впередъ и впередъ!
Онъ не зналъ — даже этого не зналъ — въ какихъ комнатахъ она жила, когда проводила зд?сь свое одинокое д?тство. Онъ поднялся выше однимъ этажомъ. Въ одно мгновеніе тысячи разнородныхъ воспоминаній зароились въ его отуманенной голов?, но онъ оторвалъ свой умственный взоръ и отъ изм?нницы-жены, и отъ фальшивыхъ друзей, — оть всего оторвалъ, чтобы вид?ть и слышать только своихъ двухъ д?тей. Впередъ, м-ръ Домби!
Онъ поднялся на верхній этажъ. Зд?сь, какъ и тамъ, везд? и везд? безчисленные сл?ды челов?ческихъ ногъ. Варвары не пощадили даже старой комнаты, гд? стояла маленькая постель, и онъ едва отыскалъ чистое м?сто, чтобы броситься на полъ подл? ст?ны. И онъ бросился, б?дный, несчастный м-ръ Домби, и слезы р?кою полились изъ его глазъ. Немудрено. Бывало и прежде время, когда онъ, пожимая плечами и склонивъ на грудь опущенный подбородокъ, приходилъ въ эту же комнатку въ глухой полночный часъ и проливалъ горькія слезы. Тогда, какъ и теперь, онъ бросался на голыя доски, удрученный лютою тоскою. Тогда гордый челов?къ стыдился за свою слабость, и, помилуй Богъ, если бы кто-либо изъ смертныхъ пров?далъ, что ему доступны челов?ческія чувства! A теперь? Плачь теперь, гордый челов?къ, вдоволь плачь, ибо никто не видитъ и не слышитъ твоихъ рыданій! И онъ плакалъ, и стеналъ, и ужасны были эти слезы и стенанія гордаго челов?ка, злоупотребившаго своею жизнью! Назадъ, м-ръ Домби!
Съ наступленіемъ дня онъ удалился на свою половину. Онъ думалъ сегодня оставить этотъ домъ, но, разъ забравшись въ свои комнаты, не им?лъ силъ оторваться отъ могучей ц?пи, которою былъ прикованъ къ этимъ ст?намъ. Онъ откладывалъ нам?реніе до завтра. Наступало завтра, и онъ опять откладывалъ свое нам?реніе до другого дня. Каждую ночь, нев?домо ни для одной челов?ческой души, онъ выбирался изъ своей засады и блуждалъ, какъ привид?ніе, по опуст?лому дому. На разсв?т? каждаго дня онъ останавливался съ своимъ бл?днымъ лицомъ подл? зав?шаннаго окошка и думалъ о своихъ д?тяхъ. Уже теперь не одно только дитя занимало его. Онъ соединялъ ихъ въ своихъ мысляхъ, и они никогда не являлись порознь передъ его умственнымъ взоромъ.
Сильное умственное раздраженіе было для него не новостью даже передъ этими посл?дними страданіями. Кр?пкія упрямыя натуры могутъ слишкомъ долго бороться противъ всякихъ искушеній; но какъ скоро подорванъ фундаментъ, зданіе можетъ рухнуть въ одну минуту. Организмъ м-ра Домби былъ такой же развалиной, какъ и его домъ.
Наконецъ, онъ началъ думать, что ему н?тъ никакой надобности идти. Онъ можетъ оставить за собой, что пощажено его кредиторами, — они пощадили бы больше, если бы онъ самъ этого хот?лъ. Н?тъ, разорвать связь между нимъ и этимъ опустошеннымъ домомъ — то же, что разорвать и другое посл?днее звено…
Онъ принимался ходить взадъ и впередъ, и тяжелая походка слишкомъ ясно была слышна въ посл?дней комнат? ключницы, но слышна, какъ страшная поступь выходца съ того св?та. Такъ, по крайней м?р?, казалось м-съ Ричардсъ.
Св?тъ былъ очень занятъ и слишкомъ безпокоился о немъ. На бирж? перешептываются, см?ются, клевещутъ, сплетничаютъ. Вс? и каждый болтаютъ о немъ всевозможныя небылицы. Все это приходитъ въ голову м-ра Домби, и онъ измученъ до крайности. Предметы начинаютъ темн?ть въ его глазахъ. Все тускло и с?ро. Н?тъ бол?е Домби и Сына, н?тъ д?тей. Объ этомъ должно подумать хорошенько завтра.
И онъ думалъ объ этомъ завтра. Неподвижный въ своемъ кресл?, онъ, время отъ времени, заглядывалъ въ зеркало, и страшная картина высовывалась на него изъ этого стекла.
Это была фигура бл?дная, изнеможенная, страшное подобіе его самого, фигура дикая, съ полуясною мечтою, съ полусоннымъ бредомъ. То поднимаетъ она свою голову, разсматривая линіи и впадины на своемъ лиц?, то опускаетъ ее опять и снова бредитъ. Фигура поднимается, встаетъ, шагаетъ, проходитъ и возвращается опять, положивъ на грудь какую-то вещь съ уборнаго стола. Теперь она угрюмо смотритъ на полъ по направленію къ дверямъ и думаетъ.
— Что, если?… Уфъ!
Если бы, думаетъ она, потекла по этой дорог? кровь, дальше и дальше, зд?сь и въ коридор?, — уфъ! — какъ долго она бы текла! Вотъ тутъ была бы лужа, тамъ струя, a тамъ опять маленькая лужа, и бл?дный раненый челов?къ умиралъ или былъ бы трупомъ, если бы отыскали его по этому сл?ду. Долго объ этомъ думала она и, вдругъ, поднявшись съ своего м?ста, начала шагать взадъ и впередъ, не отнимая отъ груди своей руки. М-ръ Домби взглянулъ на нее еще разъ и подм?тилъ, что рука ея тряслась.
Теперь она думала опять! О чемъ она думала?
Вотъ она опять ус?лась на прежнее м?сто и потонула въ бездонномъ омут? тусклой мысли. Въ комнат? сверкнулъ лучъ, солнечный лучъ. Фигура не зам?тила его. Вдругъ она вскочила опять съ ужаснымъ лицомъ. Въ это мгновенье раздался крикъ — дикій, громкій, пронзительный, любящій, восторженный крикъ — рука остановилась, и мистеръ Домби увид?лъ y своихъ кол?нъ собственную дочь!
Да это не призракъ, не мечта, не вид?ніе, — это собственная дочь м-ра Домби, на кол?няхъ передъ нимъ, съ умоляющимъ взоромъ! Она зоветъ его, липнетъ къ его рукамъ, кол?нямъ, рыдаетъ, плачетъ!
— Папа! милый папа! прости меня, пощади, помилуй меня! Я пришла просить на кол?няхъ твоего прощенья! Я никогда не могу быть счастливой безъ него!
Ни въ чемъ не изм?нилась. Одна она въ ц?ломъ св?т? не изм?нилась. То же лицо, тотъ же умоляющій взоръ, какъ въ давно минувшую, б?дственную ночь. И еще на кол?няхъ передъ нимъ! и еще вымаливаетъ его прощеніе!
— Папа, о милый папа! не смотри на меня такъ странно! Я никогда не хот?ла тебя оставить и не думала объ этомъ, ни прежде, ни посл?! Я слишкомъ была напугана тогда, и сама не знала, что д?лаю. Папенька, я теперь совс?мъ перем?нилась. Взгляни на меня, видишь, я раскаиваюсь! Я знаю свою вину! Я теперь лучше понимаю свои обязанности! О папенька, не отринь меня или я умру y твоихъ ногъ!
Онъ задрожалъ и зашатался въ своемъ кресл?. Онъ чувствовалъ, какъ ея руки обвились вокругъ его шеи, какъ ея лицо прильнуло къ его лицу, какъ ея мокрая щека прижималась къ его впалой щек?; онъ чувствовалъ, о, какъ глубоко онъ почувствовалъ…
И на сердц?, едва не сокрушенномъ, лежало теперь дикое лицо м-ра Домби. Флоренса рыдала.
— Папенька, милый папенька, я уже мать. Мой ребенокъ скоро будетъ звать Вальтера именемъ, которымъ я тебя зову. Когда онъ родился, когда въ моей груди забилось материнское чувство, я поняла, милый папа, что я сд?лала, оставляя тебя. О, прости меня ради всего, что есть святого на земл?! Скажи, милый папа, что ты благословляешь меня и моего младенца!
И онъ сказалъ бы это, если бы могъ; но уста его он?м?ли, языкъ не шевелился. Онъ самъ поднялъ руки съ умоляющимъ видомъ, и крупныя слезы на его глазахъ ясн?е солнца говорили, чего хочетъ старый отецъ-сирота!
— Мой ребенокъ родился на мор?, папа. Я и Вальтеръ молились Богу, чтобы онъ пощадилъ насъ, и чтобы я могла воротиться домой. Лишь только мы вышли на берегъ, я бросилась къ теб?. Теперь мы больше не разстанемся, милый папа, никогда не разстанемся, никогда!
Его голова, теперь с?дая, опиралась на ея руку.
— Ты пойдешь къ намъ, милый папа, и взглянешь на моего ребенка. Мальчикъ, папа. Зовутъ Павломъ. Я думаю… я над?юсь… онъ похожъ…
Рыданія заглушили ея голосъ.
— Милый папа, ради моего младенца, ради имени, которое мы ему дали, ради меня самой, прости Вальтера! Онъ такъ добръ, такъ н?женъ ко мн?. Я такъ счастлива
Она прижалась къ нему плотн?е, и ея голосъ былъ теперь проникнутъ торжественною важностью.
— Онъ — возлюбленный моего сердца, милый папа. Я готова умереть за него. Онъ будетъ любить и почитать тебя такъ же, какъ и я. Мы оба станемъ учить нашего малютку любить и уважать тебя, и какъ скоро онъ будетъ понимать, мы скажемъ ему, что y тебя былъ сынъ, котораго также звали Павломъ, что онъ умеръ, и ты слишкомъ горевалъ о его смерти. Мы объяснимъ, что онъ теперь на неб?, гд? вс? мы над?емся его увид?ть, когда наступитъ нашъ общій чередъ. Поц?луй, меня, папенька, въ доказательство, что ты помиришься съ Вальтеромъ, съ моимъ обожаемымъ супругомъ, съ отцомъ моего малютки. В?дь это онъ присов?товалъ мн? воротиться къ теб?, онъ, милый папа!
И когда она еще плотн?е прижалась къ отцу, онъ поц?ловалъ ее въ губы и, поднявъ свои глаза,
