Зашевелился и пополз И скрылся под землей. Он у реки хотел спросить, Кого он встретит впредь. Но та успела позабыть И жизнь его, и смерть. Он вспять пошёл и мох соскреб С морщин седых стихов И прочитал: «Налево скорбь, А супротив любовь». Стопа налево повела, И шел шестьсот он дней. Долина скорби пролегла, Он вширь пошел по ней. Сухой старик пред ним возник, Согбенный, как вопрос. — Чего хватился ты, старик, Поведай, что стряслось? — Когда-то был мой дух высок И страстью одержим. Мне хлеба кинули кусок — Нагнулся я за ним. Моё лицо не знает звезд, Конца и цели — путь. Мой человеческий вопрос Тебе не разогнуть. А на пути уже блистал Великий океан, Где сахар с берега бросал Кусками мальчуган. И вопросил он, подойдя, От брызг и соли пьян: — Ты что здесь делаешь, дитя? — Меняю океан. Безмерный подвиг или труд Прости ему, Отец, Пока души не изведут Сомненья и свинец. Дай мысли — дрожь, павлину — хвост, А совершенству — путь… Он повстречал повозку слёз — И не успел свернуть. И намоталась тень его На спицы колеса. И тень рвануло от него, А небо — от лица. Поволокло за колесом По стороне чужой. И изменился он лицом, И восскорбел душой. На повороте роковом Далёкого пути Отсек он тень свою ножом: — О, верная, прости! Он тенью заплатил за скорбь Детей и стариков. Подался вспять и мох соскреб: «А супротив любовь». Но усомнился он душой И руку опустил На славы камень межевой И с места своротил. Открылся чистым небесам Тугой клубок червей. И не поверил он глазам И дерзости своей.