Это был он! И мы вскоре его увидали. Медленно камень катил он на гору печали. — Это Сизиф! — я воскликнул. И вздрогнул Сизиф, И обернулся. Воистину, жизнь — это миф! — Ухнем, Сизиф! — крякнул я, и вкатили мы вместе Камень на гору, и камень остался на месте. И улыбнулся Христос и во славу Свою Молвил Сизифу: — И ты скоро будешь в Раю. Жди невечернего знака… — Сизиф преклонился Так, что огнём в одну сторону ад преломился. Слово Христа прозияло, как пламя в дыму: — Где Прометей? — Там! — Сизиф ухнул камнем во тьму. Он на вершине обтёр загрубелые руки Клочью тумана. Окончились вечные муки, Но не иссякла бывалая сила и честь, Ухом повёл и сказал с облегчением — Есть! Камень в кого-то попал, а в кого — неизвестно. Только неистовым воплем ответила бездна. Впрочем, я видел, в кого этот камень попал. Он на излёте Иуду сразил наповал. Вижу всё дальше! Открылось мне зренье такое. Сердце, ты страждешь! О, сердце моё ретивое, Если не вынесешь мук и двужильных страстей, Ангел не сыщет нигде моих белых костей… Я невидимку заметил — то ангела волос! Я потаимку услышал — то ангела голос! Волос коснулся, а голос шепнул шепотком: — Я отыщу твои кости везде, но потом… Молвил Христос: — То, что видишь, — обман и подделка. Выпукло видишь, да только ни крупно, ни мелко. Вот что ты знаешь: поэт — это солнце и тьма. В этом ты прав. Но окстись на вершине ума. Бог может только всего человека заметить, Даже не глядя. — Мне нечего было ответить. — Вот что я знаю ещё, — я промолвил. — Христос Тоже поэт. — Временами! — Господь произнёс И, поглядев на меня, покачал головою: — Прав ты в одном. Остальное пусть будет со Мною. В сердце поэта есть тьма, но не самая тьма. Если б ты видел всю правду, сошел бы с ума… В шелесте ветра я слышал печальные звуки, Всхлипы, и плачи, и жалобы вечной разлуки. Кто-то крадется за нами! — я вслух произнёс. Это мудрец Лао-Цзы! — отозвался Христос. — Он размышляет о Дао на кромке обрыва — Так над водой облетает плакучая ива. Он прозревает о вере святой и простой — Грезила так Приснодева над чашей пустой. Но мудреца отвлекают печальные звуки, Всхлипы, и плачи, и жалобы вечной разлуки. — Кликнул его Иисус и во славу Свою Молвил китайцу: — И ты скоро будешь в Раю. Жди невечернего знака… — Мудрец преклонился, Шёпот его, словно куст перемен, преломился: — Тот, кого ищешь, идет за Тобою вослед. — Или навстречу, — гласил безоглядный ответ. Мы по уступам печали спускались в долину И осыпали то пламень, то дым, то лавину. Где-то внизу, как на севере дождик косой, Бледная смерть замерцала щербатой косой, В шелесте ветра рыдали печальные звуки, Всхлипы, и плачи, и жалобы вечной разлуки. Бедный разбойник хватался во тьме за меня, Пуча глаза, как сова среди белого дня. Чёрное солнце блистало кромешным исподом. — Как тебя звать? — я спросил. — И откуда ты родом? — Я из глухого местечка по имени Рош. — Ты не похож на еврея. — И ты не похож. Ты не заметил, Господь головою качает? Он сожалеет о нас или с нами скучает? — То и другое. — Меня озадачил вопрос. Стало быть, маятник? То Иисус, то Христос. В бездне, окутанной тучами страха и смрада, Мы трепетали от жгучего жара и хлада. Молвил Христос, на долину перстом указав: — В этой долине страдает невинный Исав. Скоро он будет в Раю, но об этом не знает. Многие будут в Раю, кто Меня поминает И поддается прощенью по выслуге мук… Где-то упал, как пустое в порожнее, звук! Это лавина в последнем великом смиренье Остановилась. Окончилось грехопаденье! Глина и рёбра лавины на самом краю Зашевелились и выдали тайну свою: Вышли оттуда Адам и заветная Ева. Добрый Господь не попомнил им старого гнева. Обнял обоих и молвил во славу Свою: — Скоро вы будете вместе со Мною в Раю. Ждите высокого знака… — Они преклонились Так, что две стороны бездны огнём преломились. И обнажилась долина до самого дна.
