когда она
Вдруг дверь гостиной распахнулась и вбежал Позитано. Он так уморительно жестикулировал, что Неда невольно рассмеялась.
— Вы тут музицируете, и вам невдомек, что где-то сидит человек и работает! — воскликнул он.
— А ты бы закрыл двери, Витторио! — сказала синьора Джузеппина, не переставая отбивать такт.
— Cara mia! А если я не хочу? Если сердце не позволяет мне это сделать? Я выпроводил посетителей — до свидания, идите, сказал я им. И вот я здесь, в вашем распоряжении... Рад вас видеть, моя дорогая Неда! Belissima Сесиль! — воскликнул он и прижал головку девочки к своей груди.
У супругов Позитано не было детей. И привязанность к маленькой дочке Леге, нежность, которая при виде нее неизменно разливалась по лицу маркиза, заставляла его жену страдать, хотя и она любила Сесиль.
— Ну, come state?[22] — спросил он.
— Molto bene, signor marchese[23], — ответила девочка неуверенно, но, увидев, как заблестели его глаза, вся просияла.
— Десять баллов! — воскликнул Позитано. — Десять баллов! А что вы разучиваете? — спросил он и посмотрел в ноты, словно до сих пор не слышал, что играют. — Боже мой! Беппина!
— Оставь нас в покое наконец, Витторио! — сказала сердито консульша.
— Нет, не оставлю! Ни за что! Сами меня приманили... Вы у меня в долгу. И сейчас мы будем петь!
— О мадонна! — сказала со вздохом маркиза, но Неда, которая не сводила с них глаз, видела, что сегодня она устала от игры Сесиль и готова согласиться с мужем.
— Вот они, вот настоящие ноты! — воскликнул Позитано, схватив первую попавшуюся ему под руку тетрадь и листая ее. — Фальконьери, Скарлатти, Качини, Якобо Антони Перти. Это ваши любимые песни, дорогая Неда! Давайте петь вместе!
Да, это действительно ее любимые песни! Песни, которым сестра Анжелика учила их втайне от настоятельницы. Но сможет ли она сейчас их петь?
— Позвольте мне немножко послушать, — сказала она.
Позитано раскрыл тетрадь наугад.
— Вот!.. Эмануэло, д'Асторга!.. Мой старый друг, сочинявший песни полтора века тому назад. Начнем? Три-четыре!..
И Витторио запел, не дожидаясь вступления, так что жене пришлось пропустить целых три строчки:
Голос у него был несильным и недостаточно гибким для бельканто, но пел он выразительно, с чувством, отдаваясь во власть мелодии и слов.
Неда не смотрела на него, потому что его комические жесты мешали ей слушать, и незаметно песня ее захватила. Сначала она не вслушивалась в слова, она их знала. Но когда он запел эту строфу, Неда невольно прониклась значением слов. «И я иду, — говорила она себе. — И я ищу...»
Эти слова, казалось, раскрывали ее тайну. Но она не краснела, не стыдилась. Неужели эти стремления не вечны в ее душе? Неужели она перестала искать ту долину, где блестит ярче всего солнце?
Маркиз кончил петь и отвесил театральный поклон; синьора Джузеппина взяла последний аккорд и вслушалась в замирающие звуки; Сесиль захлопала в ладоши.
— Как хорошо, как хорошо!
Неда не шелохнулась.
— Ну что? — спросил маркиз, повернувшись к Неде, немного удивленный и задетый ее молчанием.
— Пойте, — прошептала она, — пойте еще...
— О! Вы взволнованы? На глазах слезы?
— Я потрясена, — сказала она и поднялась с кресла.
Да, она была потрясена, но не его пением, а тем, что происходило в ней самой.
Он опять полистал ноты, нашел еще одну песню.
— А вот Вивальди! Начнем?
Неда кивнула.
— Вначале потише, Беппина! И ты, стрекоза, пой с нами! Одну мелодию... Три-четыре!
Они все запели, даже синьора Джузеппина. Скоро голоса их зазвучали согласно, слились и потекли в одной томительной мелодии. Неда уже овладела собой. «Как невероятно, как странно, — думала она, в то время как ее нежный голос терялся в общем хоре. — Да, странно, — повторяла она про себя... — Но как верно!»
И дальше прозвучал стих, который ее испугал.
«Я совсем потеряла голову!.. О боже! О чем я думаю!» Пока певцы с увлечением повторяли все тот же вопрос, она молчала, с ужасом признаваясь себе в том, что рвется к другому, не к жениху. И опять, казалось бы, вне всякой логики, выплыли слова на школьной доске, и в них был и ответ ей и предвестие чего-то... La neige est blanche... Она едва дождалась, когда закончат еще одну песню, сказала, что опаздывает, и тут же придумала извинение.
Но после того, как консул проводил их до фаэтона и она опять осталась наедине со своими мыслями, ей вдруг стало стыдно за свою ложь. Зачем она солгала? Глаза ее следили за снежинками, которые снова стали падать.
