— Нет, я не верю вашей военной карте, генерал!

— Но почему же, миссис Джексон?

— И вы еще спрашиваете... Значит, война очень далеко, или это вообще не война! Все обозы и обозы... Да еще телеги с домашним скарбом и ребятней... У нас, в Джорджии, такие переселения вы увидите в каждую засуху.

— Но, дорогая Маргарет, мы приближаемся к Софии! Фронт действительно далеко!

— Нет, зря я вас послушалась! Лучше бы я осталась в Константинополе! — раздраженно воскликнула Маргарет Джексон, но вспомнила, что сама решилась на это путешествие, и врожденное чувство справедливости заставило ее изменить тон, она подняла глаза на собеседника и сказала с извиняющейся улыбкой: — Боюсь, что за такую корреспонденцию мне не заплатили бы и пяти долларов.

Генерал Валентайн Бейкер выслушал ее с вежливым сочувствием.

Он был очень молод для своего высокого поста инструктора турецкой армии. Его сухое, продолговатое лицо с длинным носом казалось еще длиннее из-за острой светлой бородки, закрывавшей шрам — память о Ниппуре, где Бейкер в свое время сражался за британскую корону.

Он сдержанно кивнул миссис Джексон в знак того, что хорошо понимает ее, и вплотную приблизился к фаэтону, рядом с которым все время ехал верхом. В этом же фаэтоне находилась еще одна дама, француженка — пожилая, почти старушка, говорливая, подвижная и кокетливая, в дорогом боа и с муфтой. На противоположном сиденье, повернув колени в сторону, чтобы не мешать дамам, сидел мужчина в сером дорожном полуцилиндре и бежевом пальто.

Американку Маргарет Джексон Бейкер встретил в Константинополе у знакомых накануне отъезда. Чем-то эта женщина его заинтересовала: разведенная, богатая, экстравагантная. Но когда Бейкер узнал, что Маргарет корреспондентка «Revue de deux mondes», известного журнала, издававшегося в Париже для американских читателей, то посмотрел на нее другими глазами. Как? Неужели эта привлекательная женщина намерена отправиться на фронт? Любопытно. Она, несомненно, красива: рыжеволосая, стройная, черты лица крупные, грубоватой лепки, движения смелые. Молода ли она? Наверное, нет, но выглядит молодо, хотя кожа и не так свежа, как у молоденьких девушек. Наблюдая за ней с симпатией, генерал думал, что такая женщина ему под стать. Ее манят приключения, оценивал он мысленно ее, у нашей расы это в крови. И Фреди (Фред Барнаби был его большим другом) забросил своих носорогов, как только почуял здесь охоту поувлекательней...

В разговоре с ней он деликатно и как бы невзначай упомянул, что едет со своим штабом на фронт и что если она действительно хочет видеть войну, то у нее есть возможность к ним присоединиться. Миссис Джексон тотчас согласилась. Согласилась не раздумывая, со своей обычной бесцеремонностью, которая была ему всего неприятней, и этим наполовину уменьшила его радость.

Теперь они приближались к Софии, где генерал сего штабом должен был присоединиться к армии маршала Мехмеда Али. Но в тайных помыслах у всех был только Плевен, осажденная крепость, которую турки уже несколько месяцев кряду удерживали в упорных сражениях. Среди двадцати англичан, штабных офицеров, которые следовали за фаэтоном верхами, был и великан Фред Барнаби с его бесконечными охотничьими рассказами. Двое, сидевшие в фаэтоне с Маргарет, не принадлежали к их компании. Они встретили их в поезде, и, так как француженка мадам Леге, судя по ее виду, была богатой женщиной, а ее спутник оказался известным венским банкиром бароном фон Гиршем, строителем той самой железной дороги, по которой они ехали, англичане вопреки обыкновению с готовностью приняли их в свое общество.

Скоро выяснилось, что они тоже едут в Софию.

— Еду к сыну нежданной гостьей, — объявила старая дама со странной ноткой возмущения в голосе. — Что он там делает? О, он там наш консул! Уже три года... Бедный, он сейчас так нуждается во мне, в своей матери!

— Я хорошо знаю сына госпожи Леге, — сказал барон, который ехал с намерением самолично проверить, как прокладывают новую линию его железной дороги. — Возможно, всем нам пригодятся его связи в Софии.

В Саран-бее, на последней станции, Маргарет Джексон любезно пригласила их в свой фаэтон; мадам Леге и барон, обрадовавшись случаю избавиться от дорожной скуки, приняли ее приглашение. Свои фаэтоны они оставили слугам — секретарю миссис Джексон Чарли и ее горничной — шотландке мисс Далайле, тощей, страшной как смертный грех старой деве.

Был серый осенний день, не теплый и не холодный, ничем не примечательный пасмурный день начала ноября тысяча восемьсот семьдесят седьмого года. Однообразие местности и обозы, которые они встречали и обгоняли, как только что сказала Маргарет, все сильней действовали ей на нервы.

— Я вам сочувствую, дорогая миссис Джексон, — сказал с веселой иронией генерал. — Поистине этот глубокий тыл говорит о чем-то только военному. Но имейте терпение, подождите, пока мы проедем и Софию. Окажемся за Балканами. Или нет! Посмотрите-ка вон на те дымки над вершиной. Слева. Вы их заметили?

— Русские авангарды?

Веки Маргарет насмешливо дрогнули.

— Вы опять шутите! Эти пожары раскрывают другую сторону войны, и о ней не мешает подумать. Да и написать! — добавил многозначительно Бейкер.

Не поняв, на что он намекает, Маргарет с любопытством привстала и начала приглядываться к вершине холма, по которому они поднимались. Вдалеке слева, среди голых растрепанных деревьев, виднелись какие-то крыши. Над ними редкий дым.

— Это вопрос из области психологии, — продолжал Бейкер и перешел на французский, чтобы его рассуждения на любимую тему могла понимать и старая дама. — Вот смотрите! Нельзя не восхищаться силой духа самого простого турка! Вы свидетели его трагедии и его героизма. Я полагаю, что по пути мы увидим подобное еще не раз... Какой-нибудь Осман или Хасан отправляет свою семью на юг, сам не зная куда, предает огню свою хижину и — в путь!

— В путь?

— На север, сударыня, сражаться. За свою землю, ибо это его земля вопреки всем высокопарным словам о болгарском народе, о болгарском государстве...

— Ваши турки, генерал, не хуже древних героев. «Сожжем за собой все мосты...» — продекламировала Маргарет, но рассмеялась и устало махнула рукой.

— Сделайте эту фразу эпиграфом к вашей первой корреспонденции, — отпарировал Бейкер. Ответ прозвучал вяло: генералу явно не хватало чувства юмора.

Пока разбитое шоссе, извиваясь, ползло в гору, они продолжали разговаривать, скрывая за улыбками и шутливыми фразами дурное настроение, усталость и досаду. Время от времени в разговор вмешивалась и