У меня перехватило дыхание. Это был Ферман – в полный рост. И история его жизни…

– Впечатляет, не правда ли?

– Да уж, – сказал я, созерцая общие суммы штрафов. Я сначала удивился и лишь потом сообразил, что речь идет не о его доходах. Это деньги, которые Ферман задолжал обществу.

Араманти с гордостью кивнул.

– Перед нами действительно солидное программное обеспечение. Разумеется, некоторые пытаются использовать его для всяких дурацких рекламных роликов…

– От этого программа не испортится. – Я нервно рассмеялся и покосился на Бэйнбридж. Она настойчиво переводила взгляд от Араманти к экрану – и обратно. Я слегка кивнул ей, шагнул к изображению и протянул к нему руку.

– Удивительно четкая картинка…

– Не прикасайтесь!

Мой маневр сработал. Араманти резко вскочил места.

– Пожалуйста, – сказал он, моментально сбавив тон. – Там сенсоры для механизма перчатки и всякие штуки.

– Простите. Не хотел вас пугать. – Я отошел в сторонку, отвернулся от экрана и встал между Араманти и Бэйнбридж'. – Послушайте, сержант, я очень благодарен вам за то, что вы потратили на нас свое драгоценное время. Я думаю, мы сделаем эту рекламу.

– Отправьте мне копию ролика. – Он ухмыльнулся.

– Непременно, – сказал я. – Обязательно. И вот еще… Позвольте сделать вам маленький подарок… Просто сувенир на память. – Я сунул руку в карман и вытащил маленький предмет. Сержант машинально опустил глаза, глядя на мою руку, и поэтому не увидел, как изменилась картинка на экране дисплея.

– Это музыкальный чип, – сказал он.

– Верно, – отозвался я. – Мое агентство сотрудничает с «С-П-Б», и это – запись их последнего альбома «Неспетые песни»…

Араманти протянул руку.

– Я польщен, – сказал он. – Честное слово.

«И пусть после этого мне посмеют сказать, что уже никто не любит этих ребят», – подумал я.

– На самом деле это раритет. Экспериментальная обработка музыки. Мелодии не предполагают эффекта влияния на подсознание, и потому рекламный бизнес не заинтересовался этими парнями.

Лицо Араманти просветлело.

– Коллекционный предмет…

– Да. Именно так. Для данной конкретной группы он останется таковым лет эдак на тысячу.

– Что ж. – Сержант принял у меня микрочип. – Думаю, я найду этому применение.

– Отлично. – Араманти сунул вещицу в карман, и мы пожали друг другу руки.

– И еще раз огромное вам спасибо, – сказал я. – Вы даже не представляете, как помогли нам.

Мы с Бэйнбридж распростились с любезным сержантом, вышли за дверь и направились к выходу из участка.

– Нашла? Я видел, как ты изменила данные.

Бэйнбридж смотрела прямо перед собой.

– Боддеккер, ты знаешь мое мнение. Я не уверена, что мы поступаем правильно.

– Только не заводись снова. Я тоже ни в чем не уверен.

– Ты же видел эту запись! Ты видел список! Его место в тюрьме!

– Однако он не там.

– Он преступник…

– Четкость восприятия, Бэйнбридж. Разве ты не слышала, что сказал Левин? Это его шанс реабилитироваться…

– Боддеккер, даже интенсивная переориентация не реабилитирует этого парня, Мак-Класки. Он неисправим. Все эти жуткие вещи – а ведь он всего лишь мальчишка. Семнадцать лет!

– Да. И ты тоже не древняя старуха…

– Не переводи стрелки, Боддеккер!

Я взял ее за руку и заставил остановиться.

– Ты хочешь, чтобы Пембрук-Холл остался на плаву к тому времени, как ты получишь диплом?

– Только вот этого не надо. Пембрук-Холл никуда не денется.

– Верно. Но в каком виде он будет существовать? Как сильное рекламное агентство? Или находясь на задворках, рекламируя песни в радиосетях и запуская свои ролики между врезками для нового альбома «С- П-Б»? Здесь большая разница, Бэйнбридж, и это действительно имеет значение. Ты знаешь, скольким людям пришлось покинуть агентство?

Она посмотрела на меня телячьими глазами.

– Обожаю, когда ты произносишь мое имя.

Я ощутил, как мое лицо против воли начинает кривиться. Невероятным усилием я совладал с собой.

– Бэйнбридж, мне нужна эта информация, – сказал я. – Все будет в порядке. Бэйнбридж, дай мне адрес.

Она вынула слэйт. Ее записи, стилизованные под рукописный текст, появились на экранчике.

– Он живет в Квинсе, – сказала Бэйнбридж мечтательно.

Я выдернул слэйт у нее из рук.

– Квинс. Терпеть не могу преступников, которым удалось избежать наказания.

Мы юркнули в первый попавшийся вход в метро и вновь вышли на улицу уже в новых кварталах района Квинс. Здесь поднимались высотные здания, а длинные аллеи казались прямыми как стрелы. Бэйнбридж успела оправиться от своего возмущения и принялась жаловаться на голод. Я думаю, она хотела, чтобы наш ленч состоялся в ресторанчике с приглушенным светом и мягкой музыкой, А я мог предложить только ближайшую китайскую забегаловку, в которой мы перекусили рисовыми шариками и острым мясом. Впрочем, глядя на выражение лица Бэйнбридж, можно было подумать, что мы сидим в самом роскошном ресторане Нью-Йорка.

Затем мы поймали коляску, и она отвезла нас в более старую часть района. Кварталы здесь состояли из длинных рядов совершенно одинаковых домов, с двориками, украшенными искусственным дерном и камнями разнообразных форм. Время от времени нам встречались обшарпанные скелеты автомобилей и небольшие участки растительности – засаженные по большей части кислотостойкими цветами. Если не считать граффити на стенах и мусора в водосточных канавах, район выглядел более или менее ухоженным. Небеса затянули облака, а воздух наполнил неописуемый букет запахов: химикаты, дым от стоящих во дворах грилей и мангалов, пот водителей велосипедных колясок. Таков этот район.

– Как только люди могут здесь жить? – Бэйнбридж вздрогнула.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил я. – Разве ты не знала о таких местах раньше?

– С какой стати?

– Тебе не преподавали ретроисторию в университете? Это поле битвы – расовой и экономической. Одно время таким был весь Нью-Йорк.

– О, – сказала она резко. – Да. Период Миграций. Я читала об этом.

Читала об этом, ха-ха! Разумеется, для нее это ничего не значило. Это не ей сравнялось семь лет, когда начался Период Миграций. Она не видела, как мир валится в хаос анархии. Отец не увозил ее в глушь Коннектикута и не учил наводить красную точку лазера на молочный пакет, наполненный песком. И не сопровождал обучение словами: «Представь, что это – бандит, напавший на твою маму». Ее отец не говорил, когда она попадала в мишень девять раз из десяти: «Молодец. Теперь, если со мной что-то случится, ты сумеешь защитить сестру и мать…»

Прежде чем я успел отогнать волну внезапно нахлынувших эмоций, коляска остановилась, и водитель сказал: