себ?, хотя, быть можетъ, вы этого не думаете.

— Луиза, Луиза! какъ вы можете говорить подобнымъ языкомъ!

— Какъ могу я говорить подобнымъ языкомъ? — возразила м-съ Чиккъ, которая, за недостаткомъ бол?е подходящихъ аргументовъ, думала уничтожить свою противницу презрительнымъ повтореніемъ ея же восклицаній. — Подобнымъ языкомъ! И вы еще объ этомъ спрашиваете!

Миссъ Токсъ плакала навзрыдъ.

— Вы вошли черезъ меня почти въ дов?ренность къ моему брату и обвились вокругъ его очага, какъ зм?я, подколодная зм?я, которая за вс? благод?янія хочетъ вонзить жало въ сердце своего благод?теля! И Лукреція Токсъ изволитъ питать надежду превратиться въ м-съ Домби! О Боже мой! Да это такая колоссальная нел?пость, изъ-за которой, право, почти не стоитъ выходить изъ себя!

— Ради Бога, Луиза, не говорите такихъ страшныхъ вещей!

— Страшныхъ вещей! — повторила м-съ Чиккъ, — страшныхъ вещей! Да разв? не сейчасъ вы доказали очевидн?йшимъ образомъ, что не можете скрывать своихъ чувствъ даже предо мною! Разв? не сейчась спала страшная повязка, которую вы такъ искусно нахлобучили мн? на глаза?

— Я не жаловалась и не сказала ничего, — отв?чала миссъ Токсъ, разражаясь громкимъ плачемъ. — Ваше изв?стіе, Луиза, конечно, поразило меия до н?которой степени, и если прежде я им?ла слабую надежду, что м-ръ Домби чувствуетъ ко мн? н?которую привязанность, то не в_а_мъ бы, Луиза, осуждать меня съ такою безпощадною строгостью.

— Не мн? бы! То есть, она хочетъ сказать, что я сама ее поощряла! — воскликнула м-съ Чиккъ, обращаясь къ мебели, какъ будто и бездушныя вещи должны были сд?латься вопіющими свид?телями буйнаго сумасбродства. — Да, да, я это зыаю, я вижу это по ея глазамъ!

— Я не жалуюсь, милая Луиза, и не упрекаю васъ; но для собственнаго оправданія…

— Конечно, конечно! — воскликнула м-съ Чиккъ, осматривая мебель съ пророческой улыбкой. — Только этого недоставало! Объяснитесь же, Лукреція Токсъ, объяснитесь прямо и р?шительно, что y васъ на ум?! Будьте откровенны хоть разъ съ вашимъ другомъ, Лукреція Токсъ! Я уже приготовлена ко всему.

— Для собственнаго оправданія, милая Луиза, и только для оправданія, я хот?ла бы спросить васъ: разв? не вы первая подали мн? эту мысль? Разв? не говорили вы н?сколько разъ, что, судя по всему, исполненіе ея не подвержено никакому сомн?нію?

М-съ Чиккъ посп?шно оставила кресла, прошлась по комнат?, подняла голову вверхъ и, обращаясь на этотъ разъ не къ мебели, a къ небесамъ, произнесла самымъ торжественнымъ тономъ:

— Есть пред?лъ, за которымъ челов?ческое терп?ніе становится см?шнымъ и даже преступнымъ. Я могу вынести многое, но не все, потому что я челов?къ. Тяжелая мысль отягощала мою душу, когда я собралась сегодня въ этотъ домъ. Не знаю, какъ назвать и какъ опред?лить эту мысль, но если бываютъ предчувствія на этомъ св?т?, то я предчувствовала ужасную, неотразимую б?ду. Сбылось предчувствіе, оправдалась тайная тревога сердца! Дов?ренность многихъ л?тъ уничтожилась въ одну минуту! Кр?пкія узы дружбы разорвались, распались безъ жалости и безъ милосердія! Какое воображеніе представитъ сцену ужасн?е той, которая такъ неожиданно и такъ мгновенно раскрылась передъ моими піазами! Я ошибалась въ васъ, Лукреція Токсъ, и теперь вижу васъ въ истинномъ св?т?. Всему конецъ, всему пред?лъ, всему в?чная память! Лукреція Токсъ, прощайте! Желаю вамъ добра, и всегда буду желать вамъ только одного добра; но какъ челов?къ и какъ женщина, в?рная самой себ?, постоянная въ своихъ правилахъ и всегда уважающая чувства чести и долга, какъ сестра моего брата, какъ золовка его жены, и, наконецъ, какъ урожденная Домби… вы понимаете; я не могу теперь пожелать вамъ ничего, кром? добраго утра. Прощайте, Лукреція Токсъ!

Съ этими словами м-съ Чиккъ, гордая сознаніемъ своей правоты и чувствомъ нравственнаго достоинства, сд?лала шагъ къ дверямъ. Остановившись еще разъ въ положеніи грозной статуи, она кивнула головой и отправилась къ карет? искать ут?шенія въ объятіяхъ своего супруга, м-ра Чиккъ.

То есть, это сказано аллегорически, для красоты слога, a собственно говоря, объятія м-ра Чиккъ завалены были газетными листами. Джентльменъ этотъ не обратилъ даже никакого вниманія на свою драгоц?нную половину и только изр?дка украдкой бросалъ на нее косвенные взгляды. Онъ читалъ и по временамъ мурлыкалъ н?которые отрывки изъ любимыхъ арій. Странное равнодушіе!

Т?мъ странн?е, что м-съ Чиккъ испускала глубокіе вздохи, обращала очи къ небесамъ, кивала головой и вообще вела себя такимъ образомъ, какъ будто еще чинила грозный судъ надъ преступною Лукреціею Токсъ. Наконецъ, внутреннее волненіе м-съ Чиккъ выразилось громкимъ и даже пронзительнымъ восклицаніемъ:

— Вотъ до какой степени открылись сегодня мои глаза!

— До какой же степени, моя милая? — пробормоталъ м-ръ Чиккъ.

— О, не спрашивай меня!

— Я и не спрашиваю. Ты сама навязываешься, мой ангелъ.

— Его жена взволнована до посл?дней крайности и почти выходитъ изъ себя, a онъ и не думаетъ спросить, что съ нею случилось!

— Ну, такъ что же такое случилось, моя милая?

— И эта несчастная осм?лилась питать низкую надежду вступить въ бракъ съ Павломъ Домби! И когда она играла въ лошадки съ невиннымъ младенцемъ, — мн? никогда не нравились эти игры, — кто бы могъ подумать, что въ этой женщин? плодятся коварные замыслы соединиться съ нашей семьей! Низкая тварь! Но я над?юсь, небесное правосудіе не оставитъ ее безъ наказанія.

— Къ чему-жъ тутъ вм?шиваться небесному правосудію, моя милая? — слегка возразилъ м-ръ Чиккъ, почесавъ переносье газетнымъ листомъ. — До нын?шняго утра ты, кажется, и сама была не прочь отъ такого родства. Партія, пожалуй, довольно приличная, — ты именно была этихъ мыслей?

М-съ Чиккъ заплакала навзрыдъ и сказала озадаченному супругу, что онъ можетъ, если захочетъ, растоптать ее ногами, только не обижать постыдной клеветой. М-ръ Чиккъ замолчалъ.

— Но съ Лукреціей Токсъ y меня покончено все, — начала м-съ Чиккъ посл? короткой паузы. — Пусть Павелъ лишаетъ меня дов?ренности въ пользу особы, которая, какъ я над?юсь и ув?рена, им?етъ полное право зам?нить б?дную Фанни; пусть онъ изв?щаетъ меня о такой перем?н? со своей обыкновенной холодностью, — я не сержусь и не с?тую, что заран?е не спросили моего сов?та? Но хитрыхъ замысловъ, но двуличности, но низкихъ уловокъ, — вотъ чего я не терп?ла и не терплю. Поэтому я все покончила съ Лукреціей Токсъ. Тяжело мн? было, но что же д?лать? Во всемъ надо полагаться на волю Божію. Да оно и къ лучшему, если разсудить спокойно и безъ пристрастія. Павелъ попадаетъ теперь въ высшій кругъ, и его новые родственники — аристократы чист?йшей крови. Разум?ется, знакомство какой-нибудь Токсъ могло бы компрометировать и его, и меня. Во всемъ видень перстъ Божій, и рука Всевышняго иногда спасаетъ насъ даже противъ нашей воли. Велико было мое искушеніе сегодня, но я не жалуюсь и не ропщу.

Быстро идетъ впередъ архитектурыая д?ятельность въ дом? м-ра Домби. Шумъ, крикъ, стукъ, безпрерывная б?готня взадъ и впередъ отъ ранняго утра до поздняго вечера. Діогенъ видитъ грабителя на каждомъ шагу, лаетъ безъ умолку и безпардонно отъ солнечнаго восхода до заката, и уб?ждается противъ воли, что дерзкій непріятель все перевернетъ вверхъ дномъ. Новыя перем?ны, новыя декораціи встр?чаетъ удивленный взоръ каждое утро; но… но н?тъ и н?тъ перем?ны въ образ? жизни отверженной дочери м-ра Домби. По вечерамъ, когда работники уходятъ, Флоренса прислушивается къ ихъ шагамъ и воображаетъ, съ какою радостью возвращаются они въ веселыя семейства, съ какимъ нетерп?ніемъ ожидаютъ ихъ оставленныя д?ти. A она одна, всегда одна, и домъ ея отца, по крайней м?р? по ночамъ, все тотъ же опуст?лый, скучный, заколдованный домъ.

Но уже не съ тоской, какъ прежде, встр?чала она наступающую ночь. Яркая надежда оживляла ея сердце. Прекрасная леди, ц?ловавшая ее въ той самой комнат?, гд? н?когда безжалостный отецъ растерзалъ ея любящую душу, рисовалась въ ея воображеніи св?тлымъ ангеломъ небесной благодати. Въ