Он приземлился на спине, большие изогнутые желтые клыки вонзились в толстую черную кожу и плоть на плече и бедре. Клыки глубоко впились в шею быка, зверь протянул вперед лапу и ухватил быка за нос. Одним мощным движением он повернул голову быка назад, с резким звуком лопнули шейные позвонки, и бык на полном ходу свалился.

Прежде чем он упал, великий лев легко соскочил с него на землю; казалось, он едва коснулся ее и тут же взвился в воздух, сделал длинный гибкий прыжок и приземлился на спине старой черной самки, бежавшей рядом с вожаком.

Легко, как птица, перепрыгивающая с цветка на цветок, великий лев убивал. Резко щелкнули переламываемые кости, самка пронесла великого льва несколько шагов в тесноте бегущих буйволов и умерла, а он уже перескочил к следующему, снова убил одним легким движением и снова перескочил.

Пока стадо в панике успело пробежать триста шагов, великий лев убил шесть животных. Потом позволил им убежать, гром их копыт стих в отдалении, темная изгородь папируса поглотила буйволов, и они исчезли.

Великий лев стоял в серебряном блеске рассвета. Его длинный черный хвост с кисточкой все еще слегка раскачивался в возбуждении охоты. Каждая мышца его была напряжена, он стоял, полуприсев, плоская змееподобная голова поднята, как быуравновешивая длинные белые клыки, которые почти касались шерсти на груди.

Морда зверя полосатая, полосы черные и ослепительно белые, и это усиливает золотой свирепый блеск широко расставленных глаз, усы и ресницы длинные и белые и, казалось, смягчают свирепое выражение морды. Но когда зверь встает, поднимается темно-багровое кольцо шерсти вокруг шеи, и всякое впечатление мягкости исчезает.

Ростом с человека, весом с лошадь, вооруженная легендарными клыками и когтями, это была самая опасная и смертоносная кошка, какую порождала природа.

Кошка повернулась и пошла к последней своей жертве, лежавшей в короткой траве на равнине. Она склонилась к мертвому буйволу, и казалось невозможным, что такой большой зверь способен двигаться так быстро.

Великий лев поднял голову, раскрыл мощные челюсти, показался между невероятными клыками длинный изогнутый розовый язык. Зверь заревел.

Звук этот, казалось, потряс пурпурное небо рассвета, вся земля задрожала, и заволновалась спокойная поверхность озера.

На рассвете на узком болотистом берегу Хай Бен-Амон приветствовал своего бога. На нем были легкие охотничьи доспехи: кожаный нагрудник, короткая кожаная накидка и кожаная юбочка, укарашенная бронзой; оружие он отложил в сторону, собираясь принести жертву, послать вестника к великому Баалу. Вестника, который должен отнести богу просьбу Ланнона Хикануса. Принц и свита полукругом стояли возле жреца, все смотрели на восточную часть неба. Над горизонтом показался огненный шар Баала, и все протянули ему навстречу руки. Пальцы расставлены знаком солнца.

– Великий Баал, – Хай начал приветствие мягким, но торжественным голосом, который должен долететь до неба. – Твои дети приветствуют тебя! – Смуглое крючконосое лицо Хая осветилось мистическим блеском, который придал ему странную красоту.

– Мы пришли сюда избрать царя для нашего народа и просим тебя благословить наши старания. – Хай хорошо знал своих богов и, хоть и любил их, знал все их человеческие слабости. Они тщеславны, непоследовательны, раздражительны, алчны и иногда ленивы. Им нужно льстить, их нужно упрашивать, подкупать, веселить, нужны специальные церемонии, чтобы привлечь их интерес и внимание, нужны жертвы – сам Хай находил отвратительной их страсть к теплой крови. Недостаточно просто принести жертву, это нужно проделать со всеми необходимыми церемониями, чтобы боги ее приняли, и когда младший жрец подводил к нему белого быка, Хай размышлял, правильно ли он поступил, убедив Ланнона принести в жертву животное, а не раба. Боги предпочитают человеческую кровь, но Хай убедил Ланнона, что бык сейчас и обещание человеческого жертвоприношения позже окажется более эффективным. Хай не испытывал никаких угрызений совести, торгуясь с великими бессмертными, особенно если это позволяло отдалить момент, когда ему приходилось смотреть в полные ужаса и мольбы глаза обреченного раба. За те пять лет, что Хай управлял религиозной жизнью Опета, было принесено в жертву не больше ста человек, а ведь в истории города были времена, когда такое количество отправлялось к богам во время одной церемонии.

– Мы шлем тебе с нашей просьбой прекрасного белого быка. – Хай повернулся и приблизился к животному. Это было низкорослое животное опетской породы, белое, с серыми пятнами, с жирными плечами и широкими прямыми рогами. Оно спокойно стояло, а Хай взял у одного из жрецов свой топор с грифами. Кружок аристократов слегка расступился, освобождая место для размаха топора и брызг крови.

– Великий Баал, прими нашего вестника! – воскликнул Хай, топор взметнулся вверх, отразив от своей блестящей поверхности низкие лучи солнца. Он гневно свистнул, падая, шея быка была перерублена, голова отскочила от туловища. Безголовое тело опустилось на колени, полилась кровь.

Хай оперся на свое оружие характерным жестом отдыхающего топорника.

– Знак, великий Баал! – закричал он, и звучало это не как просьба, а как требование. – Дай твоим детям знак! – Голос его разнесся по безбрежности болот, под небом и над водой. На них обрушилось бесконечное молчание болот, тишина веков дымчато-пурпурного рассвета.

Несколько гусей пролетело над головой, они тяжело били крыльями, вытянув длинные шеи, темные силуэты на фоне розовых освещенных солнцем облаков. Хай с надеждой смотрел на них, испытывая искушение объявить их полет знаком бога.

– Знак, великий Баал! – Он отбросил искушение, но раздражение его увеличивалось. Жертвоприношение совершалось в точном соответствии с правилами вплоть до одного-единственного удара топором – неужели это один из тех случаев, когда внимание богов чем-то отвлечено, или же он был слишком упрям? В заливе зашевелился и плеснул гиппопотам, Хай с надеждой повернулся к нему, но большая жирная морская корова только хлопнула ушами, как пчела крыльями, и погрузилась в воду.

– Знак, великий Баал! – Третья и последняя просьба, и почти тут же послышался ответ.

Из тростника послышался звук, от которого птицы изменили направление своего полета, задрожали пушистые верхушки папируса, казалось, дрогнуло само небо. Никто из них никогда раньше не слышал этого звука. Рев великого льва.

Хмурое выражение Хая сменилось ослепительной улыбкой, он взглянул своими газельими глазами с длинными ресницами на принца.

– Боги ответили тебе, Ланнон Хиканус. – Он видел, с каким сверхъестественным страхом смотрят на него жрецы, аристократы, воины и охотники. Позже он принесет личную жертву Баалу, ничего показного или дорогого, может быть, пару цыплят, но он поблагодарит за этот великодушный отклик. Это один из лучших его обрядов. Хай так обрадовался своему успеху, что не смог удержаться от театрального жеста.

– Иди, принц Опета, и бери своего великого льва, – сказал Хай.

Маленький бушмен вел их по тропе буйволов. Это был зеленый туннель в тростниках, головки папируса смыкались вверху, закрывая небо, под ногами влажная торфяная почва, в ноздрях болотный запах. Потом они вышли на открытое пространство, поросшее травой. Короткая зеленая трава примята бесчисленными стадами буйволов, населявших этот берег озера.

Бушмен повернул и повел их вдоль края одной из зарослей тростника. Процессия получилась громоздкая, четыреста-пятьсот воинов, потому что некоторые аристократы из числа девяти не хотели появляться на берегу по соседству с великим львом без плотного кольца лучников и топорников вокруг. Вся эта процессия тащилась вслед за группой принца, которая состояла из Мурсила, начальника охоты, от которого пахло ароматным фруктовым зенгским вином, бушмена, Хая, самого принца и двух его оруженосцев.

Боги держали свое обещание. Бушмен провел отряд вокруг выступающей, как палец обвинителя, полоски тростника, и, обогнув его, они оказались на еще одной открытой поляне. Она представляла собой естественную арену, с трех сторон окруженную стенами темных зарослей, большое круглое пространство роскошной травы примерно полмили в поперечнике.

В центре этого пространства на равных расстояниях друг от друга лежали шесть больших темных предметов, отчетливо видных на открытой местности. Но до предметов слишком далеко, и сразу узнать их