дали, еще туманной, но постепенно проясняющейся, уже мерцалъ для нея разсв?тъ новой жизни, когда сердце отца будетъ, наконецъ, поб?ждено, и материнская любовь озаритъ ее т?мъ же св?томъ, который н?когда изсякъ на ея губахъ вм?ст? съ посл?дней искрою жизни, угасшей въ день рожденія Павла.

Думая о новой матери съ любовью и безпред?льной дов?рчивостью, Флоренса больше и больше любила свою покойную мать. Она не боялась ихъ соперничества въ своемъ сердц?. Новый цв?токъ выросталъ изъ глубоко-посаженнаго корня, который не могъ быть вырванъ никакою челов?ческою силою. Каждое н?жное слово изъ устъ прекрасной леди отзывалось для Флоренсы эхомъ голоса, давно умолкнувшаго, но затаеннаго нав?къ въ ея осирот?ломъ сердц?. Память о покойной матери была для нея исходнымъ пунктомъ всякой н?жности и любви: какая же другая привязанность могла истребить или ослабить это чувство?

Прошло н?сколько дней посл? визита прекрасной леди. Флоренса сид?ла въ своей комнат? и читала книгу; но мысли ея уносились далеко и отъ книги, и отъ уединенной комнаты. Вдругъ отворяется дверь, и входитъ м-съ Грэйнджеръ.

— Мама! — воскликнула Флоренса, бросаясь въ объятія дамы. — Вотъ вы опять зд?сь!

— Еще не мама! — возразила леди съ кроткой улыбкой, прижимая Флоренсу къ своей груди,

— Все равно: вы скоро будете моею матерью!

— Да, моя милая, скоро, очень скоро.

Н?сколько минутъ Эди?ь не говорила ни слова, лаская кудри и ц?луя розовыя щеки прекрасной д?вушки. Во всей фигур? ея выражалась необыкновенная н?жность, и Флоренса была растрогана еще бол?е, ч?мъ въ первое свиданіе. Эди?ь посадила ее подл? себя, и он? держали другъ друга за руки, об? проникнутыя одинаковымъ чувствомъ участія и любви.

— Ты все была одна, Флоренса, со времени нашего свиданія?

— О да, я была одна!

Флоренса спуталась и потупила глаза въ землю, потому что лицо ея матери вдругъ приняло слишкомъ серьезное выраженіе.

— Я… я привыкла къ одиночеству, — продолжала Флоренса, — и оно меня нисколько не тревожитъ. Случается иной разъ, я и Ди {Di уменьшительная форма мужского имени Diogenes и женскаго Diana. Эди?ь, в?роятно, подумала, что р?чь идетъ о Діан?.} сидимъ вм?ст? по ц?лымъ днямъ одн?-одинехоньки.

Флоренса могла бы сказать: по ц?лымъ нед?лямъ, по ц?лымъ м?сяцамъ.

— Эта Ди твоя горничная, мой ангелъ?

— Моя собака, — отв?чала Флоренса улыбясь. — Горничная y меня — Сусанна.

— A это твои комнаты? — спросила Эди?ь, осматриваясь кругомъ. — Странно, мн? ихъ не показывали прошлый разъ. Ихъ надобно перед?лать, Флоренса. Твои комнаты должны быть лучшими во всемъ дом?.

— Если бы мн? позволили перем?нить ихъ, мама, такъ я бы выбрала для себя одну комнатку, тамъ, на верху.

— Разв? это не довольно высоко, дитя мое?

— Но та комната моего брата, и я очень ее люблю. Я хот?ла просить объ этомъ папеньку, когда воротилась домой и увид?ла перестройки, но…

Флоренса остановила глаза изъ опасенія встр?тить проницательный взглядъ прекрасной маменьки.

— Но я побоялась его побезпокоить этой просьбой, a потомъ разсудила, что лучше всего обратиться къ вамъ, мама, такъ какъ вы скоро будете полной хозяйкой въ этомъ дом?.

Посл? этихъ словъ, произнесенныхъ съ д?тской наивностью, Эди?ь, въ свою очередь, потупила глаза, и Флоренса съ изумленіемъ увид?ла поразительную перем?ну въ красот? этой леди. По первымъ впечатл?ніямъ, Эди?ь должна была показаться гордой и величавой красавицей; но теперь манеры ея были столь кротки и столь н?жны, что будь она даже ровесницей Флоренсы, и тогда ея обращеніе не могло бы вызвать на большую откровенность.

Странно однако-жъ: Флоренс? — даже простосердечной Флоренс? — показалось, будто маменька ея чувствуетъ какую-то неловкость, и это сд?лалось слишкомъ зам?тнымъ посл? того, какъ ей сказали, что она будетъ полной хозяйкой въ этомъ дом?. Очень странно!

Между т?мъ относительно комнатъ прекрасная леди об?щалась выполнить все какъ можно скор?е и какъ можно лучше. Потомъ он? потолковали н?сколько минутъ о б?дномъ Павл?, о житейскихъ д?лахъ, и, наконецъ, Эди?ь объявила, что хочетъ увезти Флоренсу къ себ? домой.

— Мы сегодня пере?хали съ матушкой въ Лондонъ, — сказала она, — и ты останешься y насъ, мой ангелъ, до моего замужества; намъ надобно узнать покороче друтъ друга.

— Какъ вы добры, милая мама! Какъ я вамъ благодарна!

— Теперь вотъ что, моя милая, — продолжала Эди?ь, понизивъ голосъ и осматриваясь кругомъ, — такъ какъ мы теперь совершенно одн?, то я пользуюсь случаемъ дать теб? очень важный сов?тъ, который ты непрем?нно должна исполнить. Посл? свадьбы мы съ твоимъ отцомъ у?демъ на н?сколько нед?ль, и я желаю, чтобы въ мое отсутствіе ты воротилась домой. Кто бы ни просилъ тебя погостить или отлучиться на н?сколько дней, непрем?нно по?зжай домой и не слушайся никого. Лучше быть одной, ч?мъ… я хочу сказать, мой ангелъ, что дома, въ этихъ комнатахъ, теб? будетъ гораздо лучше, ч?мь во всякомъ другомъ м?ст?.

— Я ворочусь домой, мама, въ самый день вашего отъ?зда.

— Именно такъ. Помни же об?щаніе. Теперь собирайся ?хать со мной. Я пойду въ залъ и стану тебя ждать.

Медленно и спокойно будущая хозяйка пошла по огромному дому, не обращая ни мал?йшаго вниманія на великол?піе и роскошь, уже зам?тныя на каждомъ шагу. Это была та же красавица, которая, укротивъ внутреннюю бурю, гуляла между густыми деревьями въ лемингтонской рощ?: та же неукротимая гордостъ души, то же презр?ніе во взор? и на устахъ, та же дикая надменность, вооруженная негоаованіемъ противъ самой себя и противъ всего окружающаго. Велйкол?пный чертогъ, казалось, еще больше пробуждалъ это негодованіе. Искусственныя розы на ст?нахъ и на коврахъ впивались колючими шипами въ ея истерзанную грудь; въ каждой позолот? сверкали атомы ненавистнаго металла, оц?нившаго ея красоту; въ каждомь зеркал? во весь ростъ выставлялась женщина, высокая по своей натур?, но униженная грустнымъ ярмомъ нищеты и презр?нная въ собственныхъ глазахъ. И вс? это видятъ, — думала она, — и н?тъ ей спасенія нигд?, кром? какъ въ той же гордости, которая день и ночь терзаетъ ея собственную грудь.

И неужели эту женщину укрощаетъ невинная д?вочка, сильная только своимъ простосердечіемъ и откровенностью? Неужели вс? эти страсти, даже самая гордость, потухаютъ отъ одного взгляда беззащитной сироты? О да, о да! посмотрите на нихъ въ эту минуту: он? обнявшись сидятъ въ карет?, и Флоренса, съ лепетомъ любви и отрадной надежды, пріютила голову на ея груди. Пусть попробуетъ теперь кто-нибудь обид?ть беззащитную сироту! Гордая Эди?ь броситъ тысячу жизней, если нужно ими пожертвовать для спасенія ребенка!

Умри Эди?ь! Лучше и полезн?е умереть теб? именно въ эту минуту, ч?мъ доживать до конца свою долгую, долгую жизнь!

Какъ бы не такъ! Ея впрство м-съ Скьютонъ уже давно строжайшимъ образомъ запретила произносить въ своемъ присутствіи низкое слово смерть. Пере?хавъ въ Лондонъ, она расположилась въ Брукъ-Стрит?, на Гросвеноръ-сквер?, въ великол?пномъ дом? своего знаменитаго, бывшаго въ отсутствіи родственника, лорда Феникса, который, по поводу брачной сд?лки, очень охотно уступилъ свой чертогъ, над?ясь, что одолженіе будетъ уже посл?днимъ подаркомъ для м-съ Скьютонъ и ея прекрасной дочки. И вотъ въ этомъ разукрашенномъ дом? прекрасная Клеопатра, окруженная блестящей свитой, величественно возлежала на соф? между бархатными подушками, вполн? готовая принимать высокихъ гостей. На первый разъ вниманіе ея пробуждено было прі?здомъ Эди?и и Флоренсы.

— Какъ твое здоровье ангельчикъ Флоренса? Подойди ко мн?, душенька, иоц?луй меня,

Флоренса робко остановилась, отыскивая б?лое м?сто на лиц? м-съ Скьютонъ; но почтенная леди подставила ей ухо, и такимъ образомъ вывела ее изъ затрудненія.

— Милая Эди?ъ, — сказала м-съ Скьютонъ, — я р?шительно… подойди немножко къ св?ту, ангельчикъ Флоренса.