– Мы приехали к метро.

Я осторожно вылез, расплатился с водителем, и мы с Бэйнбридж спустились на платформу. Она постоянно болтала, рассказывая о своих занятиях в колледже. «…К вопросу о ретроистории: все это не так уж и жутко, как мы себе представляем… Дело в том, что все оно случилось так, как случилось…» Я что-то отвечал ей. Не знаю точно, что именно, но думаю, я ухитрился изыскать какие-то подходящие к случаю фразы. В итоге Бэйнбридж прониклась ко мне еще больше.

Я вымотался. У меня заболела голова, и я пытался думать о роликах, которые начал сочинять во время поездки в коляске. Два из них никуда не годились, но был и третий. Может, использовать его для «Виткинс Маррс»? Или поместить в рекламу «Неспетых Песен»… Интересно, о чем они?…

Напряжение покидало меня. Затем вдруг прошла и головная боль. Я почувствовал, как Бэйнбридж стискивает мою руку; ее пальцы переплелись с моими. Да сколько ж можно?!

– Ты в порядке?

– Все отлично, – сказал я. Сердце заколотилось в груди. А в голове зрело решение.

– Точно все в порядке, Боддеккер?

– О да. – Я сглотнул. – Куда поедем?

– Может, к реке. Слушай, ты уверен, что все в порядке, Боддеккер?

Что там я собирался ей сказать? Я ненавижу, когда ты произносишь мое имя.

– Серьезно, Боддеккер. У тебя рука внезапно сделалась липкой.

Я воспользовался этим, чтобы вынуть руку из ладони Бэйнбридж. Тщательно осмотрел кисть со всех сторон.

– Я думаю, это сердечная недостаточность. – Прежде чем она успела что-нибудь сказать, я прибавил: – Шутка.

Насей раз она промолчала, но отступать явно не собиралась.

– Бэйнбридж, почему бы тебе не вернуться в офис? Я не очень хорошо себя чувствую и, наверное, поеду домой…

…Не стоило этого говорить…

– Если ты себя плохо чувствуешь, я исцелю тебя лучше, чем любые лекарства…

Я скривился. Флоренс Найтингейл снова здесь.

– Вообще-то, – поспешно сказал я, – мои дела не настолько плохи.

Может быть, мне все-таки удастся сплавить ее в офис.

– Ты выглядишь бледным, Боддеккер. Если хочешь, давай прогуляемся. Здесь спертый воздух. Толпа, жара…

Я отчаянно искал выход. Мне пришел в голову маневр, который я видел в одном старом фильме.

– Отлично. Выходим на следующей остановке.

– Двумя минутами позже поезд затормозил. Люди начали продвигаться к дверям, готовясь выходить. Я не торопился, пропустив часть толпы впереди себя, а затем присоединился к ней вместе с Бэйнбридж. Поезд остановился, люди хлынули из вагона наружу, а когда мы приблизились к дверям, я громко чертыхнулся и крикнул Бэйнбридж, что забыл ноутбук на сиденье. С этим словами я ринулся обратно в вагон, а тем временем людской поток подхватил Бэйнбридж и вынес ее из вагона. Он беспомощно кричала: «Боддеккер! Боддеккер!», напоминая какую-то странную, невиданную птицу.

– У тебя же не было с собой ноутбука!

Двери вагона закрылись и разделили нас.

– Ты абсолютно права, – процедил я.

Поезд отвалил от остановки, а Бэйнбридж осталась стоять на платформе. Последнее, что я увидел, – беспомощное пожатие плеч. Потом я сел, засунул руки в карманы и принялся хохотать как безумный…

Конечно же, она встревожится. И несомненно, отправится назад в Пембрук-Холл, чтобы рассказать всем и каждому, как в метро со мной приключился нервный срыв. Не исключено, что даже вернется к сержанту Араманти и заявит о пропаже человека. И может быть, выйдет замуж за этого сержанта, убедившись, что я никогда не вернусь.

Что ж. Надежда умирает последней.

Я пересел на другой поезд и в конечном итоге добрался до нужной мне станции. Я немного помедлил, дожидаясь покуда схлынет толпа; на пути к выходу я остановился, чтобы загрузить последний выпуск «Таймс». Не то чтобы я собирался ее читать; просто это способ убить время.

Когда я вышел на Круг Колумбии, уже наступила темнота. Несколько человек, оказавшихся на улице, спешили поскорее убраться оттуда и не будить лихо. Интересно все-таки – как разительно меняется город, переходя к темному времени суток. Днем он наполнен жизнью во всех ее проявлениях, а ночью здесь властвует темное нечто – одновременно не мертвое и не живое…

Вспыхнул фонарь, каким-то чудом до сих пор уцелевший. Я зашагал от Колумбии на север, в направлении Амстердам, стараясь припомнить названия банд, которые называл мне Ферман, и подвластные им территории. Увы! Все, что мне удалось вспомнить: Пачкуны, размещавшиеся южнее, да еще непопулярные Милашки, которых, кажется, считали отверженными, поэтому они и бродили, где вздумается. Я надеялся попасть по назначению и разыскать Дьяволов прежде, чем на меня обрушатся неприятности. С другой стороны, я мог бы стать одним из немногих рекламщиков, и вправду погибших во имя своего искусства.

По мере приближения к Амстердам я начал успокаиваться. Я добрался до нужного места. Теперь следовало пройтись по Шестидесятой или Шестьдесят первой и где-нибудь я непременно их встречу. Мне нужно найти хотя бы одного из Дьяволов – предпочтительно Джимми Джаза – и передать хорошие новости. Да, это должно сработать.

Я завернул за угол и тут же нос к носу столкнулся с привидением. Я вскрикнул и отступил. Отступил еще немного. Ощутил спиной стену здания…

И тут призрак заговорил.

– Извини, приятель, – сказал он.

В призраке было футов семь росту. В тусклом свете уличных огней я разглядел длинную, заостренную голову, со светящимся черепом вместо лица, с пустыми глазницами и провалом рта. Казалось, что череп висит в воздухе. Вот он приблизился ко мне.

– Эй, – сказал призрак, – да ты цивил.

Я заморгал. Картина прояснилась. Фигура просто облачена в черную одежду, череп – нарисован на лице. Глазницы не пусты, а рот растянут в улыбке.

– А ты…

– Остроголовый, – сказал призрак и изобразил куртуазный поклон. – Тебе сейчас лучше валить отсюда, парнишка. Я разведывал территорию Дьяволов, и…

– Дьяволы? – перебил я. – Где они?

Остроголовый недоуменно передернул плечами.

– Ты ищешь…

Прежде чем он успел договорить, от Амстердам послышался крик:

– Вот он!

– Их там двое!

– Взять их!

Остроголовый сгреб меня за плечи, развернул и начал подталкивать в сторону, откуда я пришел.

– Беги, – сказал он. – Для твоего же блага…

Я принялся протестовать, но тут раздался громкий хлопок. Остроголовый споткнулся и рухнул мне на руки. Толчок отбросил меня от стены, я подхватил парня под руки, поднял и потянул за собой.

– Все в порядке, – сказал я. – Я их знаю. Ты сможешь уйти…

Остроголовый грустно посмотрел на меня. Он уже открыл рот, чтобы заговорить, как спазм скрутил его тело, и на меня хлынул поток горячей жидкости, заливая грудь лицо, руки. Голова безвольно повисла и упала мне на плечо. И в этот момент я вдруг понял, что странный острый конус – это его собственные волосы, тщательно уложенные и выкрашенные…

Я отступил назад, мои руки разжались, и Остроголовый мягко сполз на тротуар. А за углом уже