Он не отвечал. Лицо его походило на серую пыльную маску, прорезанную бороздками слез.

– Солль, – сказала она в испуге, – здесь нельзя… оставаться… вас затопчут, слышите?!

Мимо неслась очередная танцующая вереница – чья-то нога в тяжелом башмаке, оступившись, угодила лежащему Эгерту по спине. Он не вздрогнул.

Тория схватила его за плечи:

– Эгерт… Очнитесь! А ну очнитесь немедленно!

В конце улицы застучали копыта; тащить Солля оказалось делом невозможным – слишком он был высок и тяжел. Тогда, стиснув зубы, она перевернула его на спину, потом снова на живот, потом снова на спину. Она катила его, как лесоруб катит бревно; голова со светлыми слипшимися волосами безвольно болталась.

Всадники проскакали по месту, где только что лежал Эгерт, и копыта высекали на камнях веселые искры; Тория ощутила порыв ветра, пахнущего вином и дымом. Она привалила Солля к стене – глаза его были открыты, но бессмысленный взгляд устремлен был сквозь склонившуюся над ним девушку. Тория испугалась – никогда прежде она не видела у людей такого странного взгляда.

– Солль, – сказала она в отчаянии, – пожалуйста… Вы меня слышите?

В мутных неподвижных глазах не отразилось ни тени мысли.

Борясь с испугом, Тория попробовала рассердиться:

– Ах, так?! Ну почему я, скажите, обязана возиться с каждой пьяной тварью?

Она наклонилась над его лицом, пытаясь и желая уловить густой винный запах. Запаха не было, да и Тория не была настолько наивна, чтобы не понимать, что Солль на самом деле трезв.

Тогда она растерялась. Самым естественным представлялось ей бежать к отцу за помощью, и она уже сделала несколько шагов – однако вернулась. Что-то совершенно определенно подсказывало ей, что оставить сейчас Эгерта означает убить его. Отец не успеет, безжизненного Солля поглотит сутолока праздника, и только утром городские служители притащат к университету его изуродованное тело…

Изо всех сил стиснув зубы, она прижала пальцы к Эгертовым вискам. Кожа была теплой, и под ней в такт биению сердца подергивались жилки – Солль был, по крайней мере, жив. Тория перевела дыхание и методично, как учил ее отец, принялась разминать и массировать Соллевы шею и затылок; неподвижный взгляд пугал ее, и дрожащим голосом она принялась приговаривать:

– Эгерт… Придите в себя. Очнитесь, пожалуйста… Что же мне делать, если вы не очнетесь, а?

Пальцы ее немели, отказывались двигаться, а глаза Солля оставались по-прежнему безжизненными. Все крепнущая уверенность, что Эгерт повредился в уме, заставила Торию покрыться мурашками.

– Нет, – бормотала она, – это слишком… Не надо так, Солль, ну не надо же!

Вокруг кружились, притоптывая, десятки заплетающихся ног, и кто-то драл горло, перекрывая всеобщий шум срамными куплетами.

Тория готова была заплакать, когда широко раскрытые серые глаза наконец дрогнули. Веки упали на них и тут же поднялись снова – теперь Солль смотрел на Торию, тупо и удивленно.

– Солль, – сказала она быстро, – надо идти домой… Слышите?

Губы его беззвучно шевельнулись, потом шевельнулись снова, и до девушки донеслось:

– Ты кто?

Ее прошибло потом – неужели он все-таки утратил рассудок от пережитого на площади потрясения?

– Я Тория… – прошептала она растерянно. – Вы… не узнаете?

Распухшие Эгертовы веки снова упали, прикрывая глаза.

– Это на небе, – сказал он тихо, – такие звезды.

– Нет, – она снова схватила его за плечи, – не так… Нету неба, нету звезд, я Тория, а мой отец – декан, вспомните, Эгерт!

Последнее слово обернулось прорвавшимся всхлипом – Солль снова поднял взгляд. Глаза его странно потеплели:

– Я… не сумасшедший. Вы… не бойтесь, Тория. Звезды… Созвездие, как родинки… на шее.

Тория невольно схватилась рукой за свою шею. Эгерт снова шевельнул губами:

– Поют…

Откуда-то доносилась нестройная хмельная песня. С ближайшей крыши слышалось сопение: невесть как попавший туда гуляка решительно выворачивал флюгер.

– Это ночь? – спросил Эгерт.

Тория перевела дыхание:

– Да… Сегодня был день Премноголикования.

Глаза Солля затуманились:

– Не нашел… Не нашел… Теперь уже не найду… Никогда…

– Скитальца? – шепотом спросила Тория.

Эгерт с трудом пошевелился, сел, опираясь на стену. Медленно кивнул.