в?тр? и дожд?, который хлесталъ въ мою шею? Вы знаете, какъ я воротилась къ вамъ въ ту же ночь, какъ я бросила въ грязь ваши деньги, какъ я прокляла васъ и все ваше племя. Смотрите же теперь: я передъ вами на кол?няхъ. Думаете ли вы, что я шучу?
— Если вы хотите, — сказала Герріэтъ ласковымъ тономъ, — просить y меня прощенья…
— О, совс?мъ не то! — возразила женщина, бросивъ на нее гордый взглядъ, — я прошу отъ васъ в?ры въ мои слова, и ничего больше. Размыслите, прошу васъ, можно ли мн? в?рить, или н?тъ.
Продолжая стоять на кол?няхъ, она устремила глаза на каминный огонь, бросавшій яркое пламя на ея погубленную красоту и ея черные волосы, которыхъ одна прядь, переброшенная черезъ плечо, обвилась вокругъ ея руки.
— Я была молода, прелестна, и н?жныя руки ласкали этотъ локонъ, и страстныя губы впивались въ это чело, — она съ презр?ніемъ ударила себя по лбу, — родная мать не любила меня, какъ родного ребенка, но обожала меня, какъ смазливую д?вченку, и гордилась мною. Она была скупа, б?дна, жадна и устроила изъ меня родъ собственности. Никогда, конечно, знатная дама не распоряжалась такъ своею дочерью, никогда не поступила такъ, какъ моя мать, — такихъ прим?ровъ не бывало, мы это знаемъ, — и это показываетъ, что чудовищныя матери, замышляющія нравственную гибель своимъ дочерямъ, встр?чаются только въ нашемъ скаредномъ быту. Нищета, порокъ, гибель — три родныя неразлучныя сестрицы.
Она задумчиво смотр?ла на огонь, теребила и обвивала вокругъ руки длинный локонъ своихъ волосъ и, забывая, по-видимому, о своей слушательниц?, продолжала мечтательнымъ тономъ:
— Что изъ этого вышло, н?тъ надобности говорить. Несчастныхъ супружествъ не бываетъ для нашей сестры: на нашу долю достаются только униженіе и гибель. Проклятіе и гибель пали на мою долю… на мою долю!.. Я теряю время, слишкомъ дорогое время… a и то сказать, мн? бы не быть зд?сь, если бы я не вдумывалась въ эти вещи. Проклятіе и гибель, говорю я, выпали на мой пай, сд?лали изъ меня хрупкую игрушку; позабавились мной и потомъ… потомъ вышвырнули меня за окно съ большимъ равнодушіемъ, ч?мъ хрупкую игрушку. Чья рука, думаете вы, вышвырнула меня?
— Зач?мъ вы меня объ этомъ спрашиваете? — сказала Герріэтъ.
— A зач?мъ же вы дрожите? — отв?чала Алиса, охватывая ее своимъ взоромъ. — И упала я глубоко въ этотъ бездонный омутъ проклятія и гибели, и вселился въ меня демонъ нравственной порчи, и скоро сама я сд?лалась демономъ. Меня впутали въ кражу — во вс? ея подробности, кром? прибыли — отыскали меня, судили и присудили къ ссылк?. Не было y меня ни друга, ни копейки за душой. Я была д?вочкой н?жныхъ л?тъ, но скор?е согласилась бы отправиться на тысячу смертей, ч?мъ идти къ нему за словомъ ут?шенія, если бы даже это слово спасло мою жизнь и честь… Да, самъ дьяволъ могъ изобр?сти для меня адскія пытки, я бы вытерп?ла ихъ, a не пошла бы къ нему. Но моя мать, жадная и скупая, какъ всегда, отправилась къ нему, будто отъ моего имени, разсказала всю исторію моего д?ла и униженно просила милостыни, пустой милостыни, какихъ-нибудь пять фунтовъ и даже мен?е. Что же, думаете вы, сд?лалъ этотъ челов?къ? Омъ надругался надъ моею нищетой, позорно осрамилъ свою жертву и оставилъ меня даже безъ этого б?днаго знака своего воспоминанія. Онъ былъ очень радъ, что его жертву отсылаютъ за море и не тревожатъ больше его. Кто же, думаете вы, былъ этотъ челов?къ?
— Зач?мъ вы меня объ этомъ спрашиваете? — повторила Герріэтъ.
— A зач?мъ вы дрожите? — сказала Алиса, положивъ свою руку на ея плечо и пожирая ее своими глазами. — Но я читаю отв?тъ на вашихъ губахъ. Это былъ братъ вашъ, Джемсъ!
Герріэтъ затрепетала вс?ми членами, но не отворотила своихъ глазъ отъ ея пожирающаго взора.
— Когда я узнала, что вы его сестра, вы помните, когда это было, я пришла назадъ усталая и хромая, чтобы бросить въ грязь вашъ подарокъ. Я чувствовала въ ту ночь, что y меня, усталой и хромой, достало бы силъ идти на тотъ край св?та, чтобы пронзить его въ какомъ-нибудь уединенномъ м?ст?. В?рите ли вы теперь, что я не шучу?
— О, да! Господь съ вами! Зач?мъ вы опять пришли?
— Съ той поры, — говорила Алиса, продолжая держаться за ея плечо, — я вид?ла его. Я сл?дила за нимъ своими глазами среди б?лаго дня. Если какая-нибудь искра ненависти задремала въ моей груди, она превратилась въ яркое пламя, когда глаза мои остановились на немъ. Вы знаете, ч?мъ и какъ онъ оскорбилъ гордаго челов?ка, который — теперь его смертельный врагъ. Каково покажется вамъ, если скажу, что я доставила этому челов?ку подробныя св?д?нія о немъ?
— Св?д?нія? — повторила Герріэтъ.
— Что, если я отыскала челов?ка, который знаетъ тайну вашего брата, знаетъ подробности его б?гства, знаетъ, гд? теперь скрываются онъ и его спутница? Что, если этотъ челов?къ, по моему принужденію, объявилъ обо всемъ передъ его смертельнымъ врагомъ, который не проронилъ ни одного слова? Что, если я, наблюдая этого врага, вид?ла, какъ лицо его, при этомъ открытіи, изм?нилось до того, что въ немъ едва остались признаки челов?ческаго выраженія? Что, если я вид?ла, какъ онъ, взб?шенный до посл?дней степени, опрометью бросился впередъ, чтобы, не теряя ни минуты, пуститься въ погоню? Что, наконецъ, если я знаю, что онъ летитъ теперь во всю мочь и, быть можетъ, черезъ н?сколько часовъ настигнетъ вашего брата?
— Отодвиньте свою руку! — вскричала Герріэтъ. — Прочь съ моихъ глазъ!
— Вотъ, что я сд?лала! — продолжала женщина, не обращая вниманія на этотъ перерывъ. — Думаете ли вы, что я говорю правду? В?рите ли вы мн??
— В?рю. Отпустите мою руку!
— Еще минуту. Вы можете судить о сил? моей мстительности, если она продолжалась такъ долго и довела меня до этого поступка.
— Ужасно, ужасно! — сказала Герріэтъ.
— Стало быть, если я, — продолжала Алиса хриплымъ голосомъ, — стою зд?сь спокойно передъ вами на кол?няхъ, прикасаясь къ вашей рук? и не спуская глазъ съ вашего лица, то вы можете уб?диться, что въ груди моей совершилась не совс?мъ обыкновенная борьба. Я стыжусь самой себя, но принуждена сказать, что я раскаиваюсь. Презирая саму себя, я боролась съ собой весь день и всю прошлую ночь, но жалость безъ всякой причины прокралась въ мое сердце, и я хот?ла бы загладить, если можно, все, что сд?лано мною. Я не желаю, чтобы они встр?тились теперь, когда его врагъ осл?пленъ и взб?шенъ свыше челов?ческой м?ры. Если бы вы сами вид?ли его въ прошлую ночь, вы лучше понимали бы опасность.
— Что же мн? д?лать? какъ предупредить ее? — восклицала Геррізтъ.
— Всю прошлую ночь, безконечную ночь, мерещилось мн?, a я не спала, что онъ умираетъ окровавленный. Ц?лый день я вид?ла его подл? себя, и мое сердце надорвалось отъ этихъ вид?ній!
— Что мн? д?лать? что мн? д?лать? — повторяла Герріэтъ дрожащимъ голосомъ.
— Пусть напишутъ къ нему, пошлютъ или по?дутъ, не теряя ни минуты. Онъ въ Дижон?. Знаете ли вы, гд? этотъ городъ?
— Знаю.
— Изв?стите его, что онъ вовсе не понимаетъ челов?ка, котораго онъ сд?лалъ своимъ врагомъ, если над?ется спокойно встр?титься съ нимъ. Скажите, что онъ въ дорог? — я это знаю — и сп?шитъ изо вс?хъ силъ. Пусть онъ убирается куда-нибудь и какъ-нибудь, если еще не поздно; встр?ча грозитъ позоромъ и убійствомъ! М?сяцъ времени произведетъ огромную разницу въ чувствахъ его врага. Пусть только не встр?чаются они теперь и чрезъ меня. Гд?-нибудь, только бы не тамъ! Когда-нибудь, только бы не теперь! Пусть его врагъ настигнетъ и найдетъ его самъ собою, но не черезъ меня! Довольно и безъ того позорной тяжести на моей голов?.
Каминный огонь пересталъ отражаться въ ея черныхъ, какъ смоль, волосахъ и пламенныхъ глазахъ; ея рука спустилась съ плеча Герріэтъ, и на м?ст?, гд? она стояла, не было больше никого и ничего.
Глава LIV
Б?глецы
Время — одиннадцать часовъ ночи. М?сто — номеръ во французской гостиниц? съ полдюжиною комнатъ: темный и холодный коридоръ, передняя, столовая, гостиная, спальня и еще уборная или будуаръ,