устремилась к передатчику, в то же мгновение он обернулся к заложнику. Я думаю, он хотел вмешаться, остановить убийство. Но было поздно.

Нож перерезал напряженное горло, глубоко впиваясь под челюстью. Кровь брызнула, как вода из пережатого садового шланга, она красным фонтаном залила Тимоти и меня. Сильной жидкой струей она плеснула по крыше кабины, потом закапала сверху на пол. Инженер испустил высокий воющий звук, как пар, вырывающийся из котла, воздух из его легких пошел через перерзанное дыхательное горло, и розовая пена забрызгала радиоустановку.

По радио послышалось: «Немедленно смените курс на противоположный. Подтвердите получение. Подтвердите немедленно, иначе открываю огонь».

Тимоти бранился, вырывая у меня из рук микрофон, я кричал и старался разорвать веревки.

– Звери! Грязные кровожадные звери-убийцы!

Один из бандитов поднял пистолет, собраясь ударить меня по лицу, но Тимоти оттолкнул его руку.

– Уберите его отсюда! – он головой указал на все еще дергающийся труп инженера, и его вытащили в грузовое отделение.

– Мираж атакует! – закричал Роджер из кабины, и мы увидели серебряную точку, идущую наперерез нам.

Тимоти поднес микрофон ко рту. Его лицо было залито кровью инженера.

– Не стреляйте! – закричал он. – На борту заложники.

– Атакуйте! – кричал я, стараясь порвать свои путы. – Нас все равно убьют. Открывайте огонь!

Мираж, не открывая огонь, круто поднял нос прямо перед нами. Дакоту сильно качнуло в зоне пониженного давления. Я по-прежнему кричал и старался вырваться. Я хотел добраться до них. Стальное кресло подо мной раскачивалось из стороны в сторону. Я уперся ногами в стену фюзеляжа и надавил изо всех сил. Кресло наклонилось, и бандит снова поднял пистолет.

– Нет! – крикнул Тимоти. – Он нужен нам живым. ПустьМэри принесет морфий.

Мираж отвернул в сторону, потом повернул назад и повис в ста футах справа от нас. Я видел, как пилот беспомощно смотрит на нас.

– Вы слышали доктора Кейзина, – предупредил Тимоти пилота истребителя. – У нас еще четверо заложников на борту. Одного белого заложника мы уже казнили и, не колеблясь, казним другого, если вы предпримете враждебные действия.

– Нас все равно убьют! – закричал я, но Тимоти уже прервал контакт.

Им пришлось держать меня впятером, чтобы сделать укол, но наконец игла впилась мне в руку, и хотя я пытался противиться наркотику, все начало расплываться и затягиваться туманом. Я все равно пытался бороться, но движения мои становились летаргическими, координация утрачивалась, и я потерял сознание. Последнее, что я помню: Тимоти дал Роджеру новый курс.

Меня разбудили боль и жажда. Во рту все слиплось, голова страшно болела. Я попытался сесть и громко вскрикнул.

– Как вы, доктор? Спокойней. – Голос Роджера ван Девентера. Я заставил себя сосредоточить на нем взгляд.

– Есть вода?

– Простите, доктор. – Он покачал головой, и я осмотрел голую, с белыми стенами комнату. Всю ее мебель составляли четыре деревянные койки и ведро-параша. Дверь закрыта и забрана решеткой. Три банту из наземного экипажа сидели в углу, выглядели они испуганными и несчастными.

– Где мы? – прошептал я.

– Замбия. Нечто вроде военного лагеря. Приземлились час назад.

– А куда делся истербитель?

– Повернул назад, когда мы пересекли Замбези. Они ничего не могли сделать.

Мы тоже. Пять дней мы просидели в душной, раскаленной, как печь, комнате, с этим вонючим ведром. На пятый день за мной пришли. С криками и множеством ненужных толчков и ударов меня провели по коридору в скудно меблированную комнату. Главным предметом мебели был большой портрет Председателя Мао. Тимоти Магеба встал из-за стола и приказал стражникам удалиться.

– Садитесь, доктор – На нем была форма парашютиста и линии и зведы полковника Китайской Народной Армии.

Я сел на деревянную скамью, и глаза мои устремились к ряду бутылок с тускерским пивом на подносе. Бутылки запотели от холода, и мое горло сжалось.

– Я знаю, вы любите холодное пиво, доктор. – Тимоти открыл одну из бутылок и протянул мне. Я покачал головой.

– Нет, спасибо. Я не пью с убийцами.

– Понятно. – Он кивнул, и я увидел сожаление в его темных задумчивых глазах. Он поднял бутылку ко рту и отпил. Я с жадностью следил за ним.

– Казнь инженера не была преднамеренной, – сказал он. – Я не хотел этого. Поймите, пожалуйста, доктор.

– Да. Понимаю. А когда дым от нашей горящей земли затмевает небеса, а запах мертвых доходит даже до твоей черной души, ты тоже говоришь: «Я не хотел этого»?

Тимоти отвернулся и подошел к окну. Он смотрел на плац, где под жгучим солнцем маршировали взводы одетых в мундиры людей.

– Я смог добиться вашего освобождения, доктор. Вам позволят улететь в Дакоте. – Он подошел ко мне и перешел с английского на венди: – Сердце мое плачет оттого, что вы уходите, мачане: вы мягкий, сильный и храбрый человек. Некогда я надеялся, что вы присоединитесь к нам.

Я ответил тоже на венди: «И мое сердце плачет, потому что человек, который был моим другом, кому я верил, считал человеком доброй воли, ушел в мир преступников и разрушителей. Он умер для меня, и сердце мое плачет».

Я понял, что сказал правду. Я не хотел пристыдить его. За ненавистью и гневом скрывалось чувство печали и утраты. Я верил в него. Я видел в таких людях, как он, надежду нашего бедного измученного континента. Мы смотрели печально друг на друга с расстояния в четыре фута, и было это расстояние широко, как небо, и глубоко, как пропасти ада.

– Прщайте, доктор, – негромко сказал он. – Идите в мире, мачане.

Нас, босых, раздетых до белья, отвезли в крытом грузовике в аэропорт.

От грузовика к самолету вела двойная линия людей. Их было около двухсот в мундирах парашютистов, и мы были вынуждены идти по узкому коридору между усмехающимися черными лицами по обе стороны от нас. Были тут и китайские инструкторы, их гладкие черные волосы выбивались из-под матерчатых форменных шапок. Они широко улыбались. Я видел всюду насмешливые глаза, слышал насмешки по адресу своей согнутой спины и торопливо шел к Дакоте. Неожиданно один из них преградил мне путь. Он плюнул мне в лицо, послышался громовой хохот. С большим желтым плевком в волосах я вскарабкался в самолет. Как только мы пересекли Замбези, нас встретил Мираж военно-воздушных сил и сопровождал до военного аэропорта Вуртреккер Хугт. Но мое почти истерическое облегчение от освобождения оказалось короткоживущим. Как только врач очистил и перевязал засыхающие и нагноившиеся раны на голове, меня увезли в закрытой машине на встречу с четырьмя неулыбчивыми мрачно вежливыми офицерами полиции и военной разведки.

– Доктор Кейзин, это ваша подпись?

Моя рекомендация на выдачу паспорта Тимоти Магеба.

– Доктор Кейзин, вы помните этого человека?

Китаец, с которым я встретился, когда навестил Тимоти в Лондонском университете.

– Вы знали, что он агент коммунистического правительства Китая, доктор?

На фотографии мы втроем пьем пиво на бечевнике у Темзы.

– Расскажите, о чем вы разговаривали с ним, доктор.

Тимоти сказал мне, что китаец известный археолог, и мы обсуждали открытия Лики в ущелье Олдувай.

– Вы рекомендовали Магеба на получение стипендии Стервесантов, доктор?

– Знали ли вы, что он был в Китае и там прошел подготовку как руководитель партизанской войны?