- По какой ходке тут?

- По третьей. Бакс тридцать два по-новому. Под шорой сейчас.

- Да он уже давно не новый... Чалить долго собираешься?

- Свиньи скажут. Если залаяло - ванькой буду. Асам?

- Сколько есть - все мои. Корешей тут имеешь?

- Да пока в дыму. Ничего: обнюхаемся.

- А как, если стать на лыжи?

- Не канается. Я же на воле вертун и тут не загнусь.

- Станешь вкалывать? Ты что, бык-рогомет?

- Давить клопа мне безвыгодно. Продал свободу, так что сейчас - самый раз тут припухнуть. Усек?

- Ты не шансонетка - самому виднее. Может, зонта уже увидел?

- Да уж не знаю... Вроде срисовал одного - только навыворот. Мусор, а может, и шарик - в давние дни пересекались. Засундучил меня, было дело.

- Барином здесь?

- Да нет! Может, он капустник был или политик - только он тоже вроде бы попал на банк. Тут он, в садиловке.

- Точно все?

- Проверить еще надо. Но если он - не упущу. Вальну его, век свободы не видать. Он - закопанный, мне горбатого не слепит.

- Вентилируй. Если не закуришь - бякни. Сголдим блатных.

- Клево... Тут прозвучала команда - встать и строиться, и диалог нарушился, добавив Милову немало озабоченности. О нем ведь шла речь, вряд ли могло быть такое совпадение - чтобы в этом этапе оказался и еще один каспарский милицейский. А сам он - да, с немалым количеством блатных пришлось ему пообщаться за годы службы в этих краях, и у многих из них были, конечно, поводы на него обижаться; а родичи и кустари - народ злопамятный. И примета у него действительно есть - к счастью, не на лице, так что его еще раздеть надо, чтобы проверить, а это не так уж просто...

Он не стал вертеть головой, чтобы углядеть говоривших: сейчас самым разумным было - ничего не видеть, ничего не слышать, но как можно больше знать и еще больше - предвидеть. Занял свое место в строю и стал ожидать дальнейшего - в общем уже зная, конечно, что сейчас должно произойти: первичная сортировка.

И в самом деле, начальство вышло с сопроводительными списками в руках, и началась унылая перекличка. Все как у людей - только в отличие от обычного лагерного порядка здесь статей не называли, а выкликали неисправность, и не было фамилий: одни лишь номера.

- Слабо выраженное локальное разрегулирование с наладкой в процессе элементарного функционирования - номера...

Цифры, цифры. После каждой числовой комбинации один технет выбегал из строя и рысцой следовал к месту нового построения.

- Полифункциональное расстройство со стационарным ремонтом...

Номера, номера. По одному, по одному - но вокруг Милова соседей оставалось все меньше. И это ему не нравилось: тот, кому хочется опознать его, теперь, незримый в толпе, сможет сделать это, ни на что не отвлекаясь. Самому же ему оставалось лишь стараться загнать в память как можно больше лиц (про себя он не называл это 'верхними панелями') из тех, что виднелись теперь уже напротив, в самой большой группе 'локально разрегулированных'; диагноз этот, как подумалось ему, обозначал скорее всего просто- напросто роботов-уголовников. Значит, и такие имелись - и не одни лишь редкие единицы. Но вот говорившие за его спиной несколько минут тому назад, свободно ботавшие по фене - они никак технетами не могли быть вроде бы? Технетов ему арестовывать не приходилось: в его времена их вовсе не было. Или уже существовали - просто маскировались под людей? При желании это было бы очень несложно. Словом, чем дальше, тем больше неясностей возникало в его новом положении...

Тем временем он остался и совсем один.

- Общее разрегулирование с углубленной иллюзией излишнего времени...

Вот, значит, как называется его неисправность. Иллюзия излишнего времени? Любопытно, с чем эту хворобу едят?

Зазвучали цифры. Он и так знал их наизусть, но все же проверял, повторяя про себя. Никаких ошибок: то был номер, нанесенный не так давно на его грудь, в области сердца, - номер, обманувший (пока еще) искушенного, надо полагать, Кузу.

- Я! - крикнул он, как и следовало откликнуться.

- Остаться на месте! Службам - развести остальных!

Команды тут выполнялись быстро. И вскоре Милов остался на плацу один - если не считать охраны.

'А для них время действительно как бы выпало, - пришло ему в голову. - Лет этак с полсотни. Форма у всех теперь та же, что была именно столько лет тому назад - до всяких крупных событий. Ну что же, небольшая хитрость - представить, что полувека вообще не было. Только у соседей-то это время было, и они вовсе не спали... Да, любопытно. Значит, чем-то я показал, что у меня - другой отсчет времени, не тот, что у них. Ладно, посмотрим, во что все это выльется. Память они мне отбивать станут, что ли? Или действительно - решат, что овчинка выделки не стоит, и шарахнут куда-нибудь в крематорий - или утилизатор, черт знает, как это у них сейчас называется. Нет, до обидного хлипкой информацией располагали о Технеции - и не одни только американцы...'

Наконец-то и к нему подошли:

- Технет, следуйте за нами.

Двое. Значит, и сейчас еще побаиваются. А почему, собственно? Он ведь никакого активного сопротивления не оказывал. Что-то знают? Что? Откуда? Хотя - если какой-то урка опознал или почти опознал его, то почему не могло это получиться у других - гораздо лучше снаряженных и информированных? Или, может быть, такие почести полагались ему по той причине, что он потребовал разговора с Клеврецем - в новом государстве, надо полагать, достаточно высокопоставленной личностью?

Они втроем неторопливо пересекли плац, прошли мимо нескольких бараков и остановились перед небольшим двухэтажным кирпичным домиком. Из единственной двери его вышел вооруженный автоматом технет.

- Получите доставленного, - сказал один из приведших Милова.

Вооруженный не сказал ни слова, только мотнул головой, приглашая войти. Милов на всякий случай покосился на конвоиров и после разрешающего жеста поднялся по четырем ступенькам крыльца.

Дверь за ним затворилась беззвучно, однако три замка потом звякнули, один за другим - гулко, внушительно, словно запирался старинный банковский сейф со звоном.

3

(107 часов до)

'Смахивает на детектор лжи, - подумал Милов, пока ему, усаженному в неудобное, высокое кресло, прикрепляли датчики не только к голове, но и к груди, спине, обхватывали манжетами запястья, лодыжки... - И все же это не полиграф; новая встреча с воистину непредсказуемой технетской цивилизацией. Непредсказуемой - потому что там, где от нее ждешь чудес, она вдруг оказывается вчерашним днем мирового уровня, даже позавчерашним - ну, а вот сейчас может оказаться совсем наоборот. Так что лучше будет приготовиться к любым неприятностям - даже к тем, которых по теории и быть не должно. И поменьше размышлять, но полагаться на интуицию, действовать рефлекторно пусть это даже покажется глупым любому, наблюдающему со стороны. А вообще-то эта процедура заставляет вспомнить то, о чем меня предупреждали заблаговременно...'

Однако времени для того, чтобы погрузиться в воспоминания, у Милова уже не осталось. Те, кто усаживал его и снаряжал, закончили свою работу и без единого слова или лишнего движения (истинно по- технетски, не утерпел он, чтобы не подумать) отошли к двери и там застыли, словно выключились. Прошла минута - и оба встрепенулись, повернулись фронтом к двери и вытянулись в струнку перед вошедшим - начальником, видимо, обладавшим плотной, чтобы не сказать хорошо упитанной, фигурой, румяной верхней панелью с крупным носом и большими карими видеодатчиками, в которых - или это Милову только почудилось? - где-то на донышке таился даже юмор. Руки были крупные, белые, ухоженные. Халат, в который упитанная фигура была облачена, - накрахмален до скрипа. Одним словом, существо обладало