молчаніе съ об?ихъ сторонъ.

— Стало быть, моя красотка вел?ла теб? сказать что-нибудь на словахъ? Что же ты не говоришь? Ну, что она сказала?

— Взгляни, — отв?чала фигура.

Повторивъ это слово съ испуганнымъ видомъ, старуха посмотр?ла на собес?дницу, на ст?ны, на потолокъ и опять на собес?дницу.

Алиса сказала: взгляни еще, матушка!

Старуха опять оглянулась вокругъ комнаты съ величайшимъ вниманіемъ и вдругъ, выпучивъ глаза на загадочную незнакомку, испустила пронзительный крикъ и бросилась къ ней на шею.

— Ты ли это, моя д?вка, моя Алиса? Дочка моя, красотка моя! Живехонька! здоровехонька! опять воротилась къ своей матери!

И, повиснувъ на груди этой женщины, старуха перекачивалась изъ стороны въ сторону, не зам?чая, что ласки ея принимаются холодно и неохотно!

— Д?вка моя! Алисушка! красотка моя! куколка ненаглядная! опять ты зд?сь, въ родномъ гн?зд?!

Бросившись на полъ, она положила голову на кол?ни своей дочери, обвивъ ея станъ костлявыми руками, и опять начала перекачиваться изъ стороны въ сторону съ неистовымъ обнаруженіемъ вс?хъ жизненныхъ силъ, какія въ ней оставались.

— Да, матушка, — отв?чала Алиса, поц?ловавъ мать и стараясь, однако же, высвободиться изъ ея объятій, — я зд?сь, наконецъ, въ родномъ гн?зд?. Пусти меня, матушка, пусти. Вставай и садись на стулъ. Что за н?жности? Отойди, говорю теб?.

— Она воротилась еще суров?й, ч?мъ ушла! — закричала мать, выпучивъ глаза на ея лицо и продолжая держаться за ея кол?ни, — она не заботится обо мн?! Столько л?тъ я сирот?ла и вела каторжную жизнь, a она и смотр?ть не хочетъ.

— Что ты хочешь сказать, матушка? — возразила Алиса, отодвигая ноги, чтобы удалить привязчивую старуху, — сирот?ла не одна ты, и каторга была не для тебя одной. Вставай и садись на стулъ.

Старуха встала, всплеснула руками, завизжала и остановилась съ выпученными глазами въ н?сколькихъ шагахъ отъ дочери. Потомъ, взявъ св?чу, она обошла ее кругомъ, осматривая съ ногъ до головы съ бол?зненными стонами и дикими т?лодвиженіями. Зат?мъ она с?ла на стулъ, захлопала руками, закачалась во вс? стороны и застонала еще страшн?е.

Не обращая никакого вниманія на горькія жалобы старухи, Алиса скинула мокрый капотъ, оправила платье и опять ус?лась на прежнемъ м?ст?, скрестивъ руки на груди и обративъ глаза на каминъ. Старуха продолжала б?сноваться.

— Неужели ты ожидала, матушка, что я ворочусь такойже молодой, какой у?хала отсюда? — начала дочь, обративъ глаза на старуху, — неужели думала ты, что жизнь, какую вела я тамъ, за тридевять земель въ тридесятомъ царств?, могла меня разн?жить и приготовить къ чувствительнымъ свиданіямъ? Право, слушая тебя, подумаешь, что все это такъ.

— Не то, не то! — вскричала мать, — она знаетъ это.

— Что же это такое? — возразила дочь, — въ сторону вс? эти намеки, или мн? право не трудно будетъ убраться къ чорту на кулички.

— Вотъ она! вотъ она! Ой, ой, ой! Посл? столькихъ л?тъ разлуки она грозитъ опять покинуть меня! Ой!

— Еще разъ скажу теб?, матушка, въ разлук? жила не одна ты, — продолжала Алиса, — воротилась суров?е, говоришь ты? a ты чего ожидала?

— Суров?е ко мн?! къ своей собственной матери!

— A кто, какъ не собственная мать причиной этой суровости? — возразила Алиса, скрестивъ руки и нахмуривъ брови, какъ будто р?шилась подавить въ гр?ди всякое н?жное чувство, два, три слова, матушка. Если мы теперь понимаемъ другъ друга, намъ не къ чему заводить ссоры. Я у?хала д?вченкой и воротилась женщиной. Я у?хала непокорною дочерью и воротилась назадъ нич?мъ не лучше; къ этому ты должна быть приготовлена. Я не исполняла въ ту пору своихъ обязанностей, над?юсь не исполнять ихъ и теперь. Но д?ло вотъ въ чемъ: разв? ты исполняла свои обязанности по отношенію ко мн??

— Я? — завопила старуха, — обязанности къ своей д?вк?? Обязанности матери къ собственному д?тищу!

— Что? разв? это деретъ твои уши, матушка? — возразила дочь, обративъ на нее холодное и суровое лицо, — я объ этомъ надумалась вдоволь на чужой сторон?. Съ младенчества и до сихъ поръ мн? продолбили уши о моихъ обязанностяхъ къ людямъ; но никому ни разу не приходило въ голову заикнуться объ обязанностяхъ другихъ людей въ отношеніи ко мн?. Это меня удивляло и удивляетъ.

Старуха зачавкала, замямлила, замотала головой, но, нав?рно, никакъ нельзя было узнать, какой смыслъ им?ли эти гримасы. Можетъ, она сердилась, чувствовала угрызенія сов?сти, д?лала возраженія, а, можетъ, просто все это было д?йствіемъ старческой немощи.

— Жила была, — начала дочь съ дикимъ см?хомъ и опустивъ глаза въ землю съ очевиднымъ презр?ніемъ и ненавистью къ себ? самой, — жила была маленькая д?вочка по имени Алиса Марвудъ. Она родилась въ нищет?, вскормлена въ нищет?, выросла въ нищет?. Ничему ее не учили, ни къ чему не приготовляли, и никто о ней не заботился.

— Никто! — завопила мать, указывая на самое себя и ударяя себя въ грудь.

— Ее ругали, колотили, какъ собаку, морили голодомъ, знобили холодомъ, — вотъ и вс? заботы о ней. Другихъ — не знала маленькая д?вочка, Алиса Марвудъ. Такъ жила она дома, такъ слонялась и по улицамъ съ толпою другихъ нищихъ бродягъ. И между т?мъ выростала д?вочка Алиса, выростала и хорош?ла съ каждымъ днемъ. Т?мъ хуже для нея. Было бы гораздо лучше, если бы ее заколотили до смерти.

— Ну, ну! Еще что?

— A вотъ сейчасъ увидишь. Были цв?тики, будутъ и ягодки. Ч?мъ больше выростала Алиса Марвудъ, т?мъ больше хорош?ла и об?щала сд?латься красавицей перв?йшаго сорта. Поздно ее начали учить — и выучили всему дурному. За ней ухаживали, присматривали и въ короткое время выдрессировали ее на вс? манеры. Тогда была ты, матушка, не такъ б?дна и очень любила свою дочь. Съ д?вочкой повторилась та же исторія, какая повторяется двадцать тысячъ л?тъ. Она родилась на погибель и — погибла!

— Посл? такой разлуки! — хныкала старуха, — вотъ ч?мъ начинаетъ моя д?вка!

— Она скоро окончитъ, матушка. П?сня коротка. Была преступница по имени Алиса Марвудъ, еще д?вочка, но заброшенная и отверженная. И повели ее въ судъ, и судили ее, и присудили. Какъ сейчасъ вижу строгихъ джентльменовъ, которые разговаривали въ суд?. Какъ складно и умильно разсуждалъ предс?датель о ея обязанностяхъ, и о томъ, что она попрала въ себ? божественные дары природы, и о томъ, что она должна лобызать карающую руку закона, и о томъ, что доброд?тель всегда и везд? получаетъ достойную награду, a порокъ — достойное возмездіе! Какъ будто не зналъ благочестивый джентльменъ, что этотъ же законъ, не принявшій во время надежныхъ средствъ спасти невинное созданіе, обрекалъ теперь несчастную жертву на неизб?жную гибель! Какъ будто не в?далъ онъ, праведный судія, что пустозвонное краснобайство не спасло и не спасетъ ни одной жертвы, увлеченной нищетою въ бездну разврата!

Алису Марвудъ приговорили къ ссылк? и отправили на тотъ конецъ св?та. Она должна была, по опред?ленію закона, учиться обязанностямъ въ такомъ обществ?, гд? не знаютъ никакихъ обязанностей, и гд? въ тысячу разъ больше всякаго порока и разврата, ч?мъ на ея родин?. И Алиса Марвудъ воротилась женщиной, такой женщиной, какою сл?дуетъ ей быть посл? вс?хъ этихъ уроковъ. Придетъ пора, и конечно, скоро, когда опять поведутъ ее на судъ, и опять услышитъ она благочестиваго краснобая, который еще съ большимъ жаромъ и съ большею торжественностью станетъ разсуждать о доброд?тепяхъ и порокахъ и о возмездіи закона. Тогда не станетъ больше Алисы Марвудъ, но съ ея позоромъ и смертью благочестивые джентльмены не потеряютъ работы. Св?жія толпы преступниковъ и преступницъ, мальчиковъ и д?вочекъ, вскормленныхъ въ нищет?, взлел?янныхъ развратомъ, не замедлятъ явиться предъ ихъ св?тлыми очами, и славный кусокъ хл?ба заработаютъ джентльмены, краснобайствующіе о прелестяхъ доброд?тели, объ ужасахъ порока!

Старуха облокотилась на столъ и, закрывъ лицо об?ими руками, притворилась чрезвычайно растроганной, a можетъ быть, она и не притворялась.

— Кончено, матушка. Я все сказала. Теперь, над?юсь, ты не заикнешься о моихъ обязанностяхъ къ