не хуже всякаго другого, поважн?е. Домби и Сынъ не знаютъ ни часу, ни времени, ни м?ста; они ниспровергаютъ все. Впрочемъ, я радъ, что этотъ случай доставилъ мн? поводъ поговорить объ этомъ съ м-съ Домби, хотя онъ же навлекъ на меня ея минутное негодованіе. Меня тревожили вс? эти обстоятельства, когда м-ръ Домби призвалъ меня въ Лемингтонъ. Я увид?лъ васъ. Я не могъ не вид?ть, въ какое отношеніе вступите вы скоро съ м-ромъ Домби, къ обоюдному вашему счастью, и я тогда же р?шился обождать, пока вы вступите хозяйкой въ этотъ домъ, и поступить потомъ такъ, какъ поступилъ я теперь. Я чувствую, что не д?лаю проступка передъ м-ромъ Домби, вв?ряя то, что знаю, вамъ; если двое живутъ однимъ сердцемъ, какъ вы съ вашимъ супругомъ, то одинъ — полный представитель другого. Сл?довательно, вамъ ли, ему ли, сообщу я св?д?нія обо вс?хъ этихъ обстоятельствахъ, сов?сть моя равно спокойна. Васъ избралъ я по т?мъ причинамъ, которыя уже им?лъ честь изложить вамъ. См?ю ли над?яться, что откровенность моя принята, и что отв?тственность съ меня снята?

Долго помнилъ онъ взоръ, которымъ подарила она его въ заключеніе этой р?чи. Наконецъ, посл? внутренней борьбы, она сказала:

— Хорошо. Считайте это д?ло оконченнымъ и не упоминайте о немъ больше.

Онъ низко поклонился и всталъ. Она тоже встала, и онъ простился съ величайшею почтительностью. Витерсъ, встр?тившій его на л?стниц?, остановился, пораженный красотою его зубовъ и сіяющей улыбкой; прохожіе на улиц? приняли его за дантиста, выставившаго свои зубы на показъ. Т? же прохожіе приняли Эди?ь, когда она по?халл въ своемъ экипаж?, за знатную леди, столь же счастливую, сколь богатую и прекрасную. Они не вид?ли ее за минуту передъ т?мъ въ ея комнат?, оми не слышали, какимъ голосомъ воскликнула она: 'О Флоренса, Флоренса!'

М-съ Скьютонъ, лежа на соф? и кушая шоколадъ, не слышала ничего, кром? слова д_?_л_о, къ которому чувствовала смертельное отвращеніе и которое уже давно вычеркнула изъ своего словаря. Кром? того, она собиралась сд?лать опустошительный наб?гъ на разные магазины. Итакъ, м-съ Скьютонъ не разспрашивала дочь и не выказала никакого любопытства. Персиковая наколка над?лала ей много хлопотъ, когда она вышла на крыльцо; погода была в?треная, наколка торчала совс?мъ на затылк? и непрем?нно хот?ла дезертировать, не поддаваясь ни на какія ласки своей влад?тельницы. Когда карету заперли отъ в?тра, розы опять начали колебаться отъ дрожанія головы. Итакъ, м-съ Скьютонъ было не до д?ла.

Не лучше было ей и подъ вечеръ. М-съ Домби, совершенно од?тая, уже съ полчаса ждала ее въ уборной, a м-ръ Домби парадировалъ по гостиной въ кисломъ величіи (они собирались куда-то на об?дъ), какъ, вдругъ, Флоуерсъ, бл?дная, вб?жала къ м-съ Домби и сказала:

— Извините, я, право, не знаю, что д?лать съ барыней!

— Какъ, что?

— Да сама не знаю, что съ ней сд?лалось, — отв?чала испуганная Флоуерсъ, — такія гримасы д?лаетъ!

Эди?ь посп?шила съ ней въ комнату матери. Клеопатра была въ полномъ убранств?, въ брилліантахъ, въ короткихъ рукавахъ, раздушенная, съ подд?льными локонами и зубами и другими суррогатами молодости; но паралича обмануть ей этимъ не удалось; онъ узналъ въ ней свою собственность и поразилъ ее передъ зеркаломъ, гд? она и лежала, какъ отвратительная кукла.

Эди?ь и Флоуерсъ разобрали ее по частямъ и отнесли ничтожный остатокъ на постель. Послали за докторами; доктора прописали сильныя л?карства и объявили, что теперь она оправится, но второго удара не перенесетъ.

Такъ пролежала м-съ Скьютонъ н?сколько дней, безсловесная, уставивши глаза въ потолокъ; иногда она издавала какіе-то неопред?ленные звуки въ отв?тъ на разные вопросы; въ другое же время не отв?чала ни жестомъ, ни даже движеніемъ глазъ.

Наконецъ, она начала приходить въ себя, получила до и?которой степени способность двигаться, но еще не могла говорить. Однажды она почувствовала, что можетъ влад?ть правою рукою; показывая это своей горничной, она была какъ будто ч?мъ-то недовольна и сд?лала знакъ, чтобы ей подали перо и бумагу. Флоуерсъ, думая, что она хочетъ написать зав?щаніе, немедленно исполнила ея желаніе. М-съ Домби не было дома, и горничная ожидала результата съ необыкновеннымъ, торжественнымъ чувствомъ.

М-съ Скьютонъ царапала по бумаг?, вычеркивала, выводила не т? буквы и, наконецъ, посл? долгихъ усилій, написала:

'Розовыя занав?си'.

Флоуерсъ, какъ и сл?довало ожидать, совершенио стала втупикъ отъ такого зав?щанія. Тогда Клеопатра прибавила въ поясненіе еще два слова, и на бумаг? явилась фраза:

— Розовыя занав?си — для докторовъ.

Тутъ только горничная начала догадываться, что надъ кроватью надо пов?сить розовыя занав?си, чтобы цв?тъ лица казался лучше, когда прі?дутъ доктора. Хорошо знавшіе старуху не сомн?вались въ справедливости этой догадки, которую она и сама скоро была въ состояніи подтвердить. Розовыя занав?си были пов?шены, и она быстро начала оправляться. Скоро она могла уже сид?ть въ локонахъ, кружевной шапочк? и шлафрок?, съ румянами въ ямахъ, гд? н?когда были щеки.

Гадко было вид?ть, какъ эта отжившая женщина жеманится, д?лаетъ глазки и молодится передъ смертью, какъ передъ майоромъ. Но бол?знь ли сд?лала ее лукав?е и фальшив?е прежняго, или она потерялась, сравнивая то, что она въ самомъ д?л?, съ т?мъ, ч?мъ хот?ла казаться, или зашевелилась въ ней сов?сть, которая не могла ни съ силою выступить наружу, ни совершенно скрыться во тьм?, или, что всего в?роятн?е, под?йствовало все это вм?ст?, только результатъ былъ тотъ, что она начала выказывать ужасныя претензіи на любовь и благодарность Эди?и, хвалить себя безъ м?ры, какъ прим?рную мать, и ревновать Эди?ь ко вс?мъ. Забывши сд?ланное условіе, она безпрестанно говорила дочери о ея замужеств?, какъ доказательств? ея материнской попечительности.

— Гд? м-съ Домби? — спрашивала она y горничной.

— Вы?хала со двора.

— Вы?хала? Ужъ не отъ меня ли она б?гаетъ, Флоуерсъ?

— Что вы! Богъ съ вами! Она по?хала съ миссъ Флоренсой.

— Съ миссъ Флоренсой? Да кто миссъ Флоренса? Не говорите мн? о миссъ Флоренс?! Что для меня миссъ Флоренса въ сравненіи со мною?

И слезы были наготов?, но ихъ осушали обыкновенно блескъ брилліантовъ, персиковая наколка (ее она над?ла ради гостей уже за н?сколько нед?ль до того, какъ могла выйдти изъ комнаты) или вообще какая-нибудь щегольская тряпка. Но когда являлась Эди?ь съ своей гордой осанкой, исторія начиналась снова.

— Прекрасно, Эди?ь! — восклицала она, тряся головою.

— Что съ вами, маменька?

— Что со мною! Люди д?лаются съ каждымь днемъ хуже и неблагодарн?е; право, на св?т? не бьется теперь, кажется, ни одного признательнаго сердца. Витерсъ любитъ меня больше, нежели ты. Онъ ухаживаетъ за мною больше родной дочери. Право, пожал?ешь, что такъ молода лицомъ, иначе, можетъ быть, питали бы ко мн? большее уваженіе.

— Чего же вы хотите, маменька?

— О, многаго, Эди?ь!

— Недостаетъ вамъ чего-нибудь? Если такъ, такъ въ этомъ вы сами виноваты.

— Сама виновата! — возражала она всхлипывая. — Быть такой матерью, какъ я была для тебя, Эди?ь! Д?лить съ тобою все, почти отъ колыбели! И вид?ть отъ тебя такое пренебреженіе! Ты мн? какъ будто чужая. Флоренсу ты любишь въ двадцать разъ больше. Упрекать меня, говорить, что я сама виновата!..

— Маменька, я ни въ чемъ васъ не упрекаю. Зач?мъ вы все говорите объ упрекахъ?

— Какъ же мн? не говорить, когда я вся любовь и привязанность, a ты такъ и ранишь меня каждымъ взглядомъ.

— Я и не думаю ранить васъ. Забыли вы наше условіе? Оставьте прошедшее въ поко?.

— Да, оставьте въ поко?! Оставимъ все въ поко?, и благодарность матери, и любовь, и самую меня въ этой комнат?! Привяжемся къ другимъ, которые не им?ютъ никакого права на нашу привязанносты Правосудный Боже! Эди?ь! знаешь ли ты, въ какомъ дом? ты хозяйка?

— Разум?ется.