'Путешествіе, сверхъ ожиданія, доставило мн? много наслажденій, и я не расположенъ назначать срока для своего возвращенія. Было бы недурно, Каркеръ, если бы вы потрудились сами прі?хать въ Леминтонъ и лично изв?стить меня о ход? нашихъ д?лъ…' Особенно зам?чателенъ былъ постскриптъ: 'Забылъ сказать о молодомъ Гэ?. Если 'Сынъ и Насл?дникъ' не отправился и стоитъ еще въ докахъ, назначьте въ Барбадосъ другого мальчгіка, a Гэя удержите въ лондонской контор?. Я еще не р?шился, что изъ него сд?лать'.
— Какъ это жаль! — сказалъ м-ръ Каркеръ, оскаливая зубы и еще разъ перечитывая постскриптъ. — Летитъ теперь далеко племянникъ дяди Соля, летитъ на вс?хъ парусахъ, какъ выразился мой пріятель капитанъ Куттль. Право, очень жаль!
Онъ положилъ письмо въ конвертъ и постукивалъ имъ по столу, повертывая его на вс? стороны. Было ясно, м-ръ Домби задалъ многосложную работу для его мозга. Въ эту минуту постучался въ дверь разсыльный и, войдя на цыпочкахъ, перегибался на каждомъ шагу, какъ будто низкіе поклоны были наслажденіемъ его жизни. Подойдя къ столу, м-ръ Перчъ съ благогов?ніемъ подалъ своему повелителю н?сколько бумагъ.
— Прикажете сказать, сэръ, что вы заняты? — спросилъ м-ръ Перчъ, потирая руками и склонивъ голову на бокъ, какъ челов?къ, хорошо понимавшій, какою грубостью было бы держаться прямо въ присутствіи такой знатной особы.
— Кто меня спрашиваетъ?
— Пожалуй, что никто, сэръ, или, то есть, почти все равно, что никто. Приходилъ старикъ Гильсъ, инструментальный мастеръ, съ уплатой долга, да я ужъ сказалъ, что ваша милость ужасно заняты.
— A еще былъ кто-нибудь?
— Н?тъ, сэръ, еще никого не было. Тотъ парнишка, что приходилъ вчера и на прошлой нед?л? почти каждый день, шляется и теперь около дома, да в?дь нельзя же докладывать вашей милости о всякой сволочи. Какой-то бездомный прощалыга, сударь, свиститъ себ? да гоняетъ воробьевъ.
— Вы не знаете, что ему нужно?
— Да говоритъ, сэръ, что y него н?тъ м?ста, ваша милость, говоритъ, не пристроитъ ли его на доки: рыбу, говоритъ, ум?ю ловить; ну да в?дь…
Зд?сь м-ръ Перчъ сомнительно покачалъ головою и кашлянулъ изъподъ руки.
— Кто же онъ такой?
— Бездомный прощалыга, какъ я осм?лился докладывать вашей милости. Шляется безъ куска хл?ба. Да только, видите ли, сэръ, — прибавилъ м-ръ Перчъ, толкнувъ кол?номъ въ дверь, чтобы ув?риться, хорошо ли она заперта — нахалъ этотъ говоритъ, что мать его была кормилицей нашего молодого джентльмена; вотъ онъ и над?ется, что авось, дескать, какъ-нибудь… народъ грубый. Н?тъ, это не по- нашему. М-съ Перчъ выкормила для м-ра Домби д?вочку на славу, a небось, заикался ли я, что вотъ-де жена моя была кормилицей; опред?лите меня въ доки.
М-ръ Каркеръ оскалилъ зубы, какъ акула и, казалось, о чемъ-то размышлялъ.
— Какъ же прикажете, сэръ? — продолжалъ м-ръ Перчъ посл? короткой паузы, — не сказать ли этому сорванцу, что его притянутъ въ судъ, если онъ станетъ надо?дать? Оно бы, пожалуй, я пригрозилъ ему переломать бока, да только наживешь хлопотъ за т?лесный страхъ, {(Bodily fеаг). То есть, м-ръ Перчъ боится, какъ бы обиженный не пожаловался на него въ суд?. Въ такомъ случа?, по англійскимъ законамъ, ему, какъ обидчику, сл?довало бы явиться въ судъ и дать подписку за денежнымъ поручительствомъ двухъ особъ, что онъ, обидчикъ, не выполнитъ своей угрозы и впередъ клятвенно обязывается на. блюдать общественную тишину, he will be bound to keep the peace.
— Приведите сюда этого сорванца. Я хочу его вид?ть.
Вскор? за дверьми послышался стукъ тяжелыхъ сапогъ и пронзительный голосъ м-ра Перча, который говорилъ: 'Тише, тише'. Въ комнату, всл?дъ за разсыльнымъ, вошелъ дюжій парень л?тъ пятнадцати, съ красными круглыми щеками, съ круглымъ и гладкимъ лбомъ, съ круглыми черными глазами, съ круглымъ туловищемъ, и въ довершеніе общей круглоты, им?я круглую шляпу въ рукахъ съ оторванными полями.
По мановенію м-ра Каркера, Перчъ немедленно удалился, едва усп?въ представить неуклюжаго просителя. Оставшись съ нимъ съ глазу на глазъ, м-ръ Каркеръ, безъ всякихъ предварительныхъ объяснеиій, схватилъ его за горло и началъ душить безъ милосердія.
Ошеломленный мальчишка думалъ, что наступилъ его посл?дній часъ. Вытаращивъ глаза на своего палача съ б?лыми зубами и на конторскія ст?ны, онъ старался передъ посл?днимъ издыханіемъ разгадать, за что предаютъ его лютой казни. Мало-по-малу онъ опомнился и хриплымъ голосомъ закричалъ:
— Да оставьте же меня! что я вамъ сд?лалъ?
— Тебя оставить, мерзавецъ! Вотъ я теб? дамъ! Я задушу тебя, каналью!
— За что же? Связался съ б?днымъ парнемъ! Я никого не трогалъ. Душить, такъ души равнаго себ?, a не меня! Вотъ нашелъ…
Но слова эти замерли въ притиснутомъ горл?, и озадаченный мальчикъ, потерявъ всякое мужество, залился горькими слезами.
— Что же я вамъ сд?лалъ? — пробормоталъ Котелъ, онъ же и Робъ, онъ же и Точильщикъ, онъ же и Тудль, старшій сынъ м-съ Ричардсъ.
— Мошенникъ! — вскричалъ м-ръ Каркеръ, медленно высвободивъ жертву изъ когтей и останавливаясь передъ каминомъ въ своей обыкновенной поз?. — Зач?мъ ты слоняешься зд?сь каждый день?
— Я искалъ работы, сэръ, — всхлипывалъ Робъ, вытирая слезы кулакомъ и приставивъ другую руку къ горлу, — y меня не было дурного умысла. Я никогда не приду сюда.
— Ты, лжешь, мерзавецъ, что искалъ работы! Разв? ты не первый бродяга въ ц?ломъ Лондон?? Негодный Каинъ!
На такое обвиненіе гр?шный Тудль на нашелся, что отв?чать. Онъ со страхомъ и трепетомъ смотр?лъ на строгаго джентльмена, какъ будто взоръ м-ра Каркера оц?пенилъ его.
— Разв? ты не воръ? — спросилъ м-ръ Каркеръ, запустивъ руки въ карманы фрака.
— Н?тъ, сэръ, — отв?чалъ Робъ умоляющимъ тономъ.
— Ты воръ, говорю теб?.
— Ей, ей же н?тъ. Провались я сквозь землю, если что-нибудь укралъ. Я только ловилъ птицъ, и больше ничего, сэръ. Птицы п?вчія, говорятъ, невинная компанія, a вотъ до чего она доводитъ! — заключилъ молодой Тудль въ св?жемъ припадк? раскаянія.
Птичья компанія довела его до оборванной куртки, засаленвійо нагрудника, до истасканнаго синяго галстуха и до шляпы безъ полей.
— Въ десять м?сяцевъ я не заглянулъ домой и двадцати разъ, какъ началъ тереться около птицъ. Да и какъ показаться дома, когда всякій указываетъ на меня пальцемъ. Лучше, право, утопиться или наложить на себя руки, — вопилъ отчаянный Котелъ, пачкая глаза грязнымъ рукавомъ.
Въ припадк? откровенности б?дный парень готовъ былъ разболтать все, лишь бы избавиться отъ мученій, которыми, казалось, угрожали ему острые зубы м-ра Каркера.
— Да, ты, я вижу, удалая голова, любезный, — сказалъ м-ръ Каркеръ, качая головой.
— Скажите, сэръ, горемычная голова, — возразилъ злосчастный Котелъ, всхлипывая опять и пачкая глаза грязнымъ рукавомъ — б?лый св?тъ ужъ давно мн? опостыл?лъ. Вс? б?ды начались съ т?хъ поръ, какъ я принялся отлынивать, a посудите, сэръ, разв? я могъ не отлынивать?
— A что?
— Отлынивать, сударь, отъ школы.
— То есть, ты говорилъ, что идешь въ школу, a между т?мъ не ходилъ?
— Точно такъ, сэръ, это и есть отлынивать, — отв?чалъ взволнованный эксъ-точильщикъ, — за мной гонялись по улицамъ, какъ за зв?ремъ, когда я туда шелъ, a тамъ каждый день молотили меня, какъ въ ступ?. Я и началъ отлынивать.
— Ты говоришь, что y тебя н?тъ м?ста? — спросилъ м-ръ Каркеръ, снова схвативъ его за горло и вперивъ въ него тигровые глаза, — такъ, что-ль?
— Такъ, сэръ, я бы в?къ былъ благодаренъ вамъ.
