Ника не углубляется – на самом-то деле все немного сложней. Нет ни шаров, ни воды – есть элементы окружающего мира и ее сознание, скользящее по их поверхности в поисках мелких, невидимых глазу трещин. В этих трещинах и проходит Граница. Только теперь, после месяца ежедневной практики, Ника понимает, почему у Границы нет географического местоположения – она проходит везде, в каждой точке мира живых. Надо лишь уметь мысленно расколоть материю, проникнуть в мельчайший зазор и потом, расширяя его, двигаться дальше – в промежуточные миры, миры мертвых или еще глубже.
Но ее задача – не раздвигать края трещин, а скользить по микроскопическим пустотам, соизмеряя свое движение со сложным ритмом вдохов, выдохов и пауз. Ника помнит, как ей впервые удалось продвинуться всего на два такта – потом она потеряла концентрацию, и ее выбросило назад. Но раз за разом она погружалась все глубже… научилась распознавать различные границы, выбирать маршрут… другие миры проплывали мимо, как пейзажи за окнами поезда… менялись, как в калейдоскопе… но не они интересуют Нику… ее поиски проходят на границе миров… она ищет след… отпечаток… доказательство того, что некто заперт в бесконечной паутине зазоров между мирами.
Проходят недели. И однажды поздним вечером Ника видит переменчивую карту пустот, всего на мгновение – словно вспыхнула молния. Эта структура, эта сеть – Ника ее знает: много лет назад, задолго до знакомства с брахо Иваном, она уже видела ее совсем в другом месте…
Она снимает трубку, набирает номер.
– Марина? – говорит она. – Приезжай ко мне завтра.
Кажется, я знаю, что нам делать.
7Выйдя из лифта, они останавливаются. Гоше кажется, дверь совсем не изменилась с тех пор, когда он впервые пришел к Лёве в гости, – только дерматин местами порвался, и рыжеватая вата торчит из дыр.
Марина и Ника смотрят на него, будто именно он должен позвонить.
– Мы ведь за полгода к ней ни разу не зашли, – говорит Гоша.
Стыдно. Как они могли забыть про Шурку? Ей ничуть не легче, а они…
– Потом будешь виниться, – раздраженно говорит Марина и нажимает кнопку звонка.
За дверью шаги, потом щелкает замок… на пороге незнакомая невысокая девушка в круглых очках.
Неужели Шурка так изменилась, растерянно думает Гоша, но девушка тоже смотрит на них в недоумении.
– Кто там, Майя? – раздается из глубины квартиры знакомый голос.
За полгода Шурка действительно изменилась – а может, не за полгода, а за год или полтора? Так ли часто они виделись, когда Лёва еще был здесь? А потом, когда его не стало, они всего раз к ней подошли у школы – и всё. В памяти она осталась маленькой девочкой, школьницей-младшеклассницей. А на самом деле – уже девушка, высокая, рыжеволосая, красивая. Только голубые, как у Лёвы, глаза смотрят недобро и… холодно.
Ну да, такой же взгляд все эти месяцы и у Марины.
Какие мы все-таки свиньи, думает Гоша.
Они сидят на кухне, на столе две чашки – видимо, Майя и Шурка пили чай.
– Прости, что мы так надолго исчезли, – говорит Ника. – Мы надеялись, сможем что-нибудь сделать и придем к тебе с хорошими новостями.
– И где же эти новости? – осведомляется Шурка.
Эту интонацию Гоша прекрасно помнит – так говорил Лёва, когда злился.
– Ну, это не совсем новости, – говорит Ника. – Это, скорее, просьба. У меня есть одна безумная идея… и, возможно, мне нужна твоя помощь, чтобы ее проверить.
Шурка молчит, но девушка в очках быстро спрашивает:
– А это поможет вернуть Лёву?
Лёва-то говорил что-нибудь про эту Майю? Кажется, упоминал при Гоше раз или два, эдак иронично… и Вольфин еще обмолвился, что она на Лёву запала. Выходит, Майя все это время приходила к Шурке, а они, Лёвины друзья, о ней даже не вспоминали…
– Я надеюсь, – отвечает Ника. – Сейчас я объясню.
– Погоди, – говорит Марина. – Мы же хотели только Шурке рассказать, а Майя… она тут вообще ни при чем! Подумаешь, Лёвина однокурсница!
– Знаешь, Марина, – говорит Шурка, – в этом доме ни при чем ты. А Майя – мой друг, и Майя любит моего брата, любит, хотя не видела его с позапрошлого ноября! Либо говорите нам обеим – либо уходите.
– Я тоже люблю твоего брата… – начинает Марина.
Но Ника накрывает ее ладонь своей:
– Успокойся. Это даже хорошо, что Майя здесь. Чем больше людей, которые любят Лёву, тем лучше.
– Вы знаете, – говорит Ника, – до сегодняшнего дня я никогда этого не рассказывала, даже Гоше… но много лет назад, когда мы впервые были на Белом море, с нами вместе поехала одна учительница… Зиночка. Шурка – ты, может, знаешь… она потом погибла… Так вот, Зиночка была влюблена в… неважно в кого…
Ника говорит, запинаясь, и Гоше, который уже слышал сегодня эту историю, хочется рассказать ее самому, чтобы избавить от этого Нику. Но нельзя, это только ее история, и поэтому он внимательно смотрит на Шурку и Майю, как они сидят рядом, словно самые близкие подруги, и не сводят с Ники глаз.
– И Зиночка рассказывала мне о том, что такое любовь… я думаю, она была чуть старше, чем я теперь, а я… я была младше Шурки и совсем ничего про любовь не понимала. Но Зиночка так говорила, что я вдруг увидела сеть… сеть любви, которая пронизывает все миры – миры живых, мертвых, дважды мертвых, глубинные миры, всё… Это меня так потрясло, что я все эти годы об этом думаю. И недавно, во время занятий… я занимаюсь фридыхом, практикой свободного дыхания, теперь, наверно, это незаконно, но неважно… так вот, во время занятий я снова увидела эту сеть и поняла, что она стягивает все части Большого Мира, связывает воедино этот, как его называл Лёва, фрактал… Вы знаете, что такое «фрактал», да?
– Конечно, – говорит Майя. – Я с матмеха.
– И что? – спрашивает Шурка. Она по-прежнему напряжена, сидит с прямой спиной, сцепленные руки лежат на столе.
– Я не знаю, говорила ли ты Майе, – продолжает Ника, – но ты-то знаешь, как мы спасли тебя от Орлока. Лёва наверняка тебе рассказал.
Шурка кивает.
– Орлок Алурин, дважды мертвый, пытался убить Шурку, но мы вытащили его из этого мира в один из мертвых миров, – поясняет Ника Майе. – Я не хочу рассказывать, что конкретно мы сделали, но мы сделали это через боль, кровь и убийство. Через страдание. Потому что страдание – это разменная монета, валюта для торговли с мертвыми. На этом наше Учреждение и их Контора строят свою власть. Они внушают нам, что на этом держится мир – на страдании, на борьбе, на войне, на страхе. Много лет я ненавидела Учреждение, Учреждение и Контору. Я хотела сражаться против них, но ненависть – это их территория, на ней их не обыграть. Я приняла ту картинку,