На двери, на полу, на стенах. Иноки сердились.'Нет! – настоятель им – Изгнать, вы говорите?Не мудро. Жаворонок нам достался, не ворона.Что, если в нем талант дарован нам,Как кармелитам, как камальдолезам[19],И Богомольным братьям – изукрасить церковь,Такой ей дать фасад, как подобает!'Вот так он мне позволил малевать.Хвала! Так голова была полна, а стены голы,Что не бывало облегчения такого в свете!Сначала, все сорта монахов, белых, черных,Нарисовал, худых и толстых; а потом и прихожан –От старых кумушек, на исповедь спешащих,До скорченного парня у алтарных врат –В крови убийства, тот укрылся в церкви,И дети вкруг него собрались, содрогаясьВ восторге – частью от небритой бороды,А частью – видя сына жертвы гнев бессильный:Одна рука в кулак пред злыднем сжата,Другой он крестится, взирая на Христа(Чей лик печальный на кресте лишь это видит –Страданья, страсти тысячу уж лет);Тут дева бедная, накинув фартук на главу,(Горящий взор пронзает ткань) подходит к нимНа цыпочках, и что-то говорит, бросает хлеб,Сережек своих пару и цветов корзину(С бурчаньем скот хватает), молится и исчезает.Так сделал я, воззвал: 'Просящий получает!Смотрите, все готово!'; лестницу сложилИ показал раскрашенный кусок стены.Монахи кругом стали, и хвалили громко,Не зная, что смотреть вначале, что потом,Натуры неученые: 'Вот это человек!Смотрите на мальчишку, что собаку гладит!А девушка – точь в точь племянница Приора,Что лечит его астму; это жизнь живая!'Но тут сгорел триумф мой, как солома:Начальные пришли, чтоб оценить труды.У настоятеля и старцев вытянулись лица,Приказ был отдан – прекратить работу. 'Как?!Он вышел за предел приличий, милуй Бог!Глаза, тела и члены как живые,Их много, как горошин; дьявольский соблазн!Твое заданье – не прельщать людей красою,Хвалить непрочный глиняный сосуд,Но ввысь поднять, презрев сей бренный мир,Забыть заставить о существованье плоти!Твоя работа – души рисовать людские:Душа – она огонь…иль дым? О нет, о нет…Она что пар, завернутый в пеленку, как дите(Такою изо рта исходит у умерших).Нет, это… ну, что говорить, душа – это душа!Вот Джотто, у него Святые молят Бога,К тому нас призывая – почему не делать так же?Зачем изгнал ты мысли о молитвеЦветеньем красок, линий, непонятно чем?!Рисуй нам душу, о руках – ногах забыв!Стереть все это. Попытайся снова.Ох, эта юница с огромной грудью…Совсем племянница моя… Иродиада, я хотел сказать,Поет и пляшет, получив главу святую!Убрать все это!' Разве в сём есть смысл, спрошу?Чудесный способ душу рисовать – изображая телоУродливым, чтоб взгляд не задержался, а пошелПодальше, отвращаясь. Сделать желтым снег,А то, что желто – сделать просто черным,Так смысл яснее выявлен (как будто),Когда все значит не себя и видом страшно.Зачем я не могу ногам придать движенье,Чтоб левая и правая двойной свершили шаг,И плоть красивой сделать, достоверной душу,В порядке обе сути? Милое лицо возьмем,Племянницу Приора… ох, угодники! Столь чудно,Что не понять – надежда в нем иль страх,Печаль иль радость? Разве красота не в этом?Представим – ей нарисовал глаза, огромны и глубоки,Так почему мне не добавить жизни в плоть,Затем прибавить душу – все втройне возвысив?А скажем, вот бездушная краса –(Такой не видел – но положим так):Возьмите красоту и ничего иного –Уже вещь лучшая из всех, что создал Бог!Отлично; а найти потерянную душуСумеете в себе, когда восславите Творца.'Стереть!' Вот вам и жизнь моя, вся вкратце,И так идет она до дня сего.Я стал мужчиной, точно, и оковы скинул:Не надо было брать ребенка, восьми лет,И заставлять отречься от лобзаний!Хозяин сам себе, рисую по желанью,Рад друга завести, заметьте, в этом Доме!О Боже, там колец цепочка по фасаду –Все нужны лишь затем, чтоб закреплятьЗнамена, или привязать коней! Вот чудо!…Ученья годы помню, темный, мрачный взор,Все смотрит, за плечом маячит – как рисую,Все головой качает: 'Вот конец искусства!Ты не из праведных, великих мастеров:Брат Анджелико – посмотри, вот гений!
