нельзя.
Мурсил, начальник охоты, быстро заговорил с бушменом на бесформенном диалекте. Хай сделал пометку в памяти изучить этот язык: это единственный язык в четырех царствах, которого он не знал.
– Мой господин, он говорит, что это мертвые буйволы, убитые великим львом, – перевел Мурсил, и слова его долетели в облаке винных паров.
– А где зверь? – спросил Ланнон, и бушмен указал.
– Он там, за второй тушей. Он увидел и услышал нас и спрятался, – объяснил Мурсил.
– Он его видит? – спросил Ланнон.
– Да, мой господин. Он видит кончики его ушей и глаза. Великий лев свледит за нами.
– На таком расстоянии? – с недоверием сказал Ланнон, глядя на бушмена. – Я в это не верю.
– Это правда, мой господин. У него глаза орла.
– На твой риск, если он ошибся, – предупредил Ланнон.
– На мой риск, – с готовностью согласился Мурсил, и Ланнон повернулся к Хаю.
– Подготовимся, моя Птица Солнца.
Пока они снимали с Ланнона вооружение, перевязывали талию тканью, одевали ему на ноги охотничьи сандалии, подтянулись все остальные. Некоторые из старших аристократов были в носилках. Асмун, хрупкий и седовласый, остановил своих носильщиков возле Ланнона.
– Хорошей добычи, – пожелал он принцу. – Как та, что досталась твоему отцу. – И его унесли туда, откуда он мог видеть все поле. Отряд растянулся вдоль тростника. Оружие и защитное вооружение сверкало на солнце, пурпурная, белая и красная одежда яркими пятнами выделялась на темном фоне папируса. Когда Ланнон сделал шаг вперед и повернулся лицом к ним, все смолкли.
Тело принца обнажено, если не считать повязки, кожа гладкая и поразительно белая, только лицо и конечности загорели на солнце. Прекрасное тело, высокое, с правильными пропорциями, с широкими плечами, узкими бедрами и плоским животом. Волосы перевязаны пурпурной лентой, а красно-золотая борода причесана и пригнута к шее.
Он посмотрел на ряды свидетелей.
– Предъявляю свои права на город Опет и все четыре царства, – просто сказал он, и его голос донесся до каждого.
Хай передал ему оружие. Щит. Из шкуры буйвола, овальный, ростом с человека и шириной с его плечи. В центре «глаза», белым и желтым изображена пара свирепых глаз. Когда эти глаза показывают зверю, он воспринимает их как агрессивных сигнал и обычно нападает.
– Пусть щит защитит тебя, – негромко сказал Хай.
– Спасибо, старый друг.
Затем Хай протянул львиное копье. Такое тяжелое и громоздкое оружие, что пользоваться им мог только очень сильный человек. Древко из тщательно подобранного твердого дерева, обожженного и обтянутого свежей шкурой, которая высыхала, съеживалась и плотно обтягивала его. Копье толщиной в руку Ланнона и вдвое больше его роста.
К древку полосками кожи привязано острие, соответственно широкое и тяжелое, его конец заточен, как лезвие. Оно должно как можно глубже войти в тело, образуя большую рану, которая вызывает обильное кровотечение.
– Пусть это острие найдет сердце, – прошептал Хай и чуть громче добавил: – Рычи для меня, Великий Лев Опета.
Ланнон коснулся плеча жреца. Легко сжал его.
– Лети для меня, Птица Солнца, – ответил он и отвернулся. Со щитом на спине, тщательно оберегая «глаза», чтобы раньше времени не показать их, Ланнон двинулся вперед к ожидавшему зверю. Он шел, высокий и гордый, в свете солнца, царь во всем, кроме титула, и сердце Хая устремилось вслед ему. Хай молча начал молиться, надеясь, что боги по-прежнему слушают.
Ланнон шел по траве, которая задевала его колени. Он припомнил совет старейшего и лучшего из своих охотников, повторяя каждое слово.
– Жди, чтобы он зарычал, прежде чем показать ему глаза.
– Заставь его двигаться к тебе под углом.
– Он нападает с низко наклоненной головой. Ты должен целить в грудь сбоку.
– Череп как железо, кости плечей отразят самый прочный металл.
– Есть только одно уязвимое место. У основания шеи, между плечами.
Потом он вспомнил слова единственного человека среди всех, кто своими глазами видел великого льва, Гамилькара Барки, сорок шестого Великого Льва Опета: «Как только копье вонзилось, держись за него, сын мой, цепляйся изо всех сил. От этого зависит твоя жизнь. Потому что великий лев еще жив, и это копье – единственное, что отделяет тебя от него, пока он не умер».
Ланнон шел, глядя на черную с вздутым брюхом тушу буйвола, не видя ни следа зверя, на которого охотился.
– Они ошиблись, – подумал он. – Там никого нет.
Он слышал в тишине биение собственного сердца, слышал свои шаги и свист своего дыхания. Смотрел на мертвого буйвола и шел вперед, зажав древко копья под правой рукой.
– Там никого нет, великий лев ушел, – подумал он и вдруг заметил впереди движение. Лишь на мгновение два уха дернулись и снова легли, но Ланнон теперь знал, что зверь ждет его. Он почувствовал, что поневоле идет медленнее, ноги отяжелели от страха, но он заставлял себя идти вперед.
– Страх разрушитель, – думал он, стараясь отогнать его, но страх холодной тяжестью лежал в его желудке, как масло, и вдруг великий лев встал из-за туши буйвола. Стоял, разглядывая его, подняв уши, лениво махая хвостом, приподняв голову, и Ланнон вслух ахнул. Он не думал, что зверь такой большой. Он заколебался, споткнулся. Зверь невероятно огромен, как чудовище из кошмарного сна.
Теперь он находился в двухста шагах от зверя, но продолжал приближаться, пряча «глаза» и следя за хвостом гигантской кошки. При его приближении хвост дергался все более раздраженно.
Сто шагов, и теперь хвост гневно бьет, как хлыст, по бокам зверя. Кошка слегка присела, прижала уши к голове. Ланнон теперь хорошо видел ее глаза, горячие желтые глаза на морде-маске.
Он шел вперед, и грива великого льва поднялась дыбом, голова от этого стала огромной, кошка присела еще ниже. Хвост ее хлестал яростно, а Ланнон продолжал идти.
Теперь их разделяло только пятьдесят шагов, и великий лев заревел. Глухая угроза отдаленного грома, дрожь земли в землетрясении, грохот, с которым обрушивается прибой на берег. Ланнон остановился, он не мог идти, слыша этот звук. Он стоял, окаменев, и смотрел на страшного зверя, гнев которого все усиливался.
Несколько долгих секунд Ланнон колебался, затем резким движением, рожденным страхом, сорвал щит со спины и показал «глаза». Эти круги – все, что необходимо, чтобы усилить ярость зверя. Черный хвост с кисточкой неподвижно застыл, чуть поднятый над уровнем спины, голова низко опущена на грудь. И зверь прыгнул.
В тот же момент Ланнон приподнялся на пальцах ног и тоже прыгнул. Страх слетел с него, и он легко запрыгал навстречу нападающему зверю. Он бежал наискось, заставляя великого льва поворачиваться, обнажить шею и боковую сторону груди.
При этом Ланнон держал копье прямо перед собой.
Великий лев приближался быстро, нагнув голову, так что невероятные клыки почти касались груди, изогнутые и белые, как слоновая кость. Он, казалось, ползет по траве, но через мгновение его огромный корпус закрыл Ланнону все поле зрения.
В последний возможный миг Ланнон слегка приподнял острие копья, целясь в уязвимое место у основания шеи, и великий лев всем своим весом насел на копье, глубоко загоняя его в себя.
Копье глубоко погрузилось в пушистое коричневое тело, ушло в несопротивляющуюся плоть, и от толчка Ланнон упал на колени, но копье из рук не выпустил.
Вокруг него гремела буря, огромные волны звука поглощали его, били в барабанные перепонки – это великий лев ревел в агонии. Древко копья дергались, вырывалось из рук, било о грудную клетку, рвало кожу и тело, все тело дрожало, зубы стучали, терзая язык. Ланнон не выпускал копье.
Его подняло с земли, вместе в копьем он полетел вперед – это отскочил великий лев, потом снова