Зато в доме старого мага было прохладно даже в самые знойные дни, и стальное крыло, укрепленное над входом, призвано было хранить жилище от напастей, болезней и врагов… Луаян твердо знал – пока жив учитель Орлан, так оно и будет.
Пока жив учитель…
Декан оторвал взгляд от желтого пламени, пляшущего в камине – ибо после Дня Премноголикования обычно наступали по-настоящему осенние, сырые, промозглые дни. Его учитель имел обыкновение топить и среди лета; Орлан утверждал, что огонь в камине способствует раздумьям. Возможно, он был прав – однако Луаян не успел перенять у него эту привычку, и летом камин его стоял пустой и холодный.
Кто знает, как сложилась бы его судьба, проживи Орлан еще хотя бы несколько лет?
Множество ошибок… Вся жизнь – хранилище ошибок, и всегда накануне несчастья он чувствовал тянущий холод в груди – совсем как сегодня.
Он обернулся. Тория, дочь его, сидела на краешке стола, и освещенное камином лицо ее казалось строгим, даже суровым; с этого лица на декана в который раз укоризненно глянула другая женщина – ее столь же молодая и прекрасная мать. Декан в задумчивости потер висок – но смутное предчувствие не уходило; за спиной у Тории поблескивали в полумраке воспаленные глаза Эгерта Солля.
Декан поворошил в камине поленья – огонь разгорелся ярче. Луаяну вспомнилось, как вот так же ярко пылал огонь в домике у скалы, и стояли друг против друга два кресла с высокими спинками, и в одном из них сидел старик, а в другом – завороженный его речью мальчик… Старею, подумал он с иронией. Слишком ясно вспоминается прошлое, и откуда это ноющее, неопределенное предчувствие недоброго?
– Пять «да»… – в который раз пробормотал из темноты Эгерт. – Кто-то… Спросит пять раз? И надо успеть ответить?
Тория смотрела на отца почти что требовательно.
Он отвернулся. Разве это Луаян загадал загадку, разве он знает ответ… Ему самому нужна теперь помощь, но тот, кто не раз помогал ему и подсказывал, уже много десятилетий лежит в каменной могиле под высеченным в скале крылом…
Тория вздрогнула, и вскинул голову Эгерт – в тяжелую дверь часто и беспорядочно застучали. Декан удивленно поднял брови:
– Да?
В приоткрывшуюся щель опасливо просунулось скуластое лицо Гаэтана, за его спиной угадывался еще кто-то перешептывающийся, переминающийся, шикающий друг на друга.
– Господин декан… – выдохнул Лис. – Там… На площади… Лаш.
Эгерт почувствовал поднимающуюся в груди волну могильного холода.
Площадь была привычно заполнена народом – и непривычно тиха. Башня Лаш распахнула настежь свои вечно закрытые ворота, и из ворот этих густой стеной валил тяжелый, отдающий благовониями дым. Под покровом его мелькали серые плащи – однако никто из потрясенных небывалым явлением горожан не мог как следует разглядеть происходящего в плотных, как войлок, коричневых клубах.
Группка студентов разрезала толпу, будто ножом – острием этому ножу служил декан Луаян. Эгерт держался позади, и в ушах у него стоял вкрадчивый голос Фагирры: «Грядут испытания, Эгерт… Всех живущих ждут испытания… Надо успеть, Эгерт… Прежде чем случится… то, что случится непременно… Вы породнитесь с нами – и спасетесь, тогда как другие возопиют…»
Тяжелый коричневый дым помедлил и стал подниматься к небу. На месте, где он только что клубился, обнаружилось неподвижное человеческое кольцо – плечом к плечу, плотно, как заостренные колья в частоколе, кольцом стояли служители Лаш – все капюшоны были низко опущены, и лица, обращенные к удивленным обывателям, скрывались грубой тканью. Эгерт спрятался за чьей-то спиной – ему казалось, что из-под капюшонов его высматривают зоркие внимательные глаза.
– Что это за… – насмешливо начала было Тория, и в этот момент длинный, вытягивающий душу звук в одночасье позатыкал рты всем, кто собрался сегодня на площади.
В сером кольце плащеносцев мелькнуло огненно-красное одеяние знакомого Эгерту карлика; потом из- за неподвижных, будто каменных спин поднялся сноп дыма, и, словно возносимый его клубами, над площадью поднялся Магистр. Возможно, один лишь Солль догадался, что это именно Магистр – все остальные увидели только белый шар всклокоченных седин, взошедший, как луна, над зубчатой стеной из капюшонов.
Площадь зашепталась, завозилась, запереглядывалась; протяжный звук повторился, и снова упала мертвая, неестественная для людного места тишина. Тяжелый дым поднимался к небу нехотя, будто против воли.
В кольце плащеносцев снова мелькнуло красное – и карлик со своим музыкальным инструментом тоже оказался на возвышении. Тонкие губы его шевельнулись – или это показалось Эгерту? – и из раструба вместе с грузным дымом вылетело такое же грузное, неповоротливое слово:
– ГРЯ-ДЕТ…
Эгерт похолодел. «Грядут испытания»…
– ПРИГОТОВЬ… СЕБЯ… ПРИГОТОВЬ… СВОЙ ДОМ… ПРИГОТОВЬ… СВОЮ ЖИЗНЬ…
«Надо успеть, Эгерт»…
– ВРЕМЕНА… ТЕКЛИ И ТЕКЛИ. ВРЕМЕНА… УТЕКЛИ, ИБО И РЕКА НЕ ВЕЧНА… ВРЕМЕНА… ПРОШЛИ, ВОТ ОНО, БЛИЗКО… ОКОНЧАНИЕ ВРЕМЕН!
Площадь молчала, не понимая.
– ОКОНЧАНИЕ… ВРЕМЕН, – глухо вырывалось из раструба, перемежаясь со струями дыма. – ОКОНЧАНИЕ… ЛАШ ВИДИТ. КОНЕЦ… ВСЕМУ. ВОТ ОН… ВОТ. ПРОТЯНИ РУКУ – И ВОТ ОН… НЕДЕЛЯ, ДВЕ ЛИ, ТРИ, ИЛИ ДЕНЬ, ИЛИ ЧАС ОСТАЛИСЬ ДО ОКОНЧАНИЯ… ЛАШ ВИДИТ, ЛАШ ВИДИТ… КОНЕЦ МИРУ, КОНЕЦ ЖИЗНИ, ВЕЧНОЕ ОКОНЧАНИЕ ВРЕМЕН… ЛАШ ВИДИТ…
Карлик отнял трубу от искривленных губ, помедлил и смачно сплюнул.
