— Благодарю васъ, сэръ, — продолжалъ кочегаръ, повертывая на разные манеры свою клеенчатую фуражку. — Мы ничего, поживаемъ себ? недурно. Полли съ той поры, сэръ, принссла мн? еще четырехъ д?тенышей. Семья, сэръ, большая, a концы съ концами сводимъ.
М-ръ Домби хот?лъ повернуть къ своей карет?, хотя бы пришлось сбить съ ногъ кочегара, но его вниманіе невольно остановилось на фуражк?, которую тотъ продолжалъ верт?ть.
— Мы, сэръ, потеряли одного д?теныша, — продолжалъ Тудль. — Что д?лать! гр?шные люди.
— Недавно? — спросилъ м-ръ Домби, продолжая смотр?ть на фуражку, на которой торчалъ кусокъ крепу.
— Н?тъ, сударь, давненько, года три назадъ, a впрочемъ другія д?ти живы и здоровы. A насчетъ грамоты, помните? вы изволили меня спрашивать. Тогда я немножко мараковалъ м?ломъ, a теперь читаю и пишу съ вашего позволенія. Мои мальчуганы сд?лали изъ меня настоящаго школьника. Все, сэръ, идетъ какъ по маслу.
— Пойдемте, майоръ, — сказалъ м-ръ Домби.
— Н?тъ ужъ вы извините меня, — продолжалъ Тудль, выступая впередъ и размахивая фуражкой. — Я бы не сталъ васъ безпокоить, да только старшій мой сынишка, Котелъ, изволите припомнить? Его, впрочемь зовутъ Робинъ, a это только прозвище. Вы его включили тогда въ училище Благотворительнаго Точильщика.
— Ну? — сказалъ м-ръ Домби строгимъ и сердитымъ тономъ. — Что же онъ?
— Да что? — продолжалъ Тудль, махнувъ рукой и покачивая головой съ видомъ отчаянной грусти, — в?дь онъ совс?мъ свихнулся.
— Какъ свихнулся? — спросилъ м-ръ Домби не безъ н?котораіо удовольствія.
— Да, такъ-таки и свихнулся, судари вы мои, — продолжалъ отецъ, устремивъ горестный взглядъ на обоихъ путешественниковъ, над?ясь встр?тить въ майор? н?которое сочувствіе своему горю. — Котелъ пошелъ по дурной дорог?. Злые люди завлекли его въ свою шайку. Быть можетъ, онъ опомнится и авось, Богъ дастъ, возвратится на путь истиный, a теперь — б?да, да и только. Вы объ этомъ, м-ръ Домби, в?роятно, услыхали бы отъ чужихъ людей, а, пожалуй, и начальство донесло бы вамъ, что вотъ-де Благотворительный Точильщикъ развратнаго поведенія. Мн? больно, сэръ, говорить объ этомъ да ужъ такъ и быть: узнайте отъ отца о разврат? его сына. Б?дная Полли горюетъ день и ночь. Она въ отчаяніи, господа, — заключилъ Тудль, снова устремивъ печальный взглядъ на майора.
— Обыкновенная исторія, — сказалъ м-ръ Домби, подавая майору руку. — Его сыну я доставилъ воспитаніе. Вотъ и благодарность!
— И впередъ наука, — отв?чалъ майоръ. — Примите сов?тъ отъ стараго Джоя, м-ръ Домби, — людей этого сорта воспитывать никогда не должно. Они же сядутъ вамъ на шею.
— Да и то сказать, — продолжалъ отецъ, — если бы вы знали, какъ тиранили мое д?тище въ этой школ? Благотворительнаго Точильщика! Не проходило нед?ли, чтобы его не выпороли два или три раза. Бывало, б?дняжка сидитъ за книгой день и ночь, a изъ училища воротится съ раздутыми щеками и подбитымъ глазомъ. И какъ срамили его! Над?нутъ, бывало, дурацкій колпакъ, да и давай дразнить, какъ попугая. Учитель-то его, скажу я вамъ, хуже всякой собаки. Ни жалости, ни пощады… и за всякую безд?лицу…
— Пойдемте, майоръ, — сказалъ м-ръ Домби. — Этому конца не будетъ.
— Разум?ется, не будетъ, — подтвердилъ майоръ, усаживаясь въ карету и потчуя страшными ругательствами б?днаго туземца, который помогалъ господину пом?стить приличнымъ образомъ въ вагон? его тучное т?ло.
— Да, м-ръ Домби, — продолжалъ онъ, — опять повторю вамъ, — этому народу не нужно давать никакого воспитанія. Вотъ, напр., если бы выучить чему-нибудь этого разбойника, да его бы пов?сили на первой вис?лиц?.
М-ръ Домби согласился съ печальнымъ видомъ, нахмурилъ брови и молча с?лъ въ карету, не обращая вниманія на окружающіе предметы. По?здъ тронулся. Майоръ болталь безъ умолку, a м-ръ Домби бол?е и бол?е погружался въ пасмурныя думы. Не одинъ Точильщикъ былъ y него на ум?: крепъ на запачканной фуражк? кочегара послужилъ плодовитой темой для тревожныхъ размышленій. Было ясно, тотъ носилъ трауръ по его сын?.
Итакъ, сверху до низу, дома и вн? дома, отъ Флоренсы, въ его богатыхъ и пышныхъ хоромахъ, до грязнаго работника, разгребающаго уголья въ дымящемся паровоз?, — вс? обнаруживаютъ притязанія на участіе въ его сын?, вс? оспариваютъ его y отца! Могъ ли онъ забыть, какъ жена этого добряка плакала надъ подушкой умирающаго ребенка и называла его своимъ милымъ, ненагляднымъ дитяткой! Могъ ли онъ забыть, какая лучезарная радость озарила лицо умирающаго младенца, когда эта женщина осыпала его своими материнскими ласками!
— Какъ? — думалъ м-ръ Домби. — Ужели этотъ несчастный осм?ливается обнаруживать свою печаль о предмет?, безконечно удаленномъ отъ него по общественному положенію? Ужели онъ, забрызганный масломъ, запачканный сажей и золою, см?етъ носить трауръ по его сын?? И ужели этотъ младенецъ, призванный по своему назначенію разд?лять его сокровища, планы, власть, и съ которымъ они должны были отд?литься отъ всего міра грудами золота и серебра, — ужели онъ могъ современемъ допустить къ себ? всю дрянь, которая теперь съ такою наглостью хвастается своимъ участіемъ къ его преждевременной смерти! Ужасныя предположенія!
Путешествіе не доставляло мру Домби никакого разс?янія. Цв?тущія поля и богатые сельскіе виды были для него дикой пустынею, по которой онъ стремглавъ лет?лъ съ мучительными мыслями въ голов?, съ безотрадной тоской въ сердц?. Быстрота дороги оскорбляла и дразнила его своимъ сходствомъ съ быстрымъ потокомъ молодой жизни, унесенной такъ безжалостно къ ея нев?домой ц?ли. Сила, которая теперь вихремъ мчала его по жел?знымъ рельсамъ, гордо презирая на своемъ пути вс? возможныя препятствія и унося за собой живыя созданія всякаго пола и возраста, всякаго званія и положенія — эта несокрушимая сила была, въ его глазахъ, образомъ торжествующаго чудовища, — смерти.
И летитъ оно, это чудовище, съ громомъ, съ ревомъ, съ визгомъ, пробиваясь черезъ жилища людей, сверкая по лугамъ, прокапываясь черезъ сырую землю, волнуясь въ темнот? черезъ затхлый воздухъ и вновь прорываясь на вольный св?тъ, озаренный яркими лучами солнца! Съ громомъ, съ визгомъ, съ ревомъ летитъ оно черезъ поля, черезъ л?са, черезъ нивы, черезъ песокъ, черезъ глину, черезъ м?ловыя горы, черезъ утесы, — и все даетъ ему дорогу, все склоняется передъ нимъ, какъ передъ смертью, передъ этимъ неумолимымъ властелиномъ всего живущаго и прозябающаго подъ солнцемъ!
По лощинамъ, по холмамъ, по долинамъ, по горамъ, по паркамь, по лугамъ, по огородамъ, по садамъ, черезъ каналы, черезъ р?ки, черезъ тучныя пастбища съ табунами и стадами, черезъ безмолвныя кладбища съ монументами и крестами, черезъ за?оды съ ихъ дымными трубами, черезъ деревни съ ихъ б?дными хижинами, черезъ площадки съ ихъ великол?пными зданіями и куполами, — везд? и черезъ все летитъ оно съ громомъ, съ визгомъ, съ ревомъ, не оставляя посл? себя никакихъ сл?довъ, точно такъ же, какъ смерть, какъ этотъ неумолимый властелинъ всего живущаго и прозябающаго подъ солнцемъ!
Впередъ и впередъ, въ ведро и ненастье, въ дождь и бурю, черезъ пропасти и трясины, впередъ по насыпямъ и массивнымъ мостамъ, мимо деревенскихъ хижинъ, мимо великол?пныхъ дачъ и богатыхъ пом?стій, мимо старыхъ дорогъ и тропинокъ, мимо мельницъ и фабрикъ, впередъ и впередъ мимо вс?хъ этихъ людей, съ безмолвнымъ изумленіемъ глаз?ющихъ на могучаго гиганта, который катится и реветъ, гордо и быстро, ровно и гладко, направляя путь къ в?рной ц?ли, презирая вс?хъ и все, какъ этотъ неумолимый властелинъ всего живущаго и прозябающаго подъ солнцемъ.
Летитъ паровой гигантъ съ громомъ, съ ревомъ, съ визгомъ, прорываясь подъ самою землею и работая съ такой энергіей, что движеніе среди мрака и вихря кажется остановленнымъ до той поры, пока лучъ св?та на мокрой ст?н? не обнаружитъ его стремленія, подобнаго бурному потоку. И вновь летитъ онъ подъ открытымъ небомъ при блеск? солнца, летитъ съ пронзительнымъ визгомъ, изрыгая изъ мрачной пасти адское презр?ніе на вс?хъ и на все. Тамъ и сямъ на мгновеніе останавливается онъ передъ толпой новыхъ лицъ, съ жадностыо пьетъ воду, смачиваетъ перегор?вшее горло, и прежде, ч?мъ помпа, утолившая его жажду, перестала капать, онъ опять кружится и реветъ, съ визгомъ и трескомъ проб?гая багряное пространство.
И громче визжитъ онъ, и сильн?е реветъ, подъ?зжая наконецъ къ опред?ленной ц?ли. Его путь, какъ путь смерти, ус?янъ теперь пепломъ и прахомъ. Все почерн?ло вокрутъ. Чуть видн?ются тамъ и сямъ