроки, заговорщики зубов, продавцы напитков и проститутки. Караван волов, везущих палатки и продовольствие, растянулся на семь миль, а вся громоздкая колонна занимала не меньше пятнадцати миль. Это не создает проблем, пока они движутся по большим незаселенным травяным равнинам, где достаточно воды и травы. Но Хай Бен-Амон, стоя на невысоком холме рядом с царем и глядя на бесконечную колонну, движущуюся с севера, подумал о том времени, когда они вновь повернут на север, сделав огромный круг, и двинутся вдоль большой реки. Такое сосредоточение богатств будет сильным искушением для отрядов воинственных язычников с неведомых земель за рекой. Он сказал Ланнону о своих опасениях, и Ланнон рассмеялся, сощурив бледно- голубые глаза на солнце.

– Ты рассуждаешь как солдат, а не как жрец.

– Я и то, и другое.

– Конечно. – Ланнон положил руку ему на плечо. – Иначе ты не командовал бы Шестым легионом. Что ж, Хай, я много думал об этом марше. В прошлом он всегда приносил только траты времени и сокровищ Опета. Мой марш будет другим. Я намерен извлечь из него прибыль.

Хай улыбнулся при этом волшебном слове, которое одинаково хорошо понимают в Опете все: аристократы и простолюдины, цари и жрецы.

– Я намерен сделать марш другим. В южном королевстве мы будем охотиться. Такой охоты еще не бывало. Мясо прокоптим, высушим, засолим и продадим жителям и в шахты, чтобы кормить рабов. Будем также охотиться на слонов. Мне хочется довести число этих зверей в армии до двухсот, чтобы не опасаться угрозы с севера, о которой ты мне напомнил.

– А я гадал, зачем нам столько пустых повозок.

– Они наполнятся, прежде чем мы снова повернем на север, – пообещал Ланнон. – А когда будем проходить через сады Зенга, я сменю там гарнизоны, оставив этих людей. Войска, слишком долго стоящие в одном месте на постое, становятся ленивыми и разлагаются. В Зенге я встречусь с послами дравов с востока и возобновлю с ними договор.

– Но как же север? – Хай вернулся к волновавшему его вопросу.

– Из Зенга на север мы пойдем боевым строем. Женщины и дети отправятся домой в Опет по дорогам срединного царства. Мы придем к большой реке двумя легионами полного состава и укрепим уже имеющиеся там два легиона, вместе пересечем реку и проведем такой рейд за рабами, что все племена будут знать: в Опете новый царь.

Ланнон повернулся и посмотрел на север, его грива золотых и рыжих волос и борода блестели на солнце.

– Свыше ста лет они тревожат нас, и мы были с ними слишком мягкими. С каждым годом они становятся все многочисленнее, все смелее. Я покажу им железо своей руки, Птица Солнца. Я покажу им, что реку удерживает стальная защита, и им дорого будут стоить нападки на нее.

– Интересно, откуда они приходят и сколько их, – негромко сказал Хай.

– Это войско тьмы, они черны, они не похожи на бога солнца Баала, как мы. Они рождены во тьме лесов, в вечной тьме севера, и если ты сможешь пересчитать жадную саранчу, то сможешь пересчитать и их.

– Ты боишься, Ланнон? – спросил Хай, и царь с гневом повернулся к нему.

– Ты слишком многое позволяешь себе, жрец! – рявкнул он.

– Зови меня другом, а не жрецом – и я осмеливаюсь показать тебе, что беспричинная ненависть