– Но на будущий год он явится снова, – сказала она как могла беспечно.

Эгерт покачал головой:

– Целый год… Я уже не доживу.

В словах его не было ни капли рисовки или кокетства, только спокойная уверенность.

Тория будто очнулась:

– Солль… Надо уходить. Вставайте – и пойдем.

Не двигаясь с места, он снова тяжело качнул головой:

– Я не могу… Я останусь. Вы… идите.

– Нельзя, – она старалась говорить как можно убедительнее и мягче, – нельзя, Эгерт… Вас здесь растопчут, пойдемте…

– Но я же не могу, – пояснил он удивленно. И продолжал без перехода, будто раздумывая: – Жук без крыльев… Тот был без крыльев. Назад… нельзя. Не выходит, мама… Почему не получается? Мертвые… Наверное… не ходят. Назад нельзя!

Глаза его снова затуманились. Впадая в панику, Тория принялась изо всех сил трясти обмякающие плечи:

– Ты живой! Ты живой! Эгерт! Вставай, ну!

– Тория, – прошептал он отрешенно. – Тори-я… Такое имя… Я живой. Нет, не то. Тория… – он протянул вперед ладони, сложенные лодочкой. – Это будто бы бабочка… Села на руку, сама… Будто подарок… Один раз в моей жизни… И я убил ее, Тория… Тогда, в Каваррене. Убил… его. И убил себя, потому что… – он разнял ладони, будто пропуская через них невидимый песок, – потому что потерял… Торию, – он бессильно откинулся назад.

Она смотрела на него не отрываясь, не зная, что и сказать.

– Это правда – ты? – спросил он шепотом. – Или это все-таки… меня встречают… там?

Тория испугалась:

– Нет… Это я…

Он неуверенно протянул руку и осторожно коснулся ее щеки:

– Ничего и никогда у меня не было. Нищий… Солль. Небо пустое, ни звездочки… Ничего… настоящего… Одна только Тория… Ничего нет. Дорога горячая, солнце… И я один… Не надо бы мне жить. Я… там. Спасибо… что я тебя видел, – его рука упала. – Спасибо, милая Тория…

– Солль… – прошептала она испуганно.

– Так горько, – сказал он, снова опуская веки. – Ожерелье из звезд… Я так обидел тебя. Никогда в жизни… Прости…

Он вздрогнул. Открыл глаза:

– Тория… Площадь убийц. Убийцы на плахе, убийцы на площади, и я – убийца… Головы, глаза, зубы, рты… Почему никто не хочет… меня прикончить?! – он вдруг рванулся, почти что встал – и снова сник, осел, обмяк.

– Эгерт, – сказала она глухо. – Об этом нельзя сейчас думать. Если ты сию секунду не встанешь… Я не знаю, что сделаю, – и она в самом деле не знала.

– Уходи, – отозвался он, не открывая глаз. – На улице… Много всякого. Праздник… Ночь. Они захотят… Если они захотят насильничать, я не спасу тебя, Тория. Я буду рядом и буду смотреть… А помочь не смогу… Уходи, – и он поднял веки, и Тория встретилась глазами с его безнадежным, ласковым, полным боли взглядом.

– А вот не бойся за меня! – выкрикнула она, пытаясь справиться с непонятным чувством, вдруг сдавившим ей горло. – Я сама за себя… Вставай!

То ли голос ее обрел особую повелительную силу, то ли Эгерт наконец-то начал приходить в себя – а только общими усилиями они смогли поставить на ноги тяжелое, неповоротливое Соллево тело. Тория подставила шею – рука Эгерта теперь лежала у нее на плечах, и даже сквозь грубую ткань платья девушка чувствовала, как рука напрягается, боясь причинить ей боль.

– Да смелее, – прошептала она, пытаясь встать поустойчивее, – держитесь, Солль… Ерунда, пойдем…

Идти оказалось тяжелее, чем она думала. Эгерту совсем не служили ноги; отчаявшись не раз и не два, она наконец выдохнула:

– Нет… Так не выйдет… Я схожу в университет… Позову на помощь…

Солль тотчас же осел на мостовую, да и Тория едва устояла; испытывая странную неловкость, повторила как можно увереннее:

– Я быстро… Тут не очень… Далеко. Вы подождите, да?

Он поднял голову. Тория увидела его глаза – и опустилась рядом:

– Эгерт… Да я же не брошу… Я людей позову, отец поможет… Эгерт, я не брошу тебя, клянусь…

Солль молчал, опустив голову. Тихо уронил:

– Конечно… Иди.

Она посидела рядом, потом сказала бодро: