радость жертвовать собою,И – случая слепой каприз.Одышливость тысяч в бушлатах по-флотски,Толпою в волненьи глотающих клецкиНемыслимых слов с окончаньем на изм,Нерусских на слух и неслыханных в жизни(а разве слова на казенном карнизеКазармы, а разве морские бои,А признанные отчизной слои — Свои!!!)И упоенье героини,Летящей из времен над синейТолпою, – головою вниз,По переменной атмосфереДоверия и недоверьяВ иронию соленых брызг.О государства истукан,Свободы вечное преддверье!Из клеток крадутся века,По Колизею бродят звери,И проповедника рукаБесстрашно крестит клеть сырую,Пантеру верой дрессируя,И вечно делается шагОт римских цирков к римской церкви,И мы живем по той же мерке,Мы, люди катакомб и шахт.
7
Вдруг кто-то закричал: пехота!Настал волненья апогей.Амуниционный шорох ротыКомандой грохнулся: к ноге!В ушах шатался шаг шоссейныйИ вздрагивал, и замирал.По строю с капитаном штейномПрохаживался адмирал.'Я б ждать не стал, чтоб чирей вызрел.Я б гнал и шпарил по пятам.Предлогов тьма. Случайный выстрел,И – дело в шляпе, капитан'.'Parlez рlus Вas, – заметил сухо[9]Другой. – Притом я не оглох,Подумайте, какого слухаКоснуться может диалог'.Шагах в восьми от адмирала,Щетинясь гранями штыков,Молодцевато замиралаШеренга рослых моряков.И вот, едва ушей отрядаДостиг шутливый разговор,Как грянуло два длинных крядуНежданных выстрела в упор.Все заслонилось передрягой.Изгладилось, как, поболев,«Ты прав!» – Вскричал матрос с «Варяга»,Георгиевский кавалер.Как, дважды приложась с колена, —Шварк об землю ружье, и вмигПривстал, и, точно куртка тлела,Стал рвать душивший воротник.И слышал: одного смертельно,И знал – другого наповал,И рвал гайтан, и тискал тельник,И ребер сдерживал обвал.А уж перекликались с плацемДивизии. Уже копнойПолзли и начинали стлатьсяСигналы мачты позывной.И вдруг зашевелилось море.Взвились эскадры языкиИ дернулись в переговореБереговые маяки.'Ведь ты – не разобрав, без злобы? Ты стой на том и будешь цел'.– 'Нет, вашество, белить не пробуй,Я вздраве наводил прицел'.«Тогда», – и вдруг застряло слово —Кругом, что мог окинуть глаз:«Ты сам пропал и арестован»,Восстанья присказка вилась.
8
'Вообрази, чем отвратительнейДействительность, тем письма глаже.Я это проверил на «трех святителях»,Где третий день содержусь под стражей.Покамест мне бояться нечего,Да и – не робкого десятка.Прими нелепость происшедшегоБез горького осадка.И так как держать меня ровно не за что,То и покончим с этим делом.Вот как спастись от мыслей, лезущихБез отступа по суткам целым?Припомнишь мать, и опять безоглядочноЖизнь пролетает в караванеИзголодавшихся и радужныхНадежд и разочарований.Оглянешься – картина целостней.Чем больше было с нею розни,Чем чаще думалось: что делать с ней? — Тем и ее ответ серьезней.И снова я в морском училище.О, прочь отсюда, на минутуВздохнувши мерзости бессилящей!Дивлюсь, как цел ушел оттуда.Ведь это там, на дне военщины,Навек ребенку в сердце вкованОблитый мукой облик женщиныВ руках поклонников Баркова.И вновь я болен ей, и ратуюОдин, как перст, средь мракобесья,Как мальчиком в восьмидесятые.Ты помнишь эту глушь репрессий?А помнишь, я приехал мичманомК вам на лето, на перегибеОт перечитанного к личному, —Еще мне предрекали гибель?Тебе пришлось отца задабривать.Ему, контр-адмиралу, чуденОстался мой уход… На фабрикуСельскохозяйственных орудий.Взгляни ж теперь, порою выводовПри свете сбывшихся иллюзийНа невидаль того периода,На брата в выпачканной блузе'.
9
Окрестности и крепость,Затянутые репсом,Терялись в ливне обложном,Как под дорожным кожаном.Отеки водянкиГрязнили горизонт,Суда на стоянкеИ гарнизон.С, утра тянулись семьямиМещане по шоссеРазличных орьентаций,Со странностями всеми,В ландо, на тарантасе,В повальном бегстве все.У города со вторникаУтроилось лицо:Он стал гнездом затворников,Вояк и беглецов.Пред этим, в понедельник,В обеденный гудокОбезголосил эллингИ обезлюдел док.Развертывались порознь,Сошлись невпроворотЗа слесарно-сборочной,У выходных ворот.Солдатки и служанкиИсчезли с мостовыхВ вихрях «Варшавянки»И мастеровых.Влились в тупик казармыИ – вон из тупика,Клубясь от солидарностиБрестского полка.Тогда, и тем решительней,Чем шире рос поток,Встревоженные жителиПустились наутек.Но железнодорожникиЧасам уже к пятиЗаставили порожнимиСоставами пути.Дорогой, огибавшейВоенный порт, с утраКатались экипажи,Мелькали кучера.Безмолвствуя, потерянноСтруями вис рассвет,Толстый, как материя,Как бисерный кисет.Деревья всех рисунковСгибались в три дугиПод ранцами и сумкамиСумрака и мги.Вуали паутинойТопырились по ртам.Столбы, скача под шины,Несли ко всем чертям.Майорши, офицершиЗапахивали плащ.Вдогонку им, как шершень,Свистел шоссейный хрящ.Вставали кипарисы;Кивали, подходя;Росли, чтоб испаритьсяВ кисее дождя.
Часть вторая
1
Вырываясь с моря, из-за почты,Ветер прет на ощупь, как слепой,К повороту, несмотря на то чтоТотчас же сшибается с толпой.Он приперт к стене ацетиленом,Втоптан в грязь, и несмотря на то,Трын-трава и – море по колено:Дует дальше с той же прямотой.Вон он бьется, обваривши харю,За косою рамой фонаряИ уходит, вынырнув на пареТоропливых крыл нетопыря.У матросов, несмотря на поруИ порывы ветра с пустыря,На дворе казармы – шум и спорыЭтой темной ночью ноября.Их галдит за тысячу, и каждым,Точно в бурю вешний буерак,Разворочен, взрыт и взбудораженИ буграми поднят этот мрак.Пахнет волей, мокрою картошкой,Пахнет почвой, норками кротов,Пахнет штормом, несмотря на то чтоЭто шторм в открытом море ртов.Тары-бары, шутки балагура,Слухи, толки, шарканье подошвТак и ходят вкруг одной фигуры,Как распространившийся падеж.Ходит слух, что он у депутатов,Ходит слух, что едет в комитет,Ходит слух, – и вот как раз тогда-тоНарастает что-то в темноте,И, глуша раскатами догадкиИ сметая со всего двораКараулки, будки и рогатки,Катится и катится ура.С первого же сказанного словаРадость покидает берега.Он дает улечься ей, и сноваУдесятеряет ураган.Долго с бурей борется оратор.Обожанье рвется на простор.Не словами – полной их утратойХочет жить и дышит их восторг.Это
