путешествія, б?жать въ отдаленное предм?стье для изъявленія своего б?шенаго негодованія. Невозможно было бы угадать въ ней ту самую женщину, если бы не черные длинные волосы, разбросанные по безцв?тнымъ и мертвеннымъ щекамъ.

— Не поздно ли я пришла, Алиса? — сказалъ кроткій голосъ пос?тительницы.

— Поздно, какъ всегда, но слишкомъ рано для меня.

Гэрріетъ с?ла подл? постели и взяла ея руку.

— Вамъ теперь лучше?

М-съ Виккемъ, стоявшая насупротивъ, какъ безотрадное привид?ніе, р?шительно и самымъ отрицательнымъ способомъ покачала головой.

— Какая до этого нужда! — отв?чала Алиса, стараясь улыбнуться. — Лучше или хуже, — все равно. Можетъ быть одинъ день разницы, не бол?е.

М-съ Виккемъ, какъ серьезный характеръ, посп?шила выразить свое полное одобреніе бол?зненнымъ стономъ. Зат?мъ, ощупавъ ноги своей паціентки, в?роятно, въ надежд? найти ихъ окамен?лыми, она поковыляла къ столу и зазвонила ц?лебными пузырьками и бутылками, какъ будто желая сказать: такъ и быть, дадимъ еще микстуры для проформы.

— Н?тъ, — шептала Алиса своей пос?тительниц?, — нужда, труды, порокъ, угрызенія сов?сти, буря внутри и буря снаружи истощили мои силы, и жел?зное здоровье разстроилось въ конецъ. Мн? не долго жить. Я зд?сь лгу иной разъ, думая, что мн? хот?лось бы еще немного пожить для того только, чтобы показать, какъ я ум?ю быть благодарной. Это, конечно, слабость, и она скоро проходитъ. Пусть будетъ такъ, какъ есть. Лучше и для васъ, и для меня.

Это ли та женщина, которая н?когда въ ненастный и бурный вечеръ сид?ла подл? камина, вызывая на бой судьбу со вс?ми ея ужасами? Злоба, мщеніе, отвага, буйство — прощайтесь съ своей жертвой: наступилъ ея конецъ!

М-съ Виккемъ, назвонившись вдоволь около медицинскаго стола, достала, наконецъ, какую-то микстуру. Зат?мъ, подавая пить, она завинтила свой ротъ, прищурила глаза и покачала головой, выражаясь, такимъ образомъ, опред?ленно и ясно, что никакія пытки не заставятъ ее проболтаться насчетъ безнадежнаго положенія паціентки.

— Сколько прошло съ той поры, — сказала Алиса, — какъ я приходила къ вамъ посл?дній разъ изв?стить о погон?, которую я устроила?

— Слишкомъ годъ, — отв?чала Гэрріетъ.

— Слишкомъ годъ! — повторила Алиса задумчивымъ тономъ. — И прошли ц?лые м?сяцы, какъ вы перенесли меня въ это м?сто?

— Да.

— Перенесли силою своей доброты и великодушія. Перенесли меня! — говорила Алиса, закрывая рукою свое лицо. — Ваши женствениыя слова и взоры, ваши ангельскіе поступки сд?лали меня челов?комъ!

Гэрріетъ наклонилась надъ нею и старалась ее успокоить. Немного погодя, Алиса, продолжая закрывать рукою свое лицо, изъявила желаніе, чтобы позвали къ ней ея мать.

— Мать, скажи ей, что ты знаешь.

— Сегодня, моя лебедушка?

— Да, мать, — отв?чала Алиса слабымъ, но вм?ст? торжественнымъ голосомъ, — сегодня!

Старуха, взволнованная, по-видимому, угрызеніемъ, безпокойствомъ или печалью, приковыляла къ постели по другую сторону отъ Гэрріетъ, стала на кол?ни, чтобы привести свое чахлое лицо въ уровень съ од?яломъ, и, протянувъ свою руку къ дочерниному плечу, начала:

— Дочка моя, красотка…

Великій Боже! Что это быль за крикъ, вырвавіиійся изъ груди старухи, когда она взглянула на развалину т?ла, лежавшаго на этомъ бол?зненном ь одр?!

— Перем?нилась твоя красотка, матушка, давно перем?нилась! — сказала Алиса, не обращая на нее своихъ глазъ. — Безполезно тужить объ этомъ теперь.

— Дочка моя, — продолжала старуха, — скоро оправится, встанетъ и пристыдитъ ихъ вс?хъ своими прекрасными глазами.

Алиса обратила грустную улыбку на Гэрріетъ, пожала ея руку, но не сказала ничего.

— Встанетъ она, говорю я, — повторяла старуха, д?лая въ воздух? грозный жестъ своимъ кулакомъ, — и пристыдитъ ихъ вс?хъ своими прекрасными глазами… вотъ что! Пристыдитъ, говорю я, и вс?хъ ихъ… да!.. Оттолкнули мою дочку, отринули, вышвырнули, загнали; но есть y ней родство — охъ, какое родство! — и она могла бы имъ гордиться, если бы хот?ла! Да, славное родство! Тутъ не было пастора и обручальныхъ колецъ, но родство заключено, и не сломать, не уничтожить его злымъ людямъ! Покажите мн? м-съ Домби, и я вамъ укажу первую двоюродную сестрицу моей Алисы!

Жгучіе глаза больной, обращенные на Герріетъ, подтвердили истину этихъ словъ.

— Какъ? — кричала старуха, страшно мотая головой, которая хот?ла, какъ будто, выскочить изъ грязнаго туловища. — Я стара теперь, безобразна, видите ли, a бывали встарину праздники и на моей улиц?! Состарили меня не годы, a всего больше эта проклятая жизнь и привычки. Но и я была молода, хороша была, и посмотр?ли бы вы, какъ ласкали меня въ старые годы! Разъ прибыли въ нашу сторону отецъ м-съ Домби и его братъ, веселые джентльмены; оба они умерли, Господь съ ними! охъ, какъ давно умерли! Братъ, который былъ отцомъ моей Алисы, умеръ прежде. Они за?зжали къ намъ изъ Лондона, и нечего сказать, весь народъ любовался на нихъ, a они любовались на меня… вотъ какъ бывало въ старые годы!

Она приподняла немного свою голову и обратилась къ дочерниному лицу, какъ будто воспоминанія молодыхъ л?тъ привели ее невольно къ воспоминанію о своей дочери.

— Они оба были похожи другъ на друга, какъ дв? капли воды, — кричала старуха, — однихъ л?тъ, одинаковаго нрава, и разницы между ними, если не ошибаюсь, былъ только одинъ годъ. О, если бы вы вид?ли, какъ моя Алиса тогда сид?ла рядкомъ съ дочерью другого джентльмена — я это вид?ла и никогда не забуду! Он? были точь въ точь, какъ родныя сестры, несмотря на разницу въ своихъ платьяхъ и привычкахъ. О, неужто прошло это сходство! Неужто только одна моя дочь изм?нилась и пропала!

— Вс? мы, матушка, изм?няемся и пропадаемъ, каждая въ свою очередь, — сказала Алиса.

— Очередь! Зач?мъ же такъ рано пришла очередь моей дочери, a не ея! Ея мать изм?нилась, это правда, и превратилась, съ позволенія сказать, въ такую же хрычовку, какъ я, прости Господи; но и она была красавицей встарину. Что такое я сд?лала противъ нея? Неужто она д_у_р_и_л_а меньше, ч?мъ я? Не меньше и не лучше, a вотъ только моя, одна только моя дочка захворала и зачахла.

И вдругъ, испустивъ пронзительный крикъ, она бросилась въ ту комнату, откуда пришла, но немедлеино воротилась опять, подковыляла къ Гэрріетъ и сказала:

— Вотъ все, о чемъ Алиса просила меня сказать вамъ. Все до тла. Я пров?дала о ней въ одно л?тнее время, когда слонялась по Уорвиксширу, гд? и она тогда проживала съ своей матерью, съ той хрычовкой, видите ли, которая все б?лилась да румянилась. Все я пров?дала. Но такія родственницы, сказать по правд?, для меня не годились. Он? не дали мн? ни полушки. Если бы этакъ я заикнулась передъ ними на счетъ деньженокъ для моей Алисы, которая ей двоюродная сестра, он?, я думаю, придавили бы меня, какъ лягушку. Вотъ и дочка-то моя, сказать по правд?, горда, пожалуй, еще болыьше, ч?мъ она, — продолжала старуха, съ робостью прикасаясь къ лицу Алисы. — Теперь она присмир?ла, касатушка моя; но дайте-ка ей встать, она пристыдитъ ихъ своими прекрасными глазами и осрамитъ такъ, что имъ не собрать костей. Не правда ли, моя лебедка, ты в?дь осрамишь ихъ?

Старуха захохотала, и этотъ хохотъ былъ гораздо отвратительн?е, ч?мъ ея крикъ, и гораздо страшн?е, ч?мъ взрывъ безсильнаго воя, которымъ онъ окончился. Она встала, вышла изъ комнаты и опять ус?лась на прежнее м?сто, чтобы глаз?ть на темноту ночную черезъ открытое окно.

Глаза Алисы во все это время были устремлены на Гэрріетъ, которую она продолжала держать за руку. Теперь она сказала:

— Мн? казалось, я буду н?сколько спокойн?е, когда вы узнали эту исторію. Она, думалось мн?, объяснитъ вамъ отчасти крайности разврата, который меня сгубилъ. Мн? слишкомъ часто толковали, что я нарушаю свои обязанности, и я, въ свою очередь, невольно утвердилась въ мысли, что другіе люди не исполнили своихъ обязанностей по отношенію ко мн?. С?мя какъ пос?яно, такъ и взошло. Дочери богатыхъ,