Мы уже переместили 261 кувшин в хранилище, и у Элдриджа и Салли хватало работы на следующие несколько месяцев, поэтому я решил исполнить пожелание Лорена, прекратить работу в архиве и предпринять еще одни тщательные поиски на территории города. Мой расчет оказался безупречен. Рал находился всего в пяти футах от того места, где в темном углу стояли небольшие кувшины, запечатанные изображением птицы солнца. Размером они в два раза меньше остальных и потому полностью скрывались за ними. Мы и не включили их в первоначальный подсчет. Рал постоянно продвигался в их строну, еще три дня – и он их обнаружил бы, но я снял его с этой работы для поисков в холмах.

Стоял ноябрь, месяц, который мы в Африке называем «самоубийственным». Солнце било как молот, земля стала наковальней, но мы, несмотря на это, работали в холмах. Отдыхали только два часа в середине дня, когда жара становилась смертельной и зеленые прохладные воды бассейна манили неудержимо.

Мы представляли себе теперь хитрости и уловки древних обитателей Опета. На собственном горьком опыте узнав, как они могут скрывать свои следы и как искусно их каменщики прячут соединения плит, я вернулся к тем местам, которые мы уже обследовали. Использовал собственные уловки, чтобы перехитрить древних. Мы с Ралом перефотографировали каждый дюйм пещеры, но на этот раз на чувствительную к инфракрасному излучению пленку. Но больше не нашли скрытых проходов.

Оттуда мы перешли наружу. Каждый день я намечал трехсотфутовый участок, и мы тщательно прочесывали его. Не удовлетворяясь просмотром, мы все прощупывали. Отыскивали путь, как слепцы.

Каждый день сопровождался происшествиями, меня преследовала черная гадюка – восемь футов раздражительности и неожиданной смерти, с глазами, как стеклянные бусины, и мелькающим черным языком; она возмутилась тем, что я прощупываю углубление, которое было ее домом и крепостью. Рал поразился тому, какую скорость я развил на пересеченной местности, и предложил, чтобы я перешел в профессионалы.

Через неделю я мог вернуть его насмешки, заметив, что двадцать диких пчел очень усовершенствовали его внешность. Лицо его стало похоже на волосатую тыкву, а глаза превратились в щелочки в воспаленной плоти. Пять дней бедный Рал был для меня бесполезен.

Прошел ноябрь, и в середине декабря случился небольшой дождь, что для этой части Африки вполне нормально. Он около часа сбрызгивал пыль, и на этом сезон дождей кончился. Я предположил, что в древности озеро Опет вызывало более регулярные и сильные дожди в этом районе. Открытая водная поверхность способствует дождю и испарением, и охлаждением воздуха, благодаря чему и происходит выпадение осадков.

Мы с Ралом работали без видимых результатов, но это не уменьшало нашей решимости и энтузиазма. Несмотря на дни утомительной работы под убийственным солнцем, большую часть вечеров мы проводили над картой фундаментов города. Путем догадок, дедукции и исключений мы пытались определить, где древние разместили свое кладбище. К этому времени я очень привязался к Ралу Дэвидсону и видел в этом рослом нескладном неутомимом юноше одного из будущих гигантов нашей профессии. Как только раскопки закончатся, его ждет постоянная должность в нашем Институте, я позабочусь об этом.

В противоположность нашему отсутствию результатов, Элдридж Гамильтон, с помощью Салли и Лесли, пожинал богатый урожай свитков. Каждый вечер я около часа проводил в прохладном хранилище вместе с ними, рассматривая результаты дня. Постоянно увеличивалась стопка отпечатанных листов, их поля густо покрывали примечания и записи, сделанные неаккуратным мелким почерком Элдриджа.

Пришло Рождество, и мы сидели под луной, большой, как серебряный гонг, и обменивались подарками и поздравлениями. Я спел им «Белое Рождество» в стиле Бинга Кросби, хотя даже ночью температура достигала двадцати пяти градусов. Потом мы с Элдриджем дуэтом исполнили «Звон колоколов». Элдридж позабыл слова, все, кроме звона. Великий звонарь он был, наш Элдридж, особенно после десяти больших порций джина. Он все еще весело звонил, когда мы с Ралом оттащили его в постель.

В начале нового года у нас случилось то, что можно назвать королевским визитом. Хилари Стервесант наконец убедила Лорена показать ей раскопки. Нам пришлось неделю готовиться к приему всей семьи. Хилари должна была привезти с собой старших детей, и я был вне себя от перспективы получить всех своих любимых женщин в Лунном городе. Оставив Рала заниматься поисками в холмах, я занялся организацией, подготовкой, проверкой, поисками в наших запасах кока-колы и шоколада. Это необходимые условия для того, чтобы Бобби Стервесант могла примириться с жизнью.

Они прибыли как раз вовремя для ланча из холодного мяса и салата, который я готовил лично, и немедленно положение стало ухудшаться. Салли Бенейтор к ланчу не явилась, она прислала записку, что у нее болит голова и она будет лежать дома. Однако я заметил, как она с полотенцем и купальным костюмом направилась к изумрудному бассейну.

Элдридж Гамильтон и Лорен Стервесант бросили друг на друга один взгляд и тут же вспомнили свою последнюю встречу. Они вели себя враждебно, как пара оленей-самцов в период случки. Я вспомнил, как Элдридж хвастался, что он отшил Лорена. Они тут же стали обмениваться оскорбительными замечаниями, я изо всех сил старался предотвратить драку, и когда Элдридж заговорил о людях, у которых «больше денег, чем достоинства и здравого смысла», я подумал, что потеряю своего специалиста по древним рукописям.

И как будто этого недостаточно, стало ясно, что Лорен и Хилари находятся в состоянии семейной ссоры, что делало для них невозможным обращаться друг к другу непосредственно. Вся коммуникация совершалась через посредство Бобби Стервесант и предварялась ремарками типа: «Пожалуйста, скажи маме...» или «Если твой папа хочет...»

Хилари за едой не снимала темных очков, и я решил, что ее глаза сохраняют следы недавнего плача. Она молчала и держалась отчужденно, так же вели себя Рал и Лесли. Их охватило смущение в присутствии Стервесантов, и когда Элдридж и Лорен заключили дымящееся перемирие, говорить приходилось только нам двоим: мне и Бобби Стервесант.

Бобби тут же воспользовалась временным отсутствием родительского присмотра, чтобы стать совершенно невыносимой маленькой ведьмой. Все время она либо бесстыдно кокетничала, либо дерзила матери. Я с удовольствием разложил бы ее на коленях и высек.

Сразу после бесконечной еды Элдридж удалился в свое храниище, Рал и Лесли извинились и сбежали. Лорен попросил у меня ключи от лендровера, и я видел, как он, прихватив с собой дробовик, уехал на север, оставив Хилари и детей мне. Я повел Хилари в музей нашего города, и скоро она забыла свои несчастья, очарованная нашей выставкой.

Я тщательно очистил и отполировал большой боевой топор. Он блестел серебром, золотом и слоновой костью, и мы восхитились мастерством изготовившего его оружейника, прежде чем перейти в хранилище свитков. Салли была слишком занята, чтобы разговаривать с нами. Когда мы вошли, она даже не подняла головы, но Хилари обратила свои мягкие чары на Элдриджа Гамильтона, и он не смог устоять. Когда мы час спустя ушли оттуда, у Хилари был еще один преданный поклонник.

Потом мы пошли в пещеру и сидели у изумрудного бассейна, пока дети плескались и визжали в прохладной зеленой воде. Мы говорили, как старые добрые друзья, но прошло довольно много времени, прежде чем Хилари решилась упомянуть то, что ее тревожило.

– Бен, вы не заметили в нем отличий? – Старый вопрос несчастных женщин, и я дал тоже старый уклончивый ответ:

– Он так много работает, Хил. – И она за него ухватилась.

– Да, он целые месяцы занимается этим проектом с отелями. Строит цепь роскошных туристических отелей на островах Индийского океана, Коморы, Сейшелы, Мадагаскар – целых десять отелей. Он истощает себя.

Когда мы уже в полутьме возвращались к домам, она неожиданно сказала: «Бен, может, у него есть другая женщина?»

Я удивился. «Боже, Хил. Что вас заставляет так думать?»

– Не знаю. Вероятно, ничего. Просто... – она замолкла и вздохнула.

– Где он найдет лучше, чем сейчас? – негромко спросил я, и она взяла меня за руку и пожала.

– Мой дорогой Бен. Что бы я делала без вас?

Когда я пошел к Бобби, чтобы поцеловать ее на ночь, я сказал, что я думаю о ее поведении за ланчем, она немного посопела и сказала, что извиняется. Мы поцеловались, обнялись и решили, что по-прежнему любим друг друга. Она уснула, прежде чем я успел выключить свет, и я с ужасом в сердце отправился в