славянских витязей Федора Тютчева и Афанасия Фета, Сергея Есенина и Николая Рубцова, чьи стихи благодаря таланту Годжи Халида обрели новую жизнь на азербайджанском языке.

     Этот уникальный синтез — изощренной поэтической культуры Востока, славянской духовности и развитой поэтической интуиции — дает удивительный творческий результат в лучших стихах Годжи Халида.

Бахлул Даненде - мудрец, острослов, герой азербайджанского эпоса.

СЛОВО О ЗАКОНЕ И БЛАГОДАТИ МИТРОПОЛИТА ИЛАРИОНА.

Увы, время безжалостно и стирает следы всякой премудрости, заиливает источники красно- украшенной дивной русской словесности. Да к тому же борения жестокосердых и беспамятных, нашествия иноплеменников и полоны, войны и бедствия опустошают национальные сокровищницы, которым, казалось, и переводу-то не будет. И вот на наших буквально глазах минуло каких-нибудь сто лет, а уж столько всего поистухло по нарочитости нашей, иль по лени, иль по замыслам наших извечных ворогов, коих не пашут и не сеют, а они сами, как из преисподней, рождаются. Да и народ, засыпая вроде бы от туги и нужи, почасту придремывая на один глаз и попуская на наши пажити бесноватое воронье, скоро позабывает за заботами о хлебе насущном нажитой опыт отичей и дедичей, и в который уж раз наступает на прежние грабли.

Ведь на письме человечество закрепляет себя во времени. Кто не знает нынче старинной поэмы 'Слово о полку Игореве', выпетой на молитвенном вдохновении, песни высокой, занебесной, но подпертой крепкими стулцами православной веры. Ее, эту песнь, когда разыскали случайно, вдруг почли за 'аз' русской духовной литературы и вдруг показалось, будто высшие силы создали этот шедевр, как бы сброшенный на землю с неба, а позади была лишь языческая немота и погребальный вопь волхвов, отпевающих свою отходящую веру. Пустыня неплодная была, камень гольный, где ничто не могло взрасти от варварийского семени? Но только немому уху и постылому чужеродному сердцу можно внушить эти обманки. Стоит лишь поймать душою раздольный распев, это многоголосье, эту необычную чуткость художной руки, как сразу поймешь, что в учителях-то у неизвестного вещего Бояна были дивные мастера, уже давно копытившие поэтическую ниву. Нет, не бродячий пастух водил лебяжьей тросткой по пергаменту, не шатун-погорелец и не вор-побродяжка, но человек добро вкусивший от древа культуры, за коим стояли вплотную не один век русского мужания.

И не удивительно, что еще за полтора столетия до военной поэмы 'Слово о полку Игореве' появилось 'Слово о законе и благодати' митрополита Илариона. По художественной ценности оно не уступает, но превосходит по духу, по сердечной мощи, по христианской отваге и предвидению. Митрополит в начале второго тысячелетия напутствует Русь, дает ей отеческое наставление и верный путеводительский фонарь: Благодать христианства выше всяких Законов.

'Слову' митрополита Илариона всячески не везло, оно было затолкано в дальние чуланы забвения и даже после того, как вновь было явлено русскому народу, недруги, напугавшись страсти инока, его несокрушимым и немеркнувшим откровениям, попытались вновь засунуть его под спуд и умертвить. Но оно воскресло сначала волею (ныне покойного) ученого Василия Дерягина и было издано брошюрою в самом невзрачном виде и замечено лишь знатоками. И вот замечательный поэт Юрий Кузнецов совершил свой житийный подвиг и переложил немеркнущее 'Слово' митрополита на поэтический язык.

Представляем отрывки не перевода, переложения или поэтической версии, а 'сотворения', так назвал свою работу поэт Юрий Поликарпович Кузнецов.

2007-05-17 / родился в 1972 году. Поэт. Член Союза писателей России.